Часть 1
24 октября 2014 г. в 00:01
Что, по сути, означает для нас словосочетание «успешный человек»?
Конечно, в голове сразу возникает образ денег. Дорогие машины, роскошный дом, одежда от ведущих модельеров, беззаботные тусовки ночи напролёт и целая прорва возможностей, «обычному» человеку недоступная.
Но на самом деле, как известно очень немногим, в первую очередь успех означает ответственность. За целую армию подчинённых, за своё дело, за свой имидж и за своё окружение: чем выше ты забираешься, тем крепче нужно держаться.
И эта ответственность порой так велика, что давит на плечи мёртвым грузом, оттягивает руки сизифовым камнем, который вот-вот сорвётся с накатанной дорожки и утянет тебя за собой, обратно к самому низу пищевой цепочки.
Нет, не подумайте — Ольга Исаева справляется. Она сильная женщина, она прошла через многое и пройдёт ещё столько же, и она — лучшая в том, что она делает.
Но иногда... иногда у неё кончается кислород, вот и всё.
Вот почему, в частности, она в данный конкретный момент находится именно здесь: в этой полутёмной комнате, с этой женщиной, одетой в чёрное латексное платье и туфли на шпильках. Вот почему она полностью обнажена и стоит на коленях — и по той же причине дрожь предвкушения, рождаясь из мурашек, бегущих по спине, волнами расходится по её телу.
— Ты была послушной девочкой, не так ли? — спрашивает Анна, и взгляд Ольги невольно останавливается на её насыщенно-алых губах: образ строгой сотрудницы МВД принадлежит только дневному свету, а сейчас на дворе ночь.
Зачарованная, Ольга сглатывает и отвечает:
— Да...
Платье Анны облегает её выдающиеся формы так плотно, что у всех попавшихся ей на пути сюда мужчин, наверное, до сих пор непроизвольно выделяется слюна. Латекс блестит в приглушённом свете свечей — никакого искусственного освещения. Длинный ноготь цепляет подбородок Ольги, заставляя её поднять голову — Анна наклоняется, смотрит ей в глаза и, лукаво улыбаясь, говорит:
— Тогда, полагаю, ты заслужила награду, — затем интонация её неуловимо меняется, делается властной и повелительной: — Встать.
Ольга встаёт. Она знает, что нужно делать дальше, и от этого знания у неё кружится голова.
Андреевский крест, обтянутый чёрной кожей, стоит прямо за её спиной. Ольга разворачивается, прислоняется к нему животом, чувствуя, как мгновенно пересыхает в горле. Расставляет ноги, поднимает и разводит в стороны руки; Анна, усмехаясь, крепит её к кресту, довольно поглаживая по спине — эти лёгкие прикосновения вызывают у Ольги ощущение электрических разрядов, пробегающих по коже.
На глаза Ольги ложится атласная чёрная лента, и комната исчезает — исчезает и весь остальной мир. Остаётся лишь самое важное: то, что она может почувствовать.
— Проси меня, — приказывает Анна голосом, от которого у Ольги учащается дыхание.
Ольга невольно напрягается: азарт ожидания сладко сворачивается внизу живота в тугую пружину. Подвальный воздух холодит спину.
— Пожалуйста!.. Пожалуйста, помоги мне!
Этого для Анны достаточно.
Раздаётся короткий свист и шлепок; Ольга вздрагивает. Обычно Анна использует сначала легчайшую бархатную плеть для разогрева — но сегодня Ольга уже на взводе, она слишком устала, слишком сильно нуждается во всём этом, и Анна, чувствуя её настроение, сразу использует ремень. Широкий, крепкий, мужской ремень — Ольга представляет его в красивых женственных руках Анны и давится воздухом от второго удара, уже более сильного.
Анна велела просить, и Ольга просит:
— Ещё!
Третий, четвёртый, пятый удары — кожа ягодиц начинает гореть. Ольга просит — и получает больше. Просит снова, и снова, и снова — и удары идут один за другим, наращивают темп и ложатся в единый ритм.
Боль нарастает, как снежный ком, становится всё острее и резче — и Ольга захлёбывается ей, глотает её, как вино, позволяет течь по венам долгожданным очищением. Она отдаётся этой боли вся, целиком: перед глазами больше не мельтешат бесконечные ряды цифр, в ушах больше не звучит целый гомон чужих голосов, пропадает фантомное ощущение тугого воротника блузки, до этого момента продолжавшее сдавливать ей горло. Она больше не думает о клиентах, она не думает об ограблениях, она не думает о кредитах и сделках; она не думает об отце, о его здоровье и его одобрении.
В кои-то веки она действительно пребывает разумом именно здесь и именно сейчас.
Она — там, где ремень безжалостно хлещет её покрасневшую кожу, намеренно обвиваясь порой вокруг бёдер и талии. Она — там, где темнота поглотила для неё всё, за исключением звука, с которым ремень соприкасается с её телом.
Она — там, где Анна. Там, где боль и удовольствие сливаются воедино.
— Ещё, — стонет она, и почти плачет от того, как сильно накалилась та самая пружина в животе. — Ещё, ещё... Боже... я... да, да, ещё — пожалуйста!
Ольга выгибается, неосознанно стремится вырваться из оков. Вжимается в перекрестие бёдрами, пытаясь рефлекторно избежать новых ударов и одновременно подставиться под них; трётся о крест грудью, и затвердевшие соски, задевая нагревшийся от её движений отделочный материал креста, посылают вниз всё новые волны дикого возбуждения. Между ног у неё горячо и влажно — и хотя ей кажется, что больше она не выдержит, она всё равно просит.
И когда она думает, что она и впрямь больше не вытерпит, когда она начинает плакать по-настоящему, разрываясь от переполняющих её эмоций, когда у неё возникает отчётливое чувство, что ещё немного — и она просто взорвётся...
Тогда Анна вместо очередного удара прижимается к ней сзади — пылающие ягодицы контрастно холодит латекс — и сильно, жадно кусает её за ухо.
От неожиданности Ольга кончает — тонко, пронзительно вскрикнув напоследок.
Ещё около минуты — а может, час, год или вечность — она просто стоит, беспомощно откинув голову на плечо подруги, и дышит-дышит-дышит. Накатившее облегчение оглушает её, оставляя блаженно улыбаться и хватать ртом воздух.
Вот какого кислорода ей не хватало.
Анна гладит её пальцами там, между расставленных ног, где всё ещё пульсируют последние отзвуки оргазма. Другой рукой она снимает с неё повязку. Ольга дрожит — ей хорошо, и её клонит в сон.
— Спасибо, — говорит она пересохшими губами.
Анна улыбается и дарит ей долгий, исполненный нежности поцелуй.
— Не за что, дорогая. Всё для тебя.