Сумасшедший живёт в чуждом для него воображаемом мире, и испытывает страх. Для того, чтобы обрести покой и почувствовать себя дома, ему нужно прийти в сознание. Шрила Бхакти Ракшак Шридхар Махарадж, "Субъективная эволюция сознания"
Лёжа в полумраке на твёрдом полу, покрытом чем-то липким и противным, он смотрел на испещрённую рисунками и исписанную странными угрозами стену, но не видел её. Пустым, бессмысленным взглядом он провожал переливающуюся в лунном свете пыль, тихо кружащую по камере, и единственным, что он чувствовал, был пронизывающий холод, острыми коготками впивающийся в кожу и проходящий сквозь неё, цепкой хваткой вцепившийся, казалось, глубоко в душу. "Если она вообще есть, душа..." - мысль скользнула по сознанию и исчезла, не побеспокоив его тяжёлой тишины. В коридоре послышались осторожные шаги - к дверям подкрадывался человек. Но, почти дойдя до них, сдавленно охнул и с громким топотом помчался обратно, куда-то в гулкую бетонную пустоту. Повернув голову, он встретился взглядом со своим отражением в стылых, мутных глазах мужской головы, не столько отрезанной, сколько отодранной от тела. Кожа под подбородком мертвеца болталась неровными лоскутами, кое-где обнажая мясо и кость. "Видел и хуже, - подумал он, снова переводя взгляд на стену и пытаясь вчитаться в надписи. - А где видел? И почему...Чума? Что-то знакомое. Пожар. Пожар?" Из глубин памяти появился образ, окрашенный мутным красным цветом: над костром распят мужчина, и огонь лижет его дорогую обувь, взбирается по стрелкам запачканных кровью брюк, добирается до зияющей раны, пересекающей надутый пивной живот. И чья-то тень, мелькнувшая сзади. Он вздрогнул, почти ощутив запах горелого мяса. И вспомнил: он убивал сотни людей, и это было правильно, потому что все вокруг только радовались после каждого ставшего известным убийства. Почему радовались? Потому что ненавидели убитых. А почему ненавидели?.. Медленно, шаг за шагом, воссоздавал он картину своей жизни, казавшейся сейчас давно забытым сном: кровь и ядовитые смеси, сад, полный ловушек, и восторженные лица молодёжи, слушающей последние новости. Вспоминал белую птицу - Марго! - и грандиозные планы захвата власти в стране, такие соблазнительные и манящие, пришедшие на ум совершенно неожиданно и, главное, вовремя. Всё это было странно и увлекательно, словно раскрывающиеся перед глазами страницы фантастического детектива. Единственным, что пока ускользало - его имя. Оно было чем-то важным, чем-то, без чего он чувствовал себя разбитым, расколотым, несуществующим. Он искал его на стене, исписанной, как внезапно вспомнилось, кровью неудавшихся убийц, пришедших этой ночью к нему, но не нашёл даже намёка. Пытался услышать среди оживших в памяти проклятий и умоляющего плача своих жертв - и не слышал ничего, кроме испуганного хрипа "Гражданин!";. Но внутренним чутьём он понял, что это имя принадлежит не ему, а кому-то другому, пугающему, хоть и знакомому. - Срань господня!.. Да он же ёбаный псих! - в дверь ворвались, застыв на пороге, двое. Наверное, наступили в лужу крови. Сложно было не наступить в то, что находится всюду. "А ведь это он про меня..." - устало подумал он, закрывая глаза и медленно погружаясь в непроницаемую тьму.***
Он очнулся от того, что резко пахнущий нашатырём комочек ваты настырно елозил под носом. Виски холодило, а уголки глаз пощипывало, но когда он потянулся потереть начавшие слезиться глаза, чья-то рука его остановила. - Не советую, пока не высохнет нашатырь, - мягкий, вкрадчивый голос звучал сверху. - Вы бы, Сергей, хоть предупреждали, что в обморок упадёте. - Я... в обморок? - Он растерянно заморгал, поняв, что прозвучавшее имя принадлежало ему. - Ну да, - в голосе проскользнула беззлобная насмешка. - Я только начал забор крови, а Вы уже смотрели таким мутным взглядом, будто находились на грани смерти. - Крови?.. Сергей, наконец, справился с резью в глазах и посмотрел на говорившего внимательнее. Тот отошёл, снимая медицинские перчатки. Тщательно проглаженный халат почти слепил своей белизной. Засмотревшись на него, Сергей не сразу заметил, что половина лица врача была скрыта маской, над которой хитро блестели отдающие желтизной глаза. - Крови, крови, - добродушно подтвердил тот. - Из вены. Вы же анализы пришли сдавать, а не с медперсоналом знакомиться. Одно другого, конечно, не отрицает, но я надеюсь, что анализы были в приоритете. - Я? Да. Точно, - Сергей потряс головой. - Знаете, кажется, я не просто упал в обморок, но ещё и уснул, уж не знаю, как. Потому что мне снился какой-то жуткий кошмар. И там тоже везде была кровь... правда, больше в виде надписей на стене. - Надписи на стене? Надо же, как интересно. Сразу видно творческого человека, - рассмеялся собеседник. - Любое потрясение, так или иначе, превращаете в искусство. Так, а теперь, пожалуйста, пройдите в комнату отдыха. Я понимаю, что Вы бы не стали просто так просить срочное полное обследование, поэтому я займусь Вашей кровью прямо сейчас. Прямо по коридору, первая дверь налево. Я скоро к Вам подойду. Сергей встал с кушетки, на которой лежал всё время разговора, и, зажав в руке пропитанный нашатырём комочек ваты, отправился в указанном направлении. Ему казалось, что кремовые стены коридора слегка дрожат и расплываются, но он списал всё на последствия обморока. Добравшись до комнаты отдыха, Сергей развалился на диване, подхватил валявшийся рядом пульт и включил новости. Не слушая то, что говорила диктор, - все главные известия и любые возможные комментарии к ним он знал и так, - Сергей рассеянно следил за мелькающими кадрами. Убийства, фанатичные поклонники "Гражданина", бунтующие практически везде, где их могли заметить журналисты, прогноз погоды и вновь убийства. Всё так, как он и предполагал, но недоставало чего-то очень важного, того, что тревожно звенело на самом краю сознания, ускользая при попытке сосредоточиться. Того, что объяснило бы, зачем ему понадобилось обследование, и почему он совершенно не помнит, как принял решение пойти в больницу. - Ну что ж, Сергей, - знакомый голос врача раздался из-за спины. - Могу сказать, что у нас с вами очень, очень большая проблема. Вы всё-таки больны. - Вы сможете меня вылечить? - он торопливо выключил телевизор, поднимаясь с дивана. - Конечно, смогу, - доктор издал сдавленный смешок. - Огонь всё вылечит! Сергей резко повернулся и наткнулся на матовый блеск красных линз в глазницах маски чумного доктора. Запахло дымом, и неожиданно потолок с треском обрушился огненным водопадом, погребая под собой всю комнату. Он почти не чувствовал боли, когда огонь начал пожирать его тело, когда по коже пошли огромные волдыри и спекалось мясо открытых переломов, оставленных рухнувшим потолком. Как заворожённый, следил Сергей за тем, как медленно оплавлялась маска, обнажая его собственное ухмыляющееся лицо. А затем его объяла холодная, спокойная тьма.***
Он очнулся в морге абсолютно один - ни людей, ни трупов вокруг. В дальнем углу помещения, на невысоком столике, горела настольная лампа, выхватывая из полумрака пепельницу с ещё дымящейся сигаретой, покрытую кофейными пятнами чашку и стопку слегка помятых документов. Сергей разглядел крупную надпись "Разумовский" и подошёл ближе. Заметив же фотографию в углу первой страницы, с интересом принялся читать, строку за строкой, свою собственную жизнь. Что-то он уже вспомнил, что-то стало для него настоящим откровением. С удивлением прочёл он о том, как в окружении сотен людей признал себя "Гражданином", как прятался в собственном особняке и был пойман полицией... но там, где шёл рассказ о том, как поймавший его полицейский демонстрировал извлечённый из пистолета диктофон, записи обрывались: последние страницы были аккуратно вырезаны из общей подшивки. Сергея снова охватило ощущение, будто недостающие сведения очень важны, и от них зависит не только его жизнь, но и... Тишину разорвал резкий, громкий скрежет металла о металл, заставивший Сергея вздрогнуть. Звук оборвался так же внезапно, как и появился. Стало понятно - оставаться на одном месте нельзя. Нужно идти, куда угодно, но подальше отсюда. "А отсюда - это вообще откуда, интересно?" - Сергей неожиданно понял, что не знает ни одного места, похожего на это, даже не слышал ни о чём подобном. И испугался. Ненадолго, но по-настоящему. Но, не позволив страху завладеть собой, он пошёл по пустому коридору, стараясь производить как можно меньше шума, прячась в смутных, дрожащих тенях и настороженно вслушиваясь в тихий скрежет металла, который вновь доносился, казалось, со всех сторон одновременно. Изредка на стенах он замечал картины. С неправдоподобно огромных полотен за ним следили Арлекин и Доктор Грациано, подмигивали Скарамучча и Тарталья, с мольбой тянули руки многочисленные прокажённые и больные. Пару раз он запнулся о разбитые скульптуры гарпий. От одной из них остались только крылья, большие и тёмные. Обойдя их, Сергей услышал тихий, печальный голос: Моя весна была зловещим ураганом, Пронзённым кое-где сверкающим лучом; В саду разрушенном не быть плодам румяным - В нём льет осенний дождь и не смолкает гром. Решив, что обладатель этого голоса может оказаться ещё одним живым человеком, может быть, даже знающим, где они оказались, Сергей отправился на поиски, с интересом отмечая по пути, что чем ближе звучат стихи, тем тише становится скрежет. Душа исполнена осенних созерцаний; Лопатой, граблями я, не жалея сил, Спешу собрать земли размоченные ткани, Где воды жадные изрыли ряд могил. Срежет окончательно стих, стены коридора прекратили дрожать, и с них исчезли все картины. Впереди забрезжил яркий свет. О новые цветы, невиданные грёзы, В земле размоченной и рыхлой, как песок, Вам не дано впитать животворящий сок! Сергей подошёл к приоткрытой двери и опасливо постучал, заходя внутрь небольшого помещения. Комната была залита ровным, белым светом, вдоль стен, поблескивая стерильно-чистыми стёклами, стояли шкафчики с хирургическими инструментами, странного вида баночками и коробками. В центре же расположился операционный стол. И на этом столе Сергей увидел себя. Все внятней Времени смертельные угрозы: О горе! впившись в грудь, вливая в сердце мрак, Высасывая кровь, растёт и крепнет Враг. [1] Голос раздался за спиной, и в следующий миг Сергея крепко схватили за руки. Он сдавленно охнул. Всё ещё загипнотизированный видом себя самого, тихо и спокойно лежащего на столе, он не смог сопротивляться тому, кто подхватил его, словно куклу, и почти швырнул в стоящее возле стола кресло. Перед Сергеем выросла тень, покрытая перьями, с хищной птичьей маской на том месте, где должно быть лицо. - Ну наконец-то, все в сборе, - смешок, раздавшийся из-под клюва, был ближе к карканью, чем к нормальному смеху. - Мы можем начинать! Тень подошла к столу и почти нежно коснулась лица лежащего. Сергей следил за ней со смесью удивления и страха, окончательно запутавшись в происходящем и понимая только то, что всё это просто не может быть реальным. - Безусловно, - тень достала скальпель, - ты уже вспомнил, что проиграл в своей маленькой, безумной войне, "борьбе с чумой", как ты её пафосно окрестил. Но понял ли ты, почему проиграл? Ведь ты умён, очень умён. И хитёр. Так неужели враг твой оказался умнее или хитрее? О, я сомневаюсь. Тогда почему? Потому что, - скальпель угрожающе указал на Сергея, - при всём своём уме, ты чересчур самоуверен и тщеславен. Залюбовался победами вместо того, чтобы внимательно следить за ходами противника! Твоя жажда славы и власти помешала тебе! Но не волнуйся, бедняга, это лечится. Я же всё-таки доктор. Сергей попытался подняться, но почувствовал невыносимую тяжесть, приковавшую его к креслу. Хотел возразить, но язык не слушался его, и звуки застряли в горле. Тень вновь каркающе рассмеялась: - Ты бессилен здесь, слабовольная тряпка! Слишком напуган и сбит с толку, чтобы противостоять мне. А это место - о, это место! - мой родной дом, и даже стены его - мои союзники, готовые стать чем угодно, стоит мне только захотеть. Ты ведь уже понял, что всё это происходит только в твоей голове, не так ли? Как давно ты смотрел, во что превратился твой разум? Тебя здесь не было слишком долго, ты был занят внешним. Самолюбованием. Но - к делу. Я обещал излечение, а для него нужно превратить тебя, - тень, снимая птичью маску, театрально развела руками, - в меня. Сергей вздрогнул: перья тени с тихим шелестом превратились в чёрный фрак, а из-под маски, щуря ярко-жёлтые глаза, показалось его собственное лицо, жёсткое и хищное, то самое, что мерещилось ему в пламени пожара. Его обладатель легко поклонился, довольный эффектным появлением, и, осторожно, но крепко держа скальпель, склонился к животу лежащего на столе. - Не спорю, такое превращение - дело хлопотное. Даже несмотря на то, что ты - это уже в какой-то степени я, ты слабее и мягче, да и пресловутое тщеславие - скорее, твоё качество. Вот с него мы, пожалуй, и начнём. Скальпель вошёл в брюшную полость и прошёлся вдоль рёбер, плавно разрезая плоть. Кровь, вязкая и густая, сотнями тонких струек потекла на стол, собираясь в тёмные лужицы, а надрез становился всё больше, огибая живот по кругу и проходя уже вдоль паха. Сергей сжался в комок, ощущая резкую боль во всём теле. Ему хотелось кричать, стонать и плакать от этой боли, но он по-прежнему не мог ничего сделать. Только наблюдать. - Знаешь, - гадко хохотнул "хирург", - обычно такие операции проводят немного не так. Стараются не повредить мышцы, нервы... Но в нашем случае можно обойтись без церемоний, мы же не настоящее тело оперируем,- он погрузил руку в жёлто-красное месиво и, кусок за куском, принялся вырезать и выдирать сосуды, выворачивая и выкручивая по кускам печень, разбрызгивая вокруг тёмную, густую кровь, умываясь ею по плечи, - а всего лишь душу. Знаешь, у всех народов свои представления о том, где живёт душа в человеческом теле и на сколько частей она делится. Называют числа от одной до нескольких сотен, но лично мне больше всего импонирует простая идея о трёх частях, одна из которых, самая простая, отвечающая за низменное, вожделение, находится как раз в печени. Смотри, какая она у тебя симпатичная! Улыбаясь, он бросил тёплый комок скользкого мяса в Сергея. Последний кусок печени ударился о его щёку, оставив небольшой кровяной отпечаток, и шлёпнулся на пол. Из глаз Сергея брызнули слёзы. Несколько капель, смешавшись с кровью на щеке, сбежали по подбородку и упали на воротник. - А теперь мы заменим её чем-нибудь более подходящим, например, вот этим холодным камнем. Согласись, это должно сделать тебя более... спокойным, - тёмный двойник Сергея извлёк из-под стола продолговатый, матовый камень и, осторожно вложив его на место печени, принялся зашивать разрезы. На десятом стежке Сергей, не выдержав боли, отключился.***
Морщась, он осторожно открыл глаза, сделал глубокий вдох и тут же со стоном согнулся от резкой боли. Моментально вспомнив всё произошедшее, он принялся лихорадочно ощупывать живот в поисках шрама - но ничего не нашёл. Только тело болело, будто в нём действительно кто-то копался, расшвыривая в стороны куски плоти. Правый бок ощутимо потяжелел: казалось, внутри покоится огромный камень, прохладный и гладкий. Но никаких видимых следов хирургического вмешательства не было. "Да и откуда? Резали ведь не меня. Или меня?.." - вспомнив спокойное лицо лежавшего на операционном столе тела, абсолютно идентичное его лицу, Сергей вздрогнул и постарался отогнать видение. Внимательно прислушиваясь к своим ощущениям, он неожиданно понял, что не чувствует ни жажды мести, ни страха. Все страсти, которым полагалось бушевать внутри, куда-то ушли, оставив только острое осознание: он сошёл с ума и должен с этим как-то справиться, вернуться в настоящий, реальный мир, пока тот жуткий "доктор" не убил его окончательно. Вспомнив чёрные перья, Сергей решил окрестить своего кошмарного двойника "Птицей". Осторожно, стараясь не делать резких движений, он поднялся из кресла и огляделся. Комната снова была незнакомой: кресло стояло в углу, возле камина, а вдоль бледных белых стен с позолоченными узорами стояли массивные платяные шкафы из тёмного дерева. Открыв один из них, он обнаружил театральные костюмы: яркие тряпки висели аккуратными рядами, к каждой прилагалась небольшая маска на пол-лица. В комнате было тихо. Это была умиротворённая, спокойная и благодатная тишина, которую не хотелось покидать. Откуда-то Сергей знал, что в этой небольшой комнатке, пропахшей пудрой, канифолью и цветами, он в безопасности: Птица не найдёт его здесь, а если и найдёт, то не сможет зайти. И всё же отсюда нельзя было и выбраться в реальность, вернув себе настоящее тело. К тому же Сергей наконец, вспомнил, где именно сейчас находится настоящее тело, что случилось после его ареста. И воспоминания, хоть и объясняли появление двойника, пугали намного больше полной неизвестности. Закрыв дверцы шкафа, Сергей направился к выходу из комнаты. Стоило ему открыть дверь, как он снова услышал голос Птицы, напевающего тихо и вкрадчиво: Вы мой пленник и гость, светло-серая птица. Вы летели на север. Я вас подобрал на снегу С перебитым крылом и слезой на замёрзшей реснице. Я вас поднял, согрел и теперь до весны берегу... [2] Вздрогнув, Сергей вошёл в знакомый полумрак коридора и направился в сторону, противоположную той, где звучал голос. Теперь он не обращал внимания на картины и статуи, идя широким, уверенным шагом, изредка морщась от постепенно слабеющей боли. Он не был уверен, что сможет понять, как выбраться из ловушки собственного разума, но точно знал, что больше не позволит над собой издеваться. - А помнишь ли ты, где ещё находится душа человеческая? - голос Птицы раздался за спиной, и Сергей чуть не упал, резко разворачиваясь. Но там, где он ожидал увидеть своего двойника, никого не было. - Благородная ярость, кипящий и страстный дух, находится, как это ни банально, в сердце, - голос снова звучал за спиной, и вновь, обернувшись, Сергей никого не увидел. Зло прошипев пару проклятий, он пошёл вперёд, ускоряя шаг с каждым новым словом своего невидимого врага, постепенно переходя на бег. - Именно этих качеств, кстати, тебе и недостаёт. Чистой ярости и незамутнённой страсти, не омрачённых ни алчностью, ни страхом. Без них ты - обычный, забитый мальчишка. Абсолютно никчёмный человек. Ты и сейчас убегаешь, потому что в тебе нет внутреннего огня, позволившего бы со мной бороться. Сергей выругался, увидев, что зашёл в тупик. Бежать было больше некуда. Оставалось только обернуться и попытаться сразиться, но как бороться с дымом, воздухом, находящимся всюду и нигде одновременно? Однако Птица стоял прямо перед ним, чуть растянув губы в улыбке. Он плавно, словно любуясь мгновением, шагнул вперёд, протягивая руку, чтобы схватить свою добычу, на ходу превращая жест в удар сжатого кулака в челюсть. Сергей шагнул назад, чуть в сторону, легко уходя от удара. Резко подняв вверх колено и быстрым движением выбросив ногу вперёд, он попытался достать противника и даже попал Птице в бок... но тот оказался быстрее: схватил Сергея за ступню и резко дёрнул на себя, заставив потерять равновесие. Падая, Сергей успел развести руки и, приземлившись на лопатки, быстро откатиться из-под опускающегося на грудь ботинка Птицы. Поднявшись, он тут же бросился на противника. Сергей метил ладонью в кадык, но Птица легко отступил в сторону. Блеснуло стальное лезвие. Сергей отшатнулся, зажав рукой неглубокий порез на боку. Птица, улыбаясь всё шире, занёс нож для удара, но его жертва успела шагнуть влево, заблокировать рукой предплечье противника рядом с запястьем. Не позволяя себе замешкаться и на этот раз, Сергей провёл руку под правым плечом удивлённого Птицы и захватил сверху правой рукой левую, потянув предплечье противника вниз. Птица пошатнулся, теряя равновесие. Сергей пнул его, бросив на спину, и, намертво зажав руку своего двойника, забрал нож... и отбросил его, тяжело дыша. Глядя в свои собственные глаза, видя своё лицо, он не смог нанести решающего удара. Внимательно следя за всё ещё лежащим на полу Птицей, Сергей отступил. И в тот же миг двойник оказался сзади. Сергей ощутил, как острое лезвие вспороло кожу на спине, проходя под лопатку, разрывая сосуды и кромсая мышцы. Нож с противным, чавкающим звуком вошёл между внутренней стороной лопатки и позвоночником. Захлёбываясь кровью и болью, Сергей услышал ехидный шёпот над ухом: - Вот об этом я и говорил: слишком мало ярости. Тебе не победить, - нож повернулся боком. - По крайней мере, пока. Сергей начал терять сознание, но Птица вогнал лезвие по самую рукоять, вырезая широкую, округлую рану, раздвигая её края, и новый приступ боли на какое-то время отрезвил его. - Можешь ли ты представить что-то более страстное, чем пламя? Вот и я не могу, - в рану вошло нечто небольшое, но обжигающе-горячее, заставившее обуглиться её края, а лёгкие - заполыхать. Сердце же свело такой невыносимой болью, что Сергей закричал, пытаясь вырваться, но тут же стих, с удивлением ощущая распространяющийся по телу жар. Он больше не чувствовал раны. Он вообще ничего не чувствовал, кроме всеобъемлющего пламени, охватившего его изнутри. Но через несколько секунд пламя остыло, и мир вокруг вновь померк.***
Сергей сидел в углу напротив двери, обхватив руками колени и невидящим взглядом уставившись перед собой. Он давно пришёл в себя, вновь оказавшись в безопасной белой комнатке. Никаких ран он не нашёл, да и боль быстро прошла - быстрее, чем в первый раз. Но ему было всё равно. Сергей вспомнил всё, что знал о человеческой душе, всё, что почерпнул из курсов философии и мировой культуры когда-то давно, целую вечность назад. Из того, что он знал и о чём напомнил ему Птица, он понял: третья встреча с ним будет не просто последней - от самого Сергея ничего не останется. Птица на самом деле не устраивал шоу, пытаясь забить, подавить и вытеснить более податливую личность, - он действительно менял его изнутри, будто готовя к чему-то. Сейчас от него уже почти ничего не осталось - только лёгкое воспоминание, каким-то чудом не распавшееся на части. Вздохнув, Сергей крепче обнял колени, вспоминая. Высшая душа, её "божественное" начало, разум - соотносится с мозгом. Устроит ли ему Птица трепанацию? Вытянет ли железным крюком мозг через полость носа, как египетской мумии? Или притащит новую копию, заставляя Сергея наблюдать и чувствовать всё, что с ней происходит? Да и чем можно заменить содержимое черепной коробки, чтобы оно отвечало поставленной цели?.. Вздрогнув, Сергей представил, как Птица несколькими точными движениями срезает кожу с его головы, счищает нервы и выдалбливает кость, добираясь до мозга. Полный тихого, пустого и отчаянного равнодушия, он ждал, когда стены вокруг рухнут, оставляя его один на один с двойником. Он ждал неминуемого конца. Уже не быть ему мечтателем умильным Старинной песенки, шутившей у ворот: Весёлость умерла, фонарь его - и тот Потух, и призраком блуждает он бессильным. При блеске молнии, в ужасном вихре пыльном, Холщовый балахон, что буря мнёт и рвёт, На саван стал похож. Зияет чёрный рот, Как будто он вопит, точим червём могильным. Полуночною птицей, заметные едва, Безумно мечутся, белея, рукава: Он знаки подаёт в пространстве безголосом. Дымятся фосфором пустые дыры глаз, И от белил ещё ужасней в этот час Лицо бескровное с мертвецки-острым носом... [3] Осознав, что на этот раз читает вслух стихи он сам, Сергей тихо, истерично рассмеялся. Получается, он принял правила игры, какими бы они ни были. А значит, сможет вновь попытаться победить. Но не безрассудной силой надежды на чудо, как в прошлый раз, нет. Нужно действовать иначе. Более жёстко, спокойно, уверенно. Так же, как действовал Птица. А значит, совсем не так, как тот ожидал. Подобное может быть побеждено лишь подобным. На этот раз он не стал очертя голову выбегать в коридор, решив использовать преимущества своего безопасного закутка. Поднявшись, Сергей подошёл к ближайшему шкафу и надолго застыл перед раскрывшимися дверцами, взглядом ища хоть что-то, похожее на оружие. Ему хватило бы и ножа, лёгкого, с хорошо заточенным лезвием. Стоило хорошенько сосредоточиться, и в груде тряпок блеснул металл. Облегчённо вздохнув, Сергей достал средних размеров боевой нож и сделал несколько пробных выпадов. Рукоять, чуть шершавая и тёплая, идеально лежала в руке. Не выпуская оружия, он приглашающе распахнул дверь, позволяя холодному воздуху полутёмного коридора просочиться в своё убежище, отравить его и превратить в очередной тупик лабиринта, не подвластный больше Сергею. А следом за холодом в комнату вошёл и Птица. - Уже сдаёшься? - хмурясь, спросил он застывшего напротив Сергея. - Странно, учитывая, сколько усилий мне пришлось приложить, чтобы изменить тебя. Неужели я ошибся, и ты неисправим? Не отвечая, Сергей рванулся вперёд, целясь ножом в горло противника, надеясь, что тот будет слишком удивлён, чтобы блокировать удар, и единственного выпада будет достаточно. Но надежда не оправдалась - Птица легко ушёл от ножа, пропуская нападающего вперёд, и на лице его мелькнуло не столько удивление, сколько восторг. Сергей, не медля ни секунды, попытался с разворота всадить нож в спину врага, но снова промахнулся. Птица оказался в метре от него, и вместо того, чтобы нападать, он восхищённо аплодировал: - Как приятно бывает ошибаться! Больше страсти, друг мой, больше ярости в каждый удар! Пропустив неожиданные перемены в обращении к себе и понимая, что отступать некуда, Сергей вновь атаковал. На этот раз он попытался обмануть своего двойника: делая вид, что наносит удар снизу, метя в живот, он в последний момент повёл руку чуть выше, целясь в солнечное сплетение. К его удивлению, Птица не стал уворачиваться. Мгновение растянулось на минуты, когда нож вошёл глубоко в тело, с тихим, противным треском рассекая кожу и мышцы. Сергей отшатнулся, не веря в случившееся. Тяжело дыша, он смотрел, как Птица бледнеет, сгибаясь пополам, оседает на пол... и, широко улыбаясь, встаёт на ноги, держа покрытый кровью нож в руке. - Поздравляю, друг мой, - он шагнул вперёд, чуть шатаясь. - К сожалению, чтобы избавиться от меня, тебе недостаточно просто проткнуть воображаемым ножом кусок воображаемого мяса. Ты должен перестать верить в меня, а ты от этого, мягко говоря, весьма далёк. Но, так или иначе... технически, ты сейчас убил самого себя. И что ты намерен делать дальше в этой золочёной клетке своего сознания? Надеешься, что стоит мне исчезнуть, и ты снова окажешься у руля, там, в реальном мире? Почему ты так уверен в этом? Сергей молча слушал, внутренне холодея от осознания простого факта: он не был уверен ни в чём. Просто следовал навязанным ему правилам борьбы, которых не знал до конца. Птица подошёл вплотную и взглянул прямо в глаза Сергея, печально улыбаясь: - К сожалению, тебе не повезло: моя смерть не спасла бы тебя, мой друг. Знаешь, почему? Потому что... Помнишь, я говорил о трёх частях твоей души? Первую часть, тихую и забитую, тщеславную и не способную ни на что, кроме самолюбования, я оперировал в твоём присутствии. Второй частью, которой недоставало ярости и страсти, был ты сам. А что же до третьей, до разума, способного править тщеславием и яростью... - Это ты, - прошептал Сергей. - Ты изменял всего меня под себя, ожесточая и доводя до отчаяния. Птица кивнул: - Ты отлично справился. Адаптировался ко всем переменам в себе. Так что я оставил мысль убить тебя окончательно. Вместо этого я предлагаю тебе союз. Не будет необходимости в новых мучениях, если ты просто согласишься уступить мне главенство. Мы отомстим за отобранную у нас свободу и обретём её вновь, но для этого ты должен уйти в тень, позволяя мне действовать так, как я сочту нужным. Взамен я дам тебе покой и тишину, безопасную и уютную. Я вижу твои сомнения - не волнуйся, принимая решения, я буду учитывать и твои желания, - он отбросил нож и протянул липкую от тёмной крови ладонь. Сергей устало кивнул, протягивая руку в ответ. И закрыл глаза.***
Он лежал на полу своей камеры, закрыв глаза и вдыхая ароматы крови и страха, витающие в воздухе. Вечность, проведённая в личном аду внутри собственного сознания, бесконечность, на которую он стал старше, изменившись до неузнаваемости, найдя врага и союзника в одном лице, уложилась в какие-то жалкие пару минут. Под закрытыми веками он воссоздал стену, исписанную кровью - и усмехнулся. Как же глуп он был, когда позволил себе в минуту слабости подобную бессознательную мазню. Теперь он стал сильнее. Умнее. И гораздо опаснее. - Срань господня!.. Да он же ёбаный псих! - в дверь ворвались, застыв на пороге, двое. Наверное, наступили в лужу крови. Или на чью-то оторванную руку, ногу, голову... какая разница. Один человек делится на очень много частей, а ночью в камеру вломились целых двое. Следовательно, и частей получилось... немного больше. Так что сложно было не наступить в то, что находилось всюду. "А ведь это он про меня..." - устало подумал он, открывая глаза и растягивая губы в жёсткой, хищной усмешке. - Вы даже не представляете, насколько ёбаный этот псих, - тихо рассмеявшись, ответил Сергей двоим мужчинам, в ужасе попятившимся из залитой кровью комнаты. Одного из них стошнило. Второй, вскрикнув, захлопнул дверь, пытаясь повернуть ключ в замке на большее число оборотов, чем было возможно. - Вы даже не представляете, насколько... - повторил Сергей, продолжая улыбаться огромной крылатой тени на стене.