Бытовой эгоизм

Когда две недели назад Бокуто сказал, что из-за экзаменов они какое-то время не будут видеться, то выглядел очень серьёзным и решительным. Таким, словно поступил в лучший токийский университет. Или даже таким, словно уже его закончил. В общем-то, это было неважно. Главное, Бокуто демонстрировал те качества, которые проявлялись в нём крайне редко — вдумчивость, дальновидность и выдержанность. Сейчас на пороге комнаты стоял обычный Бокуто — порывистый, откровенный и до победного искренний. — Акааши, к тебе гости, — крикнула мать с первого этажа. — Я заметил, — под нос отозвался Акааши, прижимая наушники к шее. — Сделать чаю? — Не надо, мам. Вряд ли она расслышала ответ. Просто знала, что он откажется, и всё равно спрашивала каждый раз. По привычке. — Привет, — Бокуто мялся на пороге. — Ага, — согласился Акааши. Пришлось отключить музыку. — Что вы здесь делаете, Бокуто-сан? Завтра у вас вступительный. Я думал, вы хотели хорошо подготовиться. — Хотел, — насуплено кивнул Бокуто. Видимо, решил что-то и прошел в комнату, плотно притворив дверь за собой. В сердцах кинул на пол сумку и уселся на кровать без приглашения. Настроение у него, судя по всему, было паршивым. — И подготовился. Акааши погасил монитор. Повернулся на старом компьютерном стуле, — даже в скрипе слышался скепсис. — И?.. — Соскучился. Этого следовало ожидать. Усидчивость не была его сильной стороной: Бокуто шел напролом, не любил ждать, не терпел ограничений. Две недели... И одно слово — "соскучился" — вот и всё, что сейчас его занимало. Жарко перехватило дыхание, встало комом в горле. Акааши сглотнул. Кивнул, одновременно пожав плечами — небрежно, словно отгоняя докучливую муху. Ему не хотелось признаваться и себе, что счастлив от этого гораздо больше, чем позволяют приличия. — Я посижу немного? — попросил Бокуто. — Если только немного. — Говорят, полезно перед экзаменами отдохнуть. — Я купил новую игру. Хотите сыграть? — Да. Нет... Лучше сыграй один, а я посмотрю, — Бокуто потер глаза. Он всегда рано ложился и рано вставал, противореча названию команды, и сейчас его заметно клонило в сон. — Сыграй во что-нибудь старое. Мне нравится смотреть, как ты играешь... — Хорошо. Только не спите. Акааши включил телевизор и уселся на полу. Нашел самую глупую бродилку, какая была, и запустил её. Задумался, откуда у него этот хлам: и графика так себе, и музыка — едва не восьмибитка, и квесты... Потом вспомнил: взял у кого-то ещё в конце средней школы и не вернул. Прошел ли? Нет, не вспомнилось. Наверное, не успел. В старшей школе стало не до компьютерных игр — сплошной волейбольный клуб во главе с надоедливым, не в меру активным капитаном... Нет, тогда ещё не капитаном. — Почему ты ни разу не заходил после уроков? — Бокуто опустился за спиной совершенно бесшумно, ткнулся лбом в спину, заставив вздрогнуть. — И на обед ни разу не позвал. — Занятия в клубе, Бокуто-сан. Вы же знаете: первый и второй курс продолжают тренировки. — Угу, — уныло согласился Бокуто. — Без третьего сейчас тяжело… — Нет времени. У всех экзамены, Бокуто-сан. Не только у вас. — Но ты мог позвонить или написать или зайти на перемене, Акааши. — Мог... — Почему не зашел? — Потому что вы сами так хотели, помните? Вы сказали, нам нужно на время перестать... — слово не давалось. Простое, лёгкое. Акааши так и не научился говорить его вслух. Думать — сколько угодно. В мыслях оно приятно отдавало чем-то собственническим. Но сказать, что они встречаются? Невозможно. — Ты совсем не соскучился, да? — заныл Бокуто обиженно, совсем по-детски. Он придвинулся ещё ближе, крепко обнял под ребрами обеими руками и сжал, не рассчитывая силу. Ладони скользнули, задирая края футболки. — У вас выпускные экзамены, — напомнил Акааши тихо. Способность Бокуто беззастенчиво вторгаться в личное пространство всегда выводила из равновесия, в голове становилось пусто и глухо. Сегодня, после двух недель, когда всё общение сводилось к быстрым обменам взглядами и сухим кивкам, это чувствовалось особенно остро. Спину жгло от ощущения близости, пальцы немели. Нужно было себя контролировать, чтобы не сорваться. Стоило быть аккуратным. — Не хотел отвлекать. — Правда? — Бокуто вздохнул у самого уха. — Ты не злишься на то, что я сказал? Ты тоже скучал? — Я думаю, для вас это было верным решением, — Акааши склонил голову на бок, подставляя шею для поцелуя. Джойстик в руке скользил, кнопки плясали под пальцами. Чужое дыхание на коже возбуждало. — Мама дома, Бокуто-сан. Мы не можем... В опровержение словам рука Бокуто прошла по животу вниз, проникла за пояс штанов и сквозь тонкую ткань трусов сжала член. Акааши почувствовал, как его ведёт от этого прикосновения и напора широкой груди за спиной. — Твоя мать — чудо, — прошептал Бокуто. — Золото. Она никогда не мешает, если у тебя гости. — Вам лучше уйти и подумать об экзаменах. — Я думал о них две недели, а теперь хочу думать о тебе. — Совершенно не ко времени, — напомнил Акааши, откладывая джойстик, и обернулся. Бокуто улыбался. Не той своей нагловатой улыбкой, которой удостаивал соперников на поле, или ликующей, предназначенной команде, а рассеянной, чуть усталой и сонной. Домашней и уютной. После такой улыбки Акааши прощал любые капризы, оставлял при себе любые протесты. Эта улыбка делала его бессильным и неосмотрительным. Да и не очень-то хотелось спорить. Акааши сколько угодно мог бороться, подавлять желание и прятаться за маской безразличия, но всё равно знал, что не устоит. Сопротивляться не имело смысла, отговариваться — тем более. Правда заключалась в том, что если первую неделю он смог продержаться почти легко, то во вторую каждый день дрочил по утрам в душе, мучительно представляя Бокуто — тугого, узкого и отдающегося с головокружительной готовностью. — Вы невозможны, — сказал Акааши, кладя руку на затылок Бокуто и пальцами перебирая жесткие волосы. — Вы не отвечаете за собственные слова и понятия не имеете об ответственности. За что я вас люблю, Бокуто-сан? — Ты меня любишь? — восторженно удивился Бокуто — совсем-совсем искренне, словно никогда и предположить такого не мог. — Может быть, за это? Он наклонился и поцеловал Акааши в губы. Быстро, не давая времени на размышления или ответ. Затем ещё и ещё раз. Акааши позволил ему эту игру — она приятно волновала. Пару раз попробовал огрызнуться и поймать зубами, но не серьёзно, для порядка. А потом, дождавшись момента, притянул к себе за затылок, приподнялся на коленях, заставляя запрокинуть голову, раздвинул языком растянутые в улыбке губы и тут же получил в награду полусмешок-полустон. Бокуто порывисто обхватил его за бёдра, боднул в грудь и довольно обмяк. Поплыл. Теперь с ним можно было делать что угодно. Акааши встал, поймал его за руку и потянул за собой. На кровать они повалились вместе, держа друг друга в объятьях и медленно целуясь. Бокуто гладил Акааши по волосам, отстранялся, вглядывался в лицо. Пальцы перебирали вьющиеся на висках пряди, заправляли назад и за ухо. Акааши чувствовал возбуждение Бокуто как собственное. На краю сознания маячила дурацкая мысль о лишней паре рук: отпускать Бокуто не хотелось, оставаться лежать просто так — тем более. Он приподнялся, коленом шире раздвинул Бокуто ноги и начал расстегивать на нём рубашку, покрывая шею, грудь и живот поцелуями. Спешить не хотелось, а оставаться спокойным удавалось плохо. С огромным трудом Акааши заставлял пальцы не дрожать. Бокуто потянулся с удовлетворенной улыбкой, выгнулся навстречу ласкам — и охнул от грубого прикосновения к вставшему члену. Акааши опустил руку и потянул собачку на молнии, сжал кончиками пальцев головку, торчащую из-под резинки трусов. Бокуто закусил губу, раскинул руки и резко рванул к себе одеяло вместе с покрывалом. Кровать в мгновение превратилась в хаос. Подушка съехала в сторону к стене, одеяло скрутило узлом. Только простыня оставалась на месте. Акааши поднялся и отошел к шкафу, поискал в ящике с нижним бельём. Вернувшись, бросил тюбик со смазкой и презервативы на кровать, а сам опустился рядом с Бокуто, бережно погладил рукой широкую, тяжело вздымающуюся грудь, повел ладонь ниже, зацепил трусы и потянул. Бокуто приоткрыл один глаз и расфокусировано посмотрел с каким-то недоумением. Акааши улыбнулся ему, указательным пальцем погладил влажную головку, а потом наклонился и обхватил её губами, пощекотал языком, снова отпустил. Бокуто застонал. Совсем негромко — во время секса у него сводило горло, так что голос пропадал напрочь. Акааши считал эту пикантную деталь одной из самых возбуждающих: громкий и словоохотливый, в постели Бокуто становился практически немым. Иногда тянуло пошутить, что только ради этого его стоит хорошенько трахать. Избавив Бокуто от одежды, Акааши удобнее устроился между разведенных ног. В паху тянуло до головокружения. Он выдавил смазки на пальцы и завел между ягодиц Бокуто. Тот попеременно кусал губы и ловил ртом воздух. — Тише, — попросил Акааши, погладил свободной рукой по животу, залюбовался. — Тише, Бокуто-сан... Получалось немного издевательски. Акааши знал это и подозревал, что у Бокуто на сей счет имеются свои мысли. Он наклонился снова и несколько раз провел языком по члену от коротко стриженных жестких волос у основания до головки с блестящей каплей на ней. Его пальцы были полностью внутри и медленно двигались. Бокуто едва заметно дрожал, щёки пылали, а лицо было ужасно глупое. Глупое, смущенное и милое. — Я сейчас, — пообещал Акааши и вынул пальцы. Сам он не стал раздеваться — лишь приспустил штаны, раскатал презерватив и добавил смазки. — Я вхожу, Бокуто-сан... Он придержал разведенные ноги под коленями, но Бокуто вывернулся и закинул одну на плечо. Так действительно было удобнее. Акааши повернул голову и коснулся губами лодыжки. Член легко скользнув почти наполовину, уперся в горячее и тугое. Бокуто громко вздохнул. — Тише... — повторил Акааши, наклонился, поймал зубами бледно-розовый маленький сосок, покатал на губах. Пальцы на крепких бёдрах сжимались сами. Акааши уже не раз успел убедиться, что после этого остаются синяки, бледно-зеленые и нечеткие, но всё равно узнаваемые. К счастью, манжеты скрывали их, не вызывая ни у кого лишних вопросов. — Пожалуйста, расслабьтесь, Бокуто-сан... пожалуйста... Бокуто не слушал. Он вскидывал бёдра, тянулся к изголовью; скрёб по подушке, сжимал наволочку, потом резко отпихивал её и снова лихорадочно хватался за воздух. Аритмичный, срывающийся скрип кровати смешивался с дурацкой восьмибитной музыкой стоящей на паузе игры и влажным причмокиванием смазки. Сквозь них Акааши слышал собственные сдавленные стоны. Чувствовал, что долго не выдержит. Вид распростертого, тяжело дышащего и растрепанного Бокуто не прибавлял сдержанности и самообладания, только сильнее распаляя. Никакое воображение не сравнилось бы с оригиналом. — Ещё... ещё немного, Бокуто-сан!.. Нога соскользнула с плеча на бедро — Акааши не успел её поймать сразу. Бокуто запрокинул голову, обхватил рукой член и начал себе дрочить. Пальцы его не слушались. Он взмахнул второй рукой и поймал Акааши за шею на сгиб локтя, притянул к себе. Пятка впилась Акааши в копчик. — Ах!.. — от неожиданности Акааши дернулся, входя жестче и сразу до конца. Бокуто под ним удовлетворенно облизнул пересохшие и обкусанные губы, быстро глянул из-под тяжелых век. Во взгляде читалось: "Не тяни!" Акааши и сам знал, что сдерживаться больше не может и не хочет. На третьем резком толчке мышцы начало сводить, закололо в кончиках пальцев, в ушах зашумело. Но он всё равно опоздал: Бокуто заметался, став очень узким, и этого оказалось достаточно. Акааши вжался бёдрами из последних сил, ткнулся лбом в грудь. Это было лучшее, что он чувствовал за последние несколько недель. После схлынувшего оргазма пришла тихая эйфория: не было сил ни разогнуться, ни поднять голову, ни пошевелиться. Бокуто успел раньше: чистой рукой нашел подушку и подложил под голову. Дыхание его становилось ровным, грудь вздымалась реже. От него слабо пахло потом — не иначе, знал, зачем шел, и успел заскочить в душ. — Вам нужно домой, — сказал Акааши, поднимая голову и тут же добавил: — Нет, пока лежите. Я сейчас... Бумажные салфетки были там, где им положено быть у старшеклассника — под кроватью. В две Акааши завернул завязанный презерватив и, не задумываясь, отправил в корзину для бумаг. Бокуто проследил за ним с ленивой усмешкой, но никак не прокомментировал. — Тебе понравилось? — вместо этого спросил он. — Акааши? — Узко, — лаконично отозвался Акааши, собирая сперму с его живота. — И всё же, понравилось или нет? Сегодня? — Бокуто попробовал приподняться и напоролся на внимательный взгляд. — Здесь... — Акааши потянулся между ягодиц, салфеткой промокая остатки смазки, ещё раз провел пальцами, чуть надавив. Бокуто втянул воздух сквозь зубы. — Сегодня здесь очень узко. Вы хоть раз дрочили за прошедшие две недели? Остатки грязных салфеток полетели в мусор, пачка с неиспользованными — обратно под кровать. — Я... Значит, не понравилось? Бокуто смешался и поник, на лбу залегла морщинка. Подобное он воспринимал как личное фиаско. Акааши повел подушечками пальцев от лобка по прессу и груди, словно впервые исследуя их рельеф. Наклонился, пробуя губами кожу под ребрами. Поднял глаза. — Понравилось... — шепнул он. — "Понравилось", Бокуто-сан, это недостаточно ёмкое слово. По мере того, как смысл сказанного доходил, на лице Бокуто возвращалась улыбка. Сначала неловкая и смущенная, она быстро переросла в улыбку ликования. Словно он только что забил решающий мяч в чемпионате. Бокуто хохотнул. И, прежде чем Акааши успел сообразить, его сгребли в охапку, скрутили и подмяли. Акааши оказался зажат между кроватью, стеной и жарким, ещё влажным от пота, Бокуто. Широкая ладонь легла на шею, заставляя поднять голову. Бокуто впился в его губы, звонко причмокнув, отстранился и снова хохотнул, прижал к себе, как ребёнок прижимает любимую мягкую игрушку. — Не смейте спать, — проворчал Акааши. — Одевайтесь и идите домой, вы и так задержались больше положенного. Бокуто-сан? — Лучше всего я высплюсь здесь, — сонно отозвался Бокуто. — Высплюсь, встану пораньше, заскочу домой и поеду на экзамен. Всё продумано. — Вы доставляете неудобства. — Нисколько, — Бокуто шумно вздохнул, потерся носом о лоб Акааши. Закинул на него ногу. — Твоя мама сказала, что это не проблема, она всё равно рано встаёт. — У меня могут быть дела. — Но их же нет... и утром тебя не добудишься. Голос его становился всё тише и ленивее. — Душ, — сказал Акааши, прикрыв глаза и наслаждаясь чужим теплом. — Вам нужно хотя бы сходить в душ. — Завтра. Сам схожу... а потом тебя отнесу. — И опоздаете на экзамен, — Акааши подтянул одеяло, прикрыл им Бокуто и попытался выбраться из обманчиво ослабевшей хватки. Но стоило ему только дёрнуться, руки вновь сомкнулись, удерживая крепче прежнего. — Я только схожу за матрасом и вернусь... — Нет, — лицо Бокуто стало серьёзным. — Полежи со мной немного. Я засну быстро, а ты пойдёшь потом. Я знаю, ты поздно ложишься... — Где телефон? — В сумке. Будильник я поставил... на всякий случай. — Родители? — Я предупредил... перед уходом... — Совести у вас нет, — Акааши обнял Бокуто за бедро, прижался, зарылся лицом в шею. — Ни совести, ни такта, ни рационального подхода. Вас хоть когда-нибудь чужое мнение волновало? Нет... Зато вы завтра точно сдадите экзамены. Бокуто не ответил, тихо посапывая. Во сне он выглядел довольным. Мать в гостиной смотрела телевизор. — Кейджи? — не оборачиваясь, позвала она. — Ты за чаем? Сделай и мне... На средней полке справа есть начатая пачка. — Конечно, — Акааши поставил чайник, быстро оценил отражение в дверце холодильника: даже приведя себя в порядок, ему было некомфортно. Он знал: это чувство вины и стыд перед матерью, за последний год привязавшейся к Бокуто. Мать и раньше сетовала, что Акааши нужен старший брат. Говорила: он потому необщительный, что единственный ребёнок в семье. — Котаро остается? — мать как чувствовала, что Акааши занимается самоедством. — Спит... Держи свой чай. Она засмеялась. — Знаешь, университет, куда Котаро собирается... — она взглядом указала на диван рядом с собой, но Акааши отрицательно покачал головой. — Я смотрела по телевизору только что: у них сильная команда по волейболу. Котаро серьёзно настроен, да? — Да, — согласился Акааши. — У Бокуто-сан большие планы... — Здорово, — мать отхлебнула из чашки. — Здорово быть таким решительным. — Да... — А ты уже решил что-нибудь? Может, пойдёшь туда же? — Нет, — Акааши обернулся на пороге. — Нет, я ещё не думал об этом, мам. — Знаешь, мне было бы спокойнее... — Мам, не начинай. Пожалуйста. И не беспокойся, я всё решу, когда придет время, ладно? — Ладно, — мать отставила чашку, пожала плечами и поднялась. — Я переложила матрас в шкаф в коридоре, найдёшь? — Найду. — Как думаешь, может, стоит привести в порядок комнату для гостей? — Нет! — Акааши не успел прикусить язык. Ответ вышел слишком поспешным. — Нет, мам, не надо... Тебе не кажется, что ты балуешь Бокуто-сан? — Маленький лгун, — мать выглянула в коридор. Глаза её были сужены, взгляд не сулил ничего хорошего. — Я вырастила маленького лгуна! Сердце пропустило удар. Акааши почти поверил: сейчас. Иногда он пытался представить, что за безобразную сцену устроят родители, узнай они об истинной подоплеке отношений сына и его друга. Вместо этого мать снова улыбнулась. — Если ты ревнуешь маму, — кокетливо заметила она, — мог бы хоть иногда обнимать её. А то сейчас поймаю и сама обниму. — Матрас, — Акааши выдавил подобие улыбки. — Думаю, это не очень удобно. — О'кей. Это была шутка. Я знала, что ты найдёшь отговорку, — мать вернулась обратно в гостиную и оттуда крикнула: — Не смей мне будить ребёнка — у него завтра тяжелый день! Пусть спит в твоей постели. Акааши не ответил — попытка затащить злополучный матрас по лестнице отнимала все силы. В комнате он выключил компьютер и телевизор, убрал игру и раскиданные по полу вещи. Сел на кровать, бездумно рассматривая брошенный наполовину расстеленным матрас. Потом всё-таки лёг прямо поверх одеяла рядом с Бокуто. Тот спал, отвернувшись к стене — так же, как заснул. Акааши обнял его и прижался губами у основания шеи — там, где остро проступали позвонки. Кончиками пальцев погладил плечо. Бокуто завозился, прижимая к себе угол одеяла, и тяжело вздохнул. Акааши тоже вздохнул, прикрыв глаза. Спать категорически не хотелось — хотелось второго раунда.