Часы тикали в тишине

Мир управляется совсем другими людьми, о которых даже представления не имеют те, кто не заглядывает за кулисы. Бенждамин Дислайли, 1844 г.

В полной тишине оглушительно тикали часы. Дима задумчиво смотрел, как в густой темноте перед глазами плавают цветные круги. Иногда, в качестве эксперимента, он глаза закрывал, но картина при этом не менялась совершенно. Так что в скором времени Дима даже начал путаться, когда глаза были открыты, а когда — закрыты. С целью установления истинного положения вещей он изредка принимался ожесточённо моргать, и если в глаз попадала пылинка или ресница, он делал вывод, что глаза всё же открыты. И начинал моргать уже с целью прочищения пострадавшего глаза. Чуть ранее путём похожих нехитрых экспериментов Дима смог установить несколько очень важных вещей. Во-первых, на голове у него был мешок из какой-то очень мягкой ткани. В тряпках Дима не разбирался, а потому точнее определить не смог. Пахло в мешке приятно и очень сладко — то ли фруктами, то ли цветами, — точнее определить мешала высокая концентрация запаха на единицу воздуха. Во-вторых, лежал Дима, связанный, на чём-то мягком, предположительно — двуспальной кровати с кучей подушек, ограничивающих его возможности к перемещению. Наряду с подушками, ту же функцию выполняли мягкие, пушистые наручники и что-то вроде кожаных ремней на ногах. Более точно, к большому сожалению Димы, определить ничего не получалось. Ну, и в-третьих, лежал Дима, судя по прохладе в определённых областях тела, голым. Где-то далеко-далеко, на самой границе слышимости, препирались голоса. Они ожесточённо спорили, то и дело срываясь на визг, но разобрать слов Дима совершенно не мог — сплошное "бу-бу-бу", исполняемое в разной тональности. Иногда к "бу-бу-бу" добавлялось сдавленное оханье, стоны и очень быстрое, настойчивое "бубубубубубу". Разговор шёл уже довольно долго, и, судя по периодически повторяющимся, зациклившимся модуляциям, шёл он по кругу, причём с каждым витком дискуссии агрументов ни у одной из сторон не прибавлялось. В очередной раз глубоко вздохнув и закашлявшись от невыносимой концентрации ароматов, Дима рассудил, что спор может продолжаться практически до бесконечности. Что, конечно, его не устраивало. А потому он попытался вспомнить, как дошёл до такого неожиданного поворота в своей жизни. Прикрыв глаза — и убедившись, что они точно прикрыты, — Дима представил себе вчерашний день. Ограблен банк, и их с Игорем отправляют на место преступления. После блуждания по городу и бесед с пострадавшими они возвращаются в участок, где находят важного свидетеля, который запомнил запах духов грабительниц. Эдик. Точно, свидетеля звали Эдик — Дима тогда ещё подумал, что имя удивительно подходит... мужчине. Кажется, к такому же выводу пришёл и Гром. На лице майора было написано всё, что он думает про Эдиков, особенно — про Эдиков с огромными цацками на шее. И, разумеется, проводить следственные эксперименты со свидетелем в парфюмерных отделах Гром отправил Диму. Удовлетворённый своей хорошей памятью, Дима немного поёрзал, согреваясь. Всё-таки лежать обнажённым на неопознанной кровати — занятие пусть и увлекательное, но, похоже, имеющее шансы закончиться простудой. Это как минимум. Но о большем Дима, веря в свою закалку, постарался не думать. Вместо этого, почувствовав, как горячая кровь радостно пробегает по телу, он принялся вспоминать дальнейшие события. Итак, парфюмерия. Раздражённая продавщица и окрылённый важностью миссии Эдик, порхающий от витрины к витрине с пачками тестеров в руках и периодически подбегающий к Диме с подозрительным блеском в глазах. Тогда казалось, что это — побочный эффект воодушевления, но теперь Дима подумал, что всё было явно неспроста. Наверное, стоило насторожиться, когда Эдик сделал комплимент диминым глазам. И когда "невзначай" крепко обнял, найдя нужный аромат. Но Дима не насторожился и спокойно пошёл в участок, радуясь, что пытка свидетелем закончилась. А вот своего появления в пункте назначения он не смог вспомнить, как ни старался. Из чего сделал вывод, что до участка он так и не дошёл. Да и самой дороги Дима не вспомнил, а значит, схватили и оглушили его на выходе из парфюмерного. Всё это было хорошо, но совершенно не объясняло мотива похитителей. Поразмыслив ещё немного, Дима решил, что у него есть целых две версии. Первая заключалась в том, что его похитили грабительницы банка, потому что он вышел на их след. Это было плохо, но пережить такой поворот событий можно. Вторая же версия — Диму похитили пришельцы. Для опытов, либо в качестве возможной рабочей силы... либо чтобы он стал донором для огромной армии клонов, которая поработит Галактику. Последнее предположение Диме понравилось больше. Но помечтать ему не дали — спорщики, видимо, пришли к некоторому соглашению, и все голоса неожиданно стихли. Зато послышались торопливые шаги. Дима напряжённо вслушивался, размышляя, действительно ли по паркету стучат каблуки, или это просто игра воображения. — А я говорю, что он не впишется, — раздался над самым ухом холодный, почти стальной голос, обладатель которого немного картавил на манер французского акцента и немилосердно растягивал гласные. — Ты внимательно рассмотрел его одежду? Она же ужасна! — Дело практики, дорогой, — в прозвучавшем с другой стороны голосе Дима узнал интонации Эдика. — Позволь напомнить тебе, что когда мы тебя только нашли, ты одевался немногим лучше этого юноши, хотя жил фактически при дворе королевы Англии, что... — Ладно, — по тону ответа было ясно, что примерно то же самое и обсуждалось ранее и смертельно надоело говорящему. — Но я предупреждал. Он морально не готов стать частью нашего Общества. Эдик в ответ только устало вздохнул. Дима от удивления чуть не забыл, что решается его судьба — настолько невозможным показался ему сам факт промолчавшего Эдика. Творилась явно какая-то чертовщина похлеще похищения пришельцами. Мешок с головы Димы сняли. Над ним склонились улыбающийся Эдик и ещё один тип крайне подозрительной наружности. Неизвестный, словно полная противоположность пёстрого и блестящего от улыбки до украшений Эдика, был мрачен, холоден, одет в стильный чёрный костюм и начисто лишён украшений. Кроме, пожалуй, одного массивного перстня, идентичного тому, что терялся среди колец Эдика. — Здравствуйте, Дима! Вам, наверное, очень интересно узнать, что же происходит. Так вот, не волнуйтесь — ничего страшного не случилось! Для начала, знакомьтесь — это Теодорих. Теодорих, улыбнись хоть немного! — Я. Улыбаюсь. — Да, конечно. Так вот, Дима. Дело в том, что Вы очень способный молодой человек не без некоторых особых достоинств, которые я заметил в Вас, пока мы работали вместе. Хотя, конечно, заметил я их гораздо раньше, просто мне нужен был повод приглядеться к Вам получше, но когда я пригляделся... — Эдуард, — Теодорих, как показалось Диме, чисто рефлекторно остановил поток слов. — Да, я немного отвлёкся. Так вот, Вы о своих достоинствах, к сожалению, пока не осведомлены — так уж получилось, что общество, в котором Вы выросли и жили, не слишком располагает к полному проявлению... всех черт личности. Но это поправимо, и я уверен, что как только мы Вам всё объясним... — Вы гей, — резко бросил Теодорих, не без садистского удовольствия наблюдая, как вытянулось лицо Димы. — Тео! — Возмущённо вскинулся Эдик. — Нельзя же так резко с неофитами!.. — Ещё как можно, — ощетинился его собеседник. — Раз уж решил посвящать кого-то в тайны Общества, так делай это прямо, без всяких уловок и увиливаний! Мужик он или кто? И вот по первой реакции на правду и можно будет сказать, годится он нам или нет! Дима молча ждал, чем закончится набирающий обороты спор. Сам он решил в диалог не вступать, пока ему не объяснят предельно точно, что вообще происходит. Потому что спорить с двумя явными извращенцами, когда ты не знаешь совершенно ничего, и при этом лежишь перед ними голый — не самый разумный выход из положения. Но Эдик не дал новому витку дискуссии развиться: — В общем, молодой человек. Перед Вами стоят представители самого влиятельного Общества на Земле. Пресловутые масоны были всего лишь первой ступенью, на которой мы отсеивали достойнейших. Все коронованные особы мира пытались попасть в наши ряды — и некоторым это удавалось. В честь самых успешных и влиятельных особ голубой крови мы называем тех, кто соглашается вступить в наши ряды — и многие имена передаются вот уже несколько веков. Например, имя Теодориха восходит к династии... — Эдуард! — Но ему надо хоть немного понять историю, традиции, пройти обряд... — Чёрта с два ему нужны твои истории и обряды сейчас! Короче, парень. Миром тайно правят геи. Причём не просто правят, а по мере сил стараются сделать мир толерантнее и лучше. Миру мир и всё такое, усёк? Молодец, усёк. Дальше. Во всех правительствах есть небольшие группы наших сторонников — правда, обычно это самые низшие чины, пидорасы, так сказать. Шпионы хорошие, но в любом другом качестве бесполезны чуть более, чем полностью — слишком легко ломаются под окружающую действительность. Думаешь, просто так в этой стране всё так плохо с законодательством? Вот именно — наши агенты не справляются, чтоб их, — Теодорих раздражённо поморщился. — Поэтому нам нужна свежая кровь. Очень нужна. Но, к сожалению, не все геи обладают достаточными способностями, чтобы стать частью Общества. Кому-то недостаёт мозгов, кому-то — выдержки... везде есть свои нюансы. Последний наш кандидат вообще свихнулся и сейчас сидит в СИЗО. Хотя, кто знает, может, из него ещё выйдет толк... Так вот, о тебе. Ты — удивительный случай. В тебе есть всё, что нам надо. Правда, некоторые твои способности — тайна для тебя самого, но это не беда — мы тебя быстро выучим. От тебя требуется только соблюдение полной конспирации, беспрекословное подчинение Правилам и действия в интересах Общества. Взамен — все ресурсы и знания мира. Ну? Теодорих замолчал. Видимо, для него это была непривычно длинная речь, но пускать всё на самотёк, предоставляя слово Эдику, он больше не намеревался. Сам Эдик лопался от желания что-то добавить, но стоило ему открыть рот, как Теодорих бросал на него полный ярости взгляд. И Эдик замолкал, так и не успев высказаться. Дима молчал. Он думал, что всё услышанное — полный бред. Он ведь не гей. Да и звучит это всё совершенно по-идиотски: тайная секта геев, правящая миром... С другой стороны, а вдруг не бред? А вдруг он действительно сможет что-то изменить в мире, в родной стране, согласившись? А в чём же подвох? Должен быть какой-то подвох... Дима думал, переводя взгляд с горящего надеждой Эдика на мрачного, как туча, Теодориха. Дима молчал. В полной тишине оглушительно тикали часы.