тебе не убежать из своего мира кошмарного.

Bloc Party - The Pioneers (M83 Remix)       Я слишком много замечаю, когда иду по улице. Мои глупые размышления о якобы вечных вещах теряются среди порывов ветра, он уносит мои мысли, они улетают далеко. Я надеюсь, что на север, потому что это такие места, каких не видывали юные миры южан, воспитанных в тепле и заботе. На севере все это есть тоже, но там словно другой мир. Северная природа невыразима, это тоже вечное, как будто ты размышляешь о жизни, словно думаешь о листе дерева и гуще в кофейной чашке. Ты... Ты глуп, ты неимоверно глуп, твою глупость нельзя передать словами, глупости всего человечества сливаются в одну кучу помоев за пределами земли, наши мысли космически, фонари превращаются в точки, на которые я смотрю с каким-то отчаянием. Знаете, я часто слышу фразу "ты мог бы". Я слышу ее каждый день, меня тошнит от этого произношения, презрения, которое прячется за "добрым советом" твоих родителей, бабушек, дедушек, презрение от случайных прохожих за сигарету у тебя во рту, за погрызанные неаккуратные ногти, за дрожащие руки, листающие страницы книги прямо в автобусе. - Молодой человек, вы не могли бы... - Нет, не мог бы, - выхожу из открытых дверей автобуса прямо на ходу и иду куда-то в темноту улиц. В темноту, что поглощает город каждую чертову ночь, в темноту, в которой просыпаются твари, наши потаенные страхи и сомнения, наша неуверенность, наша боль, мучения, мысли, в которых я тону каждый, каждый день! Я не познал любовь за свои жалкие годы жизни, я не познал дружбы, у меня все это было, но я все это потерял, потерял от понимая каких-то вещей, которые я не хотел понимать, я хотел быть, как все, как все они, водящие собак на поводках, встающие по утрам, дом, работа, дом, работа, жена, дети, любовь, смерть, телевизор, разрушение мозга, моральная целостность, но почему-то, почему-то все не так, я не такой, я все понимаю, я понимаю слишком много, я юн, но мне тошно, почему, боже, почему я? Я верил в бога в свои 11 лет, пока моя мать не изменила моему отцу, пока они не развелись, моя мать, с которой я остался, она крыса, а мой отец до конца своей жизни будет рад не служить, а прислуживаться. Я жил с матерью, мой отчим давал мне все, чего я хотел, но в периоды своего отчаяния я срывался на крик. - Ты не отец мне! - Я... - и он молчал, он не мог ничего сделать, а я смеялся. Мама, я умру, мама, я болен. Наш круговорот жизни, смерть и рождение, секс, дети, пошлость, мир, утонувший в быстрых минетах, девушки в метро, накрашенные губы, которые так и просят хорошего члена, я ненавижу их, я не езжу в метро, я хожу пешком. Преодолевая расстояние до своего университета, где мы читаем то, что явно не пригодится никогда, но в старых записях уже давно умерших людей я нахожу то, что должен находить любой, но нахожу почему-то я, я нахожу в них нас, всю эту тошнотворную свору обезьян на поводках со стразами swarovski, а я среди них, только у моего поводка стразы давно оторвались, и искусственная кожа потрескалась, обнажая холодное ржавое железо. Отражение моей жалкой душонки. Дым сигареты немного мешает мне идти дальше. Врачи говорили мне, что я умру от первой же затяжки, с тех самых пор я экспериментирую каждый день, надеясь, что когда-нибудь все-таки сдохну. Я верю в перерождение. Может быть, там все будет не так, совсем не так, может, я буду сыном верной матери, буду рядом с отцом, для которого нет дела выше чести. Но сейчас-то мне не повезло, я понимаю, что мой отчим любит мою мать, а она, ублюдина, любит его деньги, она когда-то любила меня, а я любил своего отца. Это все чертовски смешно, мне смешно от своих мыслей, смешно от того, кем я являюсь, просто смешно, настолько весело, что я смеюсь прямо в морозный воздух, но квартал быстро съедает мой смех, съедает жадно, он не привык к такому, он не привык к смеху от сумашествия. Тут смеются дети, смеются влюбленные, но здесь смеюсь я, я, который умер несколько дней назад, я, который бросил университет, я, который спустил все деньги на сигареты, я, который... настоящий. Настоящий. Я всегда был объектом насмешек в школе, потому что всегда знал больше, чем все они. Учителя ненавидели меня. Все возвращается, думал я, но это не так. Есть такие периоды, когда тебя не будут трогать. Когда я поступил в университет, то приобрел круг своих почитателей, которым я и рассказывал свои идеи, которые они и остались воплощать, когда я ушел, ушел и сказал, что не вернусь уже никогда. Пепел падает мне на руку и оставляет небольшой ожег, а я в который раз кормлю дыру в стене окурком, доставая новую сигарету и щелкая зажигалкой. Кирпичные стены сдавливают мою шею, как веревка. Я выхожу на вокзал, глазея на поезда, оставляю в них блеск своих черных от темноты ночи глаз и ухожу. Стараюсь сделать это как можно быстрее, потому что в моей голове возникла безумная идея. Разрывая ночной воздух, я бегу, мое пальто развивается, сигарета уже давно потухла и выброшена на мокрый асфальт, я бегу, бегу, а дом, он как бы рядом, будто совсем близко, хотя бежать еще далековато. Словно прилив сил ощущают мои внутренности, я так бегу, как не бежал никогда. Перерождение заслонило мой мозг, я понял, я кое-что понял, чтобы получить новую жизнь надо умереть! Мне не становится страшно, я уверен в своих силах. Я захожу в квартиру, ищу веревку. Кухня, лампа, стул. Стоя на нем, я начинаю вспоминать всю свою жизнь, думаю, стоит ли это все того, что я хочу сделать. Я перевариваю все, думаю о том, что было раньше. Вспоминаю то, как перебирал в своей голове весь наш мир, я похож на жалкого человека, но я устал, устал от всего этого, понимая, от того, что тошнота подкатывает к горлу каждый гребаный раз, когда я смотрю на кого-нибудь. Я в людях не вижу людей, я вижу животных, я вижу тех самых обезьян, тех самых, которые горюют недельку, когда дохнет, как шавка, кто-то из их родных, которым плевать на всех и все, как и мне. Я просто понимаю чуточку больше, чем все они, я знаю, я все прекрасно понимаю. А стул упал. Вот и все. Было бы все, если бы люстра не упала. А я почти достиг того, что хотел. Видимо, нам нужно сказать смерти то, что мы должны. Не сегодня.