Длинный поводок

— В вашей голове совсем не осталось мозгов?! Оливия Мэнсфилд говорила тихо, но её голос звенел от едва сдерживаемого гнева. Блэйк к этому давно привык, но даже ему становилось не по себе, когда он в очередной раз становился объектом её недовольства. — А что не так? Сделал всё в лучшем виде! — Блэйк хохотнул и затянулся сигарой. На лице Оливии промелькнула брезгливая гримаса, но она взяла себя в руки. — Вам дали очень простое задание, агент Блэйк. Вместо того, чтобы его выполнить, вы устроили перестрелку, взорвали одну из штаб-квартир наших китайских коллег и оставили за собой шлейф из трупов. Как я, по-вашему, должна перед ними объясняться? — А нахрена им что-то объяснять? — Блэйк лениво пыхнул сигарой и закинул ногу на ногу. Чем сильнее он ощущал незримое давление Оливии, тем более демонстративно себя вёл. Эта игра продолжалась уже достаточно давно, чтобы он успел нащупать границы допустимого и понять, что оставленного для манёвров пространства ему вполне хватало. — И вообще, — он снова пыхнул сигаретой и ухмыльнулся, — если бы вы хотели чего-то другого, то не посылали бы меня. Мэм, — иронично добавил он. — Вы привезли Ченга едва живым. Он пожал плечами: — Но живым же. Какая разница, насколько? Зато так он быстрее сломается под пытками. — Какое счастье, что вас не интересует политика, — едко заметила Оливия. — Вы свободны, агент Блэйк. Но вы можете понадобиться в ближайшее время, оставайтесь на связи. — Для вас — в любое время дня и ночи. * Эдвард Блэйк не был образцовым агентом и на МИ-6 работал вовсе не из иллюзорного чувства патриотизма и уж точно не из потребности в твёрдой руке, которая управляла бы каждым его шагом. Блэйк принадлежал к тем людям, которые одинаково комфортно чувствовали себя, и принимая решения, и выполняя чужие приказы. Однако МИ-6 давала ему защиту и обеспечивала удовлетворение его потребностей, так что Блэйк решил в своё время, что их сотрудничество будет взаимовыгодным. Для Оливии Мэнсфилд, руководителя гонконгской резидентуры МИ-6, человек вроде Блэйка был настоящей находкой. Он справлялся с задачами любой сложности, если только они предусматривали применение силы, и делал это с большим удовольствием. Нет, Блэйк не был каким-нибудь маньяком. Склонность к насилию, по его мнению, была свойственна всем людям, просто он, в отличие от большинства, не пытался сдерживать естественные порывы. При всём при этом он обладал недюжинным интеллектом, что делало его не слепым исполнителем, а умным и смертельно опасным агентом, способным импровизировать на ходу и легко адаптироваться при изменении обстоятельств. Потребовалось немало времени, прежде чем он привык подчиняться приказам женщины и даже научился её по-своему уважать. Оливия Мэнсфилд едва доставала ему до плеча и выглядела так, словно он смог бы переломить её двумя пальцами (откровенно говоря, Блэйк смог бы переломить двумя пальцами и кого-нибудь покрупнее неё). Она определённо была не в его вкусе, а женщин не в своём вкусе Блэйк привык просто не замечать. Не замечать Оливию Мэнсфилд, как ни странно, оказалось непросто, а учитывая её положение в МИ-6, ещё и небезопасно. Осознав это, Блэйк с восхищением понял, что в этой маленькой хрупкой женщине скрывались жёсткость и твёрдость, какие можно было встретить даже не в каждом мужчине. Эдвард Блэйк всегда умел уважать силу. Но никогда ещё у него не вызывала уважение женщина. Одно это давало ей право приказывать. * В свою очередь, Блэйк знал, что и она выделяет его из других агентов. Он был единственным, кому позволялось курить в её кабинете и нарушать установленные для всех правила. Каждый агент знал, что в любой момент Оливия Мэнсфилд может принять решение передать его задание Блэйку, но никогда не бывало такого, чтобы с задания снимался сам Блэйк. Он не был лучшим — даже несмотря на немногочисленность штата гонконгской резидентуры, в распоряжении Оливии были более опытные, более аккуратные и более осторожные агенты. Блэйк бросался в дело тогда, когда об аккуратности и осторожности речи уже не шло. В глазах остальных агентов, возможно, он казался любимчиком шефа. Блэйку это казалось смешным: он знал, что Оливия не испытывает к нему хоть сколько-нибудь тёплых чувств. Она давала ему поблажки лишь потому, что Блэйк порвал бы поводок к чёртовой матери, если бы тот натянулся хоть немного сильнее. Границы дозволенного были для него шире, потому что именно такие условия ему требовались для выполнения своей работы. Да, она недолюбливала его. Блэйк оскорблял её одним фактом своего существования — но не его жестокость претила ей, а полное отсутствие патриотических чувств. Он убивал и проливал собственную кровь не за Англию, а просто потому, что ему это нравилось. Блэйк довольно улыбался, перекладывал сигару из одного угла рта в другой и смотрел на неё так, чтобы она читала в его глазах неприкрытое желание обладать ею. Она отвечала холодным взглядом и брезгливым изгибом губ. Это ни в коей степени не мешало им работать вместе; скорее, как понял со временем Блэйк, сам удивляясь этому неожиданному откровению, именно это являлось непременным условием их совместной работы. Он трахал женщин, к которым ему не стоило прикасаться, он убивал направо и налево, не считаясь с жертвами при выполнении заданий, он легко выходил из себя и лез в пьяные драки, но, несмотря на всё это, он оставался цепным псом Оливии Мэнсфилд, потому что она была единственным человеком в его жизни, умевшим обращаться с дикими зверями вроде него. И ему это, пожалуй, даже нравилось. * Когда всё закончилось, и Британская Корона передала Гонконг Китаю, Оливия не стала предлагать Блэйку уехать в Англию. Он знал, что её повышают, это было логично — таких людей, как она, в МИ-6 вряд ли было много, и они нуждались в её железной решимости и бульдожьей хватке. Но для него самого места Лондоне не было. Для него вообще больше не было места. Оставлять его в Гонконге было слишком опасно для отношений с Китаем, но и переводить Блэйка в какую-нибудь другую важную зону никто не торопился. Они знали, что только Оливия могла удерживать его под контролем. К тому же, времена менялись, привычные методы работы уходили в прошлое, и осторожные, аккуратные агенты, которыми Оливия Мэнсфилд раньше могла позволить себе пренебрегать, теперь становились востребованными, как никогда. Блэйк тоже знал всё это. Ещё он знал, что в разведке принято делать со слишком опасными агентами, в которых отпала необходимость. Он не стал дожидаться, когда коллеги подстроят несчастный случай с его участием или просто сдадут его китайцам. Эдвард Блэйк исчез, словно растворившись в воздухе. Он никогда не боялся остаться один.