Dinner Time!

Серые тучи затягивали небо Лондона, скрывая город от Солнца, которое вот уже больше четырех с половиной миллиардов лет баюкало свою систему, раскручивая ее волчком в непрерывном танце, словно гигантское йо-йо, которое продолжает наматывать на себя бесконечную нить времени. Мастер с отвращением вспомнил, как при обыске в пиджаке Доктора была обнаружена эта земная игрушка, и поморщился. Руки непроизвольно, словно запрограммированные на команду, начали сжиматься в кулаки. Доктор. Мастер жадно втянул носом воздух, будто прямо сейчас мог почувствовать Его. От Доктора всегда исходил дразнящий тончайший медовый аромат. Как тогда, еще в Академии, когда они не выбрали себе свои новые имена. В трактатах о физиологии галлифрейцев был забавный пункт о том, что их кожа источает медовый запах. И Мастер каждый раз недоумевал от этой банальной мелочи. Зачем углубляться в такие тонкости? О да, Доктора бы конечно заинтересовала такая деталь. Но несмотря на столетия, Мастер прекрасно помнил тот самый момент, когда все перевернулось. Словно планета, от которой оторвали спутник, и теперь нечто не удерживает ее оттого, чтобы, застыв в одной позе, продолжать вращаться по орбите. Интересно, Доктора опрокидывало также всякий раз, когда Вселенная забирала у него очередного компаньона, и он был вынужден хаотично раскручиваться, пока какая-нибудь пустоголовая девица или амбициозный паренек не запрыгнет к нему в ТАРДИС, чтобы Доктор вновь надежно зафиксировался в пространстве и продолжил свое неизменное вращение? Мастер и сам не помнил точно, при каких обстоятельствах все это произошло, потому что дружба, что была между ним и Доктором, когда они еще носили свои старые имена, была глубоко схоронена под слоями ненависти и обиды, которые он старательно и любовно взращивал, словно диковинный и опасный вид растения. Каждый раз Мастер скармливал ему очередную дозу яда, который разъедал его изнутри после их встреч с Доктором. Но в его памяти… Памяти, которая принадлежала совсем другому человеку, уже давно не ему, потому что то, что было – он потерял много столетий назад. В его памяти оживало воспоминание, словно проявляемая в растворе фотопленка. Он помнил солнечный жаркий день, и небо было налито медью. Над головой пекли солнца, и его кожа была необычайно горячей. Он стоял на смотровой площадке Академии, вцепившись тонкими нервными пальцами в бортик, и глаза застилали тусклые оттенки охры. Подавшись назад, прочь от перил, он наткнулся спиной на чью-то грудь… и неожиданно сильные худые руки крепко вцепились в перила по бокам от его рук. На него накатило облегчение, и он блаженно прикрыл глаза, ощущая позади себя тепло чужого тела, вдыхая сладкий аромат меда, который вязко отдавался на языке. Он чувствовал теплое и размеренное дыхание позади себя, так и продолжая стоять зажмурившись. И словно лавина, сошедшая с Кадона, обрушившая снежную шапку, прорезающая атмосферу планеты и скользящая по серо-зеленым склонам горы, мысли душными силками сдавили его грудную клетку. И тот самый мед, который не под силу описать ни одной книжке, разъедал его ноздри, наполнял до краев сознание и усмирял барабанную дробь, что глухими монотонными ударами отдавалась в голове. Мастер вновь втянул носом воздух, наполняя легкие пылью, промышленными испарениями и стойким запахом гниения, который, казалось, теперь сопутствовал ему всюду, словно мрачная тень, застывшая за спиной. Этот упоительный мед… что если схватить Доктора за отвороты его пальто, перед этим хорошенько встряхнув, и уткнуться в лацкан пиджака, закрыв глаза, – то можно представить, будто ты снова на Галлифрее, и тебе все еще не больше сотни лет, когда все не стало непоправимо рушиться между ними. Сейчас Мастер казался сам себе грязным, источающим зловоние и смрад. Не то, что всеми любимый Доктор. Без власти, своей армии рабов, ТАРДИС, на худой конец даже приличной одежды… у него не сталось ничего. Только лицо Гарольда Саксона и потрепанные вещи. А еще безумие, сила и непреодолимое желание отомстить. С плотоядной улыбкой он выставил перед собой ладони, перебирая воздух пальцами, по которым пробежались электрические разряды. Сила. И неутолимый, разъедающий изнутри голод. И оглушающие барабаны, которые громыхали в голове, мешая думать. Раз-два-три-четыре. Вот и все его союзники. Он резко поднялся с земли, подпрыгнув на месте, и прикрыл глаза. Совсем как тогда, в Цитадели. Только сейчас за его спиной не стоял Тета. Сейчас он сам хозяин своей судьбы. Как и всегда. Мастер вновь втянул носом воздух и пошел на звук человеческой речи, которую доносил до него ветер. Быстро облизав губы, он зажмурился. Еда для бедняков, для нищих, отбросов общества, среди которых он оказался. Ненадолго. Он вернет себе прежнее могущество, отстроит новый мир, где все будут подчиняться его приказам и исполнять прихоти. Разве они все могут тягаться с величием одного из двух последних выживших повелителей времени? Доктор. О, он бы с удовольствием сейчас отведал Доктора. Он даже позволил бы ему еще несколько раз регенерировать, чтобы утолить засасывающий, будто черная дыра, голод, прежде чем тот истратит свою последнюю регенерацию. Эта пухлая дамочка в фартуке… ах, сколько бы замечательного бекона из нее вышло. Хрустящего, немного царапающего небо, когда его начинаешь посасывать, смакуя вкус на языке. Еще такого горячего, и жир и масло… жир и масло капают, пачкая пальцы. Делая их такими скользкими, пахнущими мясом и специями. Оставив себе под конец гамбургер, чтобы перебить этот омерзительный человеческий привкус старого мяса, сочащегося горячей кровью, словно сырой стейк, Мастер, зловеще усмехнувшись, метнул электрическую вспышку в груду лохмотьев. Ту самую, в которую превратился темнокожий парнишка. Он уверенно поднял руку с зажатым в ней гамбургером над вспыхнувшим огнем, в то время как его неутолимый голод требовал очередного жертвоприношения. И все же, пока очередные идиоты не забрели на свалку – его свалку, свалку имени Гарольда Саксона – желание насытить себя горячей пищей превозмогало зверскую жажду запихнуть в себя этот злосчастный гамбургер целиком. О, ему нужны силы. Он знал, что Доктор скоро объявится. Не может не объявиться. Этот благородный остолоп всегда появляется, неприятности постоянно находят дорогу к нему. За спиной послышалось движение, и Мастер резко обернулся, пытаясь разглядеть фигуру в коричневом пальто, но в поле зрения не было никого. Конечно, он бы почувствовал Его присутствие. Он был натаскан, как поисковая собака, за много веков это стало для него естественным рефлексом. Бросив недовольный взгляд на землю, он заметил грязного маленького щенка. Тощего почти как последнее воплощение Доктора. Щенок призывно поднял голову, принюхиваясь, и Мастер отдернул руку, с зажатым в пальцах гамбургером за спину и грозно посмотрел на щенка. — Это моя еда! — надменно произнес Мастер, и щенок переступил передними лапками на месте, смотря не на него, а на руку, что прятала еду. Сощурившись, Мастер присел на корточки перед щенком и помахал над его головой гамбургером. — Что, хочешь его? — елейным голосом спросил он, когда щенок, в глазах которого загорелась надежда, чуть приподнялся, на мгновение замерев на задних лапках. — Может вместо этого мне самого тебя съесть? Мастер хотел жестоко рассмеяться, но решил, что после воскрешения стараниями Люси его рассудок окончательно помутился, раз он решил угрожать собаке, которая и сама долго не протянет, даже без вмешательства самого Мастера. Вокруг стояла тишина, такая густая, что в нее можно был вцепиться пальцами, чтобы иметь иллюзию хоть какой-то поддержки. Ветер немного поднялся, но хвала Вселенной за то, что он был не с этой паршивой планетки, спокойно реагируя на температуру. Но щенок, жадно сглотнувший слюну, продолжал призывно смотреть на уже успевший остыть гамбургер, и Мастер тяжело вздохнул. Желания уничтожить щенка прямо на месте не возникло в душе Мастера, скорее ему хотелось прежде помучить жалкое создание. Он вспомнил год на Вэлианте. О, ведь раньше у него была собака, у нее даже была своя будка с миской! И вообще состаренный молчаливый Доктор напоминал дряхлого бассета с обвисшей кожей и грустными глазами. — Опять этот Доктор! — выкрикнул он, и щенок поджал хвост. Сев прямо на землю, Мастер вскользь взглянул на своего голодного компаньона и презрительно фыркнул, сняв верхнюю часть булки и отламывая небольшой кусочек от котлеты. Щенок, завиляв хвостиком, поставил передние лапки на колени Мастеру, и тот сурово на него посмотрел. — Ты грязный, — недовольно прокомментировал Мастер, протягивая кусочек котлеты, и щенок осторожно взял его мелкими влажными зубками. — Хотя какая уже разница… — добавил он, разглядывая свое скудное одеяние. Проглотив еду, щенок вновь с надеждой посмотрел на Мастера, и тот брезгливо отдал ему всю котлету. — Жри, вымогатель, — засмеялся он, поражаясь тому, как быстро мелкое глупое создание смогло расположить его к себе, в отличие от этих людишек. — Эй, земляне! — громко крикнул он в пустоту, задрав голову к затянутому темно-серыми облаками небу. — Даже ваши собаки умнее вас, пустоголовые плебеи! Расправившись с котлетой, щенок прерывисто вздохнул и, свернувшись клубочком, лег на землю, прижавшись спинкой к ноге Мастера. Тот в ответ лениво погладил его холодную испачкавшуюся шерсть. — Может назвать тебя К-9? Помнится, была у Доктора жестяная собака… Опять этот Доктор! — Доктор… — раздалось по окрестностям, и Мастер нахмурился. Барабаны продолжали стучать, словно тяжелый молот бил по наковальне. Вот только эха ему еще недоставало… В этот раз они звучали громче, намного громче, словно намеревались взорвать его голову как переспелый гранат. — Что, оставить тебя себе? — ухмыльнулся Мастер. — Вот у Доктора же всегда есть с кем путешествовать. Только ты не будешь раздражать меня дурацкими вопросами. Собаки же умнее людей, верно? Щенок ничего не ответил, и Мастер почувствовал, как хрупкое тельце задрожало под его пальцами. Зов барабанов подмывал Мастера разрушать, доказывая свою силу и могущество. Приказывал испепелить несчастную собаку. Но осознание того, что какое-то живое существо не сыпет ему в ответ проклятиями, не пытается сбежать или убить, а просто доверяет, словно он нормальный, – хотя какой он к черту нормальный? – заставляло чувствовать что-то новое... И определенно неправильное, то, что не вписывалось в картину уклада мира, который был высечен внутри его головы, словно наскальные надписи древних тупоголовых аборигенов, еще не догадавшихся эволюционировать. — Это все потому, что я тебя накормил. Лицемерный предатель, — растолковал Мастер больше самому себе, нежели щенку, впрочем, до сих пор не убирая руки. — Буду кормить тебя, и ты вырастешь огромным. И злобным, — заботливо прошептал Мастер и набросил на голову капюшон толстовки. — А потом натравлю на Доктора, и ты пообедаешь им. Что, никогда раньше не пробовал галлифрейцев? Ооо, тебе понравится, у них два вкусных сердца. Щенок в ответ обернулся, лизнув его ладонь, и Мастер вздрогнул от такого неожиданного проявления телячьих нежностей. — Ты бы зализал его до смерти, а? В этом твоя суперспособность? — рассмеялся он. Так искренне Мастер не смеялся уже давно. Это не было похоже на его злобный смех, от которого любой нормальный человек бы уже начал на его месте заходиться кашлем. В это мгновенье можно было даже попытаться представить, что все не так уж и плохо, что он может контролировать себя… Но электричество, пробегавшее под кожей, и военный марш барабанов в его голове моментально возвращали в реальность. Ничего уже не будет нормально, никогда. У него был шанс… и он упустил его в восемь лет. — Эй, а может подкинуть тебя Доктору, а потом убить? Хоть одно сердце это должно ему разбить, наконец. Окончательно и бесповоротно. Так он станет еще ближе к своим любимым односердечным людям. Мастер широко улыбнулся сам себе, словно совершил великое открытие, в то время как щенок поднялся на лапы и засеменил куда-то в сторону опрокинутых баков. «Лицемерное создание», — тут же пронеслось в голове, но вздрогнув, Мастер внезапно ощутил чье-то новое присутствие, тут же забывая про неблагодарного щенка. Жестом древнего друида он аккуратно и быстро снял с головы капюшон, закрыв глаза, и сделал долгий жадный вдох. Доктор был здесь.