Так бывает

«Меня зовут Шайн. Мне двадцать два, и моя жизнь закончена». Шайн поставил точку, перечитал предложение и, недовольно скривившись, стер написанное. Слишком много пафосного драматизма. Его действительно зовут Шайн, ему двадцать два, но свою жизнь законченной он не считал, наоборот. Так что, наверное, все-таки стоит начать по-другому. Тэй говорил, что он занимается ерундой, и что это никому не нужно, но Шайну было откровенно все равно, прочитает кто-нибудь написанное или нет. Он хотел сделать это для себя. Чтобы убедиться, что все это не выдумки его богатого воображения. Шайн перевел взгляд с экрана ноутбука на открытое окно и невольно улыбнулся, глядя на толстого кота, разлегшегося на ветке. Свесив лапу и хвост, Рыжик дремал на нежарком солнце, изредка подергивая ухом. Ленивый, флегматичный кот, любимец Тэя, так же, как и хозяин, был полон противоречий. Кажущийся тяжелым и неповоротливым – он не знал себе равных в поимке полевок или охоте на воробьев. И откуда только брались скорость и прыгучесть? Шайн сдул упавшую на лицо светлую прядку и фыркнул. Тэй был похож на своего кота. Темно-рыжего и зеленоглазого. Только у Тэя глаза были прозрачными. Но такими же лукавыми. А еще у Тэя была чистая кожа, полные светло-розовые губы и невыносимый характер. Шайн вздохнул и снова вернул свое внимание ноутбуку, на экране которого мигал курсор Ворда. Пожалуй, стоит начать по-другому. «Меня зовут Шайн. Мне двадцать два, и я омега…» …Ему было двенадцать, когда в их школе появился Тэй, вызвав волну интереса у неизбалованных новичками одноклассников. Правда, тогда всех больше интересовало, играет ли он в футбол, и как у него с геометрией, чем то, в каком классе он окажется, когда придет его время. В футбол Тэй не играл, с геометрией у него было как у всех, и от новенького быстро отстали, как-то слишком легко приняв в коллектив. Тогда Тэй не отличался ни особенным ростом, ни яркой внешностью, а что волосы рыжие… Ну, так у Валентина – омеги самого крутого альфы школы – они вообще серебристые. Правда, злые языки утверждали, что это всего лишь результат краски, но тогда двенадцатилетних «личинок», как их называли старшеклассники, это совсем не интересовало: хулиганить и устраивать чемпионаты по видеоиграм было гораздо веселее. Собственно, после одного такого турнира по очередной новомодной игре Тэй и подошел к Шайну. Они играли за разные команды, сражались азартно и честно и, в конце концов, свели все вничью. Тогда они проговорили весь оставшийся вечер, выяснили, что живут на соседних улицах, а на следующий день уже сидели за одной партой. Видеоигры были забыты в четырнадцать. Вместо джойстиков и дисков они передавали друг другу потрепанные книги, «взрослые» журналы и картинки, от одного взгляда на которые бросало в жар, а на щеках разливался румянец. Впрочем, от смущения избавлялись быстро. Первая сигарета, первая бутылка вина и первые разговоры в компании. «Альфа» и «омега» больше не были просто словами. Они обретали смысл, и к пятнадцати годам вчерашние друзья-товарищи смотрели друг на друга совсем по-другому, меняясь на глазах. Подрастающие альфы нет-нет, да и косились на омег выпускного класса, а молоденькие омежки украдкой бросали взгляды на альф. Томление, волнение в преддверии первой течки, резко обострившееся обоняние и повысившаяся чувствительность… Их учили контролировать инстинкты, но все уроки вылетали из головы, как только замолкал голос учителя. Любимым развлечением стало подглядывать за взрослыми альфами и омегами, и героем становился тот, кто сумел не попасться. В шестнадцать-семнадцать… Выпускной класс, в котором было уже все совсем не так. И они сами были уже другими. Шайн, втайне желавший быть похожим на отца-альфу, глядя на себя в зеркало, не испытывал ничего, кроме разочарования. Прямые светло-русые волосы, голубые глаза, тонкое лицо и изящные кисти рук – классическая красота истинной омеги. Но Шайн мечтал об иссиня-черных волосах и о темно-карих ярких глазах. Но Тэй, однажды узнав о причине его неважного настроения, дал ему подзатыльник и велел выкинуть этот бред из головы. «Ты хорош, как картинка, Шайн. Жаль, что я не альфа. Ты бы уже был моим». Тогда сердце в первый раз дало сбой. Шайн еще не был омегой в полном смысле этого слова и принадлежать кому-либо мог только на словах, но в ту секунду решил, что хочет быть только с Тэем. И ему было все равно, что связь двух омег невозможна. И на то, что у него самого еще ни разу не было течки. Хотя нет, на это ему было не все равно. Он был одним из «поздних», и хоть врачи и утверждали, что со здоровьем все в порядке, родители беспокоились, заставляя волноваться и его. Ведь чем старше омега, тем сложнее перенести ему свой первый раз без альфы. А альфы у Шайна не было и не предвиделось. Ну, кому нужен омега, который непонятно когда настоящим омегой станет? А Тэй… Он притягивал, как мотылька – язычок пламени. Пережив свою первую течку еще летом, Тэй изменился. Вытянулся, отрастил волосы, в глазах появилась поволока: из обычного мальчишки он превратился вдруг в роскошного юношу с яркой, броской внешностью, вредным характером и едким языком. Иногда порывистый, иногда томный и почти нежный – ко второму семестру Тэй стал самым желанным омегой школы, но умело держал дистанцию между собой и альфами, и последним оставалось только облизываться ему вслед, глядя на длинные стройные ноги и аппетитную задницу. О том, как и с кем он провел свою первую течку, Тэй не говорил никому, и в школе утвердилось мнение, что Тэйлор Верс уже нашел своего альфу. И Шайну, слышавшему все эти разговоры, только и оставалось, что бессильно сжимать кулаки. Наверное, стоило бы спросить напрямик, но страх услышать подтверждение слухам оказался сильнее любопытства. Они по-прежнему вместе искали и находили приключения на свою голову, делали домашние задания и дурачились, как мальчишки, но иногда Тэй смотрел на него тяжелым нечитаемым взглядом, и сердце Шайна проваливалось куда-то в желудок, а ладони становились влажными. В такие дни Тэй уходил почти сразу. Словно сбегал. Отключал телефон, не отвечал на электронные письма и домой не возвращался. Но на следующие сутки он снова был самим собой. Легким, язвительно-смешливым, ярким Тэем, от одного взгляда на которого перехватывало дыхание. И еще он пах как-то по-особенному. А на Шайна чем дальше, тем больше накатывала меланхолия. Альфы почти не обращали на него внимания, другие омеги посмеивались за спиной, а сам он был на грани нервного срыва. Влюбленный в омегу омега, который еще и не омега вовсе, каждую секунду прислушивающийся к любому изменению в своем организме, действительно смешон. И Шайн тоже бы посмеялся, вот только ему хотелось выть, а не смеяться. …В детстве он любил дни рождения. Родители устраивали настоящий праздник, собирая всех его друзей. Отец жарил гамбургеры и стейки, деланно строжился на разошедшихся мальчишек и разрешал допоздна не ложиться спать. Но в день своего семнадцатилетия Шайн отказался выходить из комнаты. Никаких мыслей и эмоций, только музыка в плеере. Он не отвечал на звонки, не читал сообщения и больше всего мечтал о том, чтобы стать невидимкой. Тогда его никто бы не видел и никто бы не шипел «испорченный омега» вслед, а незнакомые альфы не провожали недоуменными взглядами. Но Тэй… Он забрался в его комнату через окно. Наплевав на протесты и злобное шипение Шайна, содрал с его головы наушники и, бесцеремонно развалившись на кровати, обозвал идиотом. Вот только Шайн на его подначки больше поддаваться не собирался. Пару долгих минут они мерились взглядами, а потом Шайн молча сполз с кровати, на которой провалялся с самого утра, слушая музыку. Он не хотел никого видеть. Просто никого. А еще было стыдно перед Тэйем. За собственную слабость. За то, что оказался настолько жалок. И за то, что сердце в груди все равно замирало при одном только взгляде на него – тоже. Внутри разливались боль и отвращение к себе, и, возможно, этот день закончился бы по-другому, если бы Тэй вдруг не оказался рядом, встав между ним и дверью. Взгляды схлестнулись, и Шайн отшатнулся от пламени, горевшего в зеленых глазах. — Куда это ты собрался? — Отвали, — Шайн никогда не был по-настоящему груб, но сейчас желание оттолкнуть, обидеть друга было нестерпимым. Что угодно, только оставил бы в покое. — Это мой день рождения, так что сделай мне подарок и скройся с глаз. Тэй только бровь вскинул да засунул руки в карман: — Хочешь избавиться от моего присутствия – заставь меня уйти. И тут Шайн ударил. Все раздражение, всю злость, что были в нем, вложил в свой удар. Тэй успел отклониться, но в долгу не остался. Шайн отшатнулся, отступил и рухнул на пол, охнув от боли и раскинув руки. В глазах на мгновение потемнело, а когда прояснилось, над ним нависал Тэй, оседлав его бедра и до боли стискивая запястья заведенных за голову рук. — Только попробуй дернуться, придурок! — шипел, почти рычал он, а в глазах тлел страх и то самое чувство, от которого у Шайна подкашивались ноги. — Только попробуй! — Отвали! — Шайн дернулся, завозился, пытаясь сбросить его с себя, но Тэй всегда был сильнее. От возни его небрежный хвост растрепался, и кончики рыжих прядок щекотали лицо. Шайн зажмурился, замотал головой. — Уйди, уходи! Все, что было дальше, Шайн помнил урывками. Вот на него с яростью смотрят потемневшие зеленые глаза Тэя, а в следующий момент друг уже осыпает поцелуями его лицо, почти нежно удерживая ладонями. — Не отпущу, слышишь? Не отпущу никуда… — горячие губы, жадные, голодные. Дыхание опаляет, жжется почти. А Тэй словно в бреду и шепчет, шепчет, терзая губы то нежно, то исступленно: — Ты мой, мой, всегда был и будешь… В какой-то момент Шайн осознал, что руки больше никто не держит, и уже в следующую секунду обнимал тонкое, напряженное до звона тело. Это было похоже на пьяный бред, на сон. Тэй прижимался к нему, тихо стонал, всхлипывал и все никак не мог оторваться от уже припухших губ. Только когда Шайн неловко, неумело ответил – замер, застыл, тяжело дыша и дрожа. Зажмурился, сжался. Уголки его губ подрагивали, словно их обладатель не знал, плакать ли ему от отчаяния или смеяться от счастья. И Шайн не выдержал. Криво улыбаясь, легко коснулся кончиками пальцев щеки, скул. Пусть бред и сон, пусть. Только не просыпаться бы никогда. — Тэй… — на грани слышимости позвал Шайн, и тот медленно, словно нехотя поднял ресницы. И Шайн ухнул, утонул в его глазах, ставших такими глубокими. Он не понял, кто потянулся первым, но это было и неважно. Этот поцелуй был совсем другим. Упоительным, сладким, неторопливым и нежным. А когда он закончился, Шайн потянул Тэя на себя, обнимая крепко. Тело омеги было тяжелым, но эта тяжесть была приятной, такой нужной. — Тебе стоит выставить меня, — после долго молчания хрипло произнес Тэй, вжимаясь лицом в его шею и невесомо лаская губами чувствительную кожу. — Мне мало тебя. Я хочу больше, тебя всего. — Ты же знаешь, что я не могу, — прошелестел Шайн, чувствуя, как его наполняет отчаяние. Никакого возбуждения, удовольствия – ничего, пока не начнется течка. Тэй зашипел, перевернулся, укладывая Шайна на себя. Обнял, поглаживая спину. — Скоро. Я чувствую. Поверь мне. — Верю, — Шайн потерся щекой о его плечо. — Обещай, что не уйдешь, не сбежишь от меня. Ты мой, Шайн, слышишь? — Я омега. Мы с тобой невозможны. — А мне плевать, — упрямо произнес Тэй. — Ты предназначен мне. Как же я тебя хочу… Шайн вздрогнул, поежился от ставших настойчивыми касаний. Попытался отстраниться, и Тэй позволил ему устроиться рядом на полу. Во дворе лаяла собака, внизу разговаривали родители, из валяющихся наушников на грани слышимости лилась музыка. — Расскажи мне, — Шайн сам нашел его руку и сплел их пальцы. Почему-то это казалось правильным. Странным, почти диким, но правильным. Они вместе. — О чем ты хочешь знать? — Тэй развернулся к нему, не отпуская руку, и короткой лаской прошелся по скулам и губам. — Как это – быть настоящим омегой? Как это было у тебя? Тэй хмыкнул и надолго замолчал, а потом медленно, подбирая каждое слово, сказал: — Это сводит тебя с ума. Ты не можешь думать ни о чем другом. А когда встретишь альфу – ни о ком другом. Сначала – немного больно. А потом ты кричишь от наслаждения. Моего альфу зовут Элиот. Он… тебе понравится. Шайн поморщился от укола ревности, а потом кивнул: — Я хотел бы с ним познакомиться. — Познакомишься, — Тэй дернул его к себе, навалился снова, приникая к губам. — Позволь мне… пожалуйста. Шайн смутился, отвел взгляд. — А я… могу? — Он чувствовал, как напряжен и все еще возбужден Тэй. Но разве омеги должны хотеть себе подобных? — Да, — Тэй взял его за руку и мягко потянул ее вниз. Накрыл ладонью собственный пах, заставил сжать пальцы и глухо, протяжно застонал в его плечо. — Ты меня с ума сводишь. Так пахнешь… ты так сумасшедше пахнешь… — Тебе это нравится, да? — Шайн отстранил его руку, поколебался немного, а потом ослабил ремень и проник под белье. Член был небольшим, но твердым под мягкой, нежной кожей, горячим и сухим, и Шайну пришлось облизать пальцы. Тэй застонал почти болезненно, толкнулся навстречу, шепча что-то непристойное прямо в ухо. Завороженный его реакцией, тем, как открыт сейчас был Тэй, Шайн принялся ласкать возбужденный ствол. Тэй дрожал, двигал бедрами, вбиваясь в его ладонь, стискивал плечи до синяков. Кажется, он совсем потерял контроль. С искаженным от возбуждения и удовольствия лицом он был так красив… Засмотревшись, Шайн пропустил момент, когда Тэй вдруг напрягся так, словно все тело свела судорога, дернулся, выгнулся и обмяк, задушено вскрикнув. Член опал, и Шайн вытащил руку. Обнял Тэя, успокаивающе поглаживая по спине и чувствуя обиду на собственную жизнь. Тэю было хорошо. Неужели ему, Шайну, такого никогда не испытать? — Спасибо, — немного придя в себя, Тэй слабо улыбнулся и вжался губами в губы. — Я часто представлял себе, как это – быть с тобой. — Ты не кончил, — Шайн отразил его улыбку, наслаждаясь волной радости и удовольствия, затопившую от этих слов. — «Сухой» оргазм. Настоящий – только при настоящем сексе, — Тэй обнял его, прижав к себе изо всей силы. — С днем рождения… Произошедшее не изменило ничего и в то же время изменило все. Они по-прежнему делали вместе домашнее задание, находили себе приключения, ссорились, мирились, но каждый вечер на час или больше исчезали вдруг из поля зрения. Куда-нибудь, где были только вдвоем. Теперь Тэй не скрывал огня в своих глазах и не сбегал, когда его накрывало. Вместо этого он так жадно, так исступленно целовал Шайна, что тот еще долго не мог прийти в себя. Им хотелось большего, но, вопреки заверениям Тэя, организм Шайна не торопился с течкой. Тэй метался, рычал, пытаясь справиться со своим желанием, сердился на себя, а потом Шайн однажды перехватил его у стены, вжал в нее спиной и опустился перед другом на колени. Теоретических знаний, почерпнутых из интернета и порно, хватало, но с практикой были проблемы, и Шайн волновался, получится ли у него, но Тэй кончил почти сразу, и он успокоился. Но вскоре и этого стало мало. И тогда Тэй привел альфу. …Элиот был… обычным. Высокий, как все альфы, с чуть грубоватым, но открытым и светлым лицом и коротко стриженными соломенными волосами. Молчаливый, основательный, немного стеснительный автомеханик из мастерской. Большие руки с извечными мозолями, чувственные губы и улыбчивый рот. Поймав его взгляд, Шайн не мог не улыбнуться в ответ. Но когда Элиот взял протянутую в приветственном жесте руку, все изменилось. Светлые глаза Элиота наполнились недоумением, а Шайн… Шайн вдруг утонул в ощущениях, обрушившихся на него. Запахах, мгновенно вспыхнувшем жаре, резкой боли, словно прострелившей тело. Он невольно стиснул ладонь Элиота и зажмурился, чувствуя, как покалывает кончики пальцев, как слабеют и начинают дрожать ноги. Хорошо, что дома. Хорошо, что… — Шайн! — Тэй оказался рядом, схватил за плечи, тряся его, как куклу, но тот, лишенный вдруг тепла руки Элиота, вздохнул со всхлипом, обводя комнату ничего не соображающим взглядом. В голове словно стоял плотный туман, стало трудно дышать… Все, что происходило с ним, Шайн отмечал лишь краем сознания. Ему было плохо, его трясло, что-то происходило с ним. Что-то, чего раньше он никогда не испытывал. — Тэй, ему нужна помощь, — Элиот отстранил встревоженного Тэйлора, и Шайн застонал, оказавшись вдруг в сильных объятиях, показавшихся такими нужными и приятными. — Течка… — глухо произнес Тэй, глядя на Шайна, льнущего к телу альфы. — Тэй… — Элиот кусал губы, инстинктивным жестом поглаживая прижимающего к нему парня по голове. — Этого не должно было случиться. — Ты поможешь ему? — Тэй только отмахнулся. — Его нельзя оставлять одного. Элиот шумно вдохнул, зарывшись лицом в макушку Шайна. — Это его первый раз? — каким-то надтреснутым голосом спросил он. Его щеки раскраснелись, на лбу выступила испарина. Контроль давался ему нелегко. — Да, — Тэй зажмурился на мгновение, а потом, зло выдохнув, шагнул к ним и прижался к спине Шайна, целуя его затылок и лаская плечи. — Ему нужна помощь, но я буду первым, Эл. Пожалуйста… — он вскинул на альфу больной, почти безумный взгляд. — Ты знаешь, как я… В ответ Элиот резко отступил, опуская руки. Пару мгновений смотрел в искаженное лицо Шайна и отвернулся. Тэй криво улыбнулся и, стиснув запястье друга, повлек за собой. Они почти бегом преодолели холл, поднялись по лестнице и ввалились в комнату. Буквально выдрав Шайна из одежды, Тэй толкнул его на кровать и навалился сверху, лихорадочно целуя лицо и шею. Слизывал с губ протяжные, болезненные стоны, оставлял следы укусов на покрасневшей коже, укрытой тонкой пленкой пота. Ни капли разума в глазах, никакого контроля. Только желание, страсть и инстинкты. Шайн дрожал, вскидывался, дышал со всхлипами и подавался бедрами вперед и вверх, чтобы потереться напряженным членом о бедро. Широко распахнутые глаза, податливое, горящее тело. А Тэй словно сошел с ума. Он устроился между разведенных бедер Шайна, провел пальцем, собирая смазку, и сунул его в рот. Застонал сдавленно, облизываясь, стиснул узкие бедра, рывком придвигая Шайна к себе, и погрузился в его тело сразу и до конца. Шайн охнул, выгнулся и зашептал что-то заполошно. Тэй двигался в нем сильно, резко, ничуть не щадя и едва не плача. Рыжие волосы потемнели от влаги, разметались, укрывая плечи и влажную спину. Взметнулись и упали, когда Тэй содрогнулся, выстанывая имя Шайна. Такого горячего, податливого, и все еще возбужденного. — Эл… — хрипло, обессилено позвал Тэй, выходя из тела беспрестанно стонущего Шайна и вытягиваясь рядом. — Ты ему нужен. Пожалуйста… Элиот, поднявшийся следом за ними и все это время простоявший у двери, только кивнул, тяжело сглатывая и стараясь не смотреть на постель. Его руки дрожали, когда он раздевался, и несколько пуговиц оказались вырванными из петель. Пряжка, ремень, вытянутые полинялые джинсы, рубашка отлетели в сторону. Шайн принял его легко, лишь подался навстречу, шире разводя ноги в стороны. И ловил, ловил жадные поцелуи Тэя, которыми тот осыпал его. Вскрикивал, когда кто-то из любовников принимался терзать его соски, и жалобно стонал, когда его член погружался в рот Тэя. Сколько это длилось, не мог сказать никто. Но Шайн хорошо запомнил, когда это закончилось. Когда по телу словно пронесся огненный вихрь, когда все удовольствие стеклось туда, где двигался в нем чужой член. И когда опалил изнутри жар, а попытка отодвинуться отдалась в теле сладкой, но острой болью. Тогда сознание покинуло его окончательно, швырнув в мягкую темноту, и Шайн с радостью принял ее. …Следующее утро было полно запахов секса, кофе и свежих булочек. Немного виноватых и смущенных взглядов и осознания первой течки. Счастливых глаз и тактичного молчания. Шайн кутался в простыню, Тэй развалился на кровати, не озаботившись даже прикрыться, а Элиот устроился на подоконнике, украдкой бросая взгляды на парочку на постели и краснея. Но кофе закончился, чашки нашли временный приют на тумбочке, и в комнате повисла тяжелая, вязкая тишина. Им всем надо было бы сходить в душ, но почему-то казалось, что стоит только кому-нибудь переступить порог, как что-то сломается безвозвратно. Наконец Тэй медленно выдохнул, повернулся к Шайну и, погладив его руку, поцеловал плечо. — Поздравляю, — светло улыбнулся. — Как ты? Шайн добросовестно прислушался к собственным ощущениям. Он чувствовал себя уставшим, на каждое движение тело отзывалось болью, но что-то в нем изменилось. Он помнил, как хорошо ему было, как… — Все замечательно, — наконец ответил он, покосившись на притихшего Элиота. — Только… разве так может быть? — Не знаю, — Тэй беззаботно пожал плечами и перевернулся на спину, выдыхая. — Не все ли равно. Теперь ты настоящий омега. И у тебя есть альфа. А то, что это еще и мой альфа… Ну, так чего только в жизни не случается. — Мой альфа? — Шайн повернулся к Элиоту, и тот кивнул, улыбаясь. — Мой альфа… — еле слышно повторил Шайн, словно смакуя, а потом зажмурился. Как такое может быть? Может, это ошибка? — Шайн, — Тэй сел и коснулся его щеки, привлекая внимание. — Все хорошо. Я так боялся тебя потерять, а теперь моя мечта сбылась. Я с ума сходил, как только начинал думать, что тебя кто-то заберет у меня. Что твой альфа сделает тебе больно или плохо. А Эл… Эл замечательный. Заботливый, сильный, нежный. И ты ему нравишься. Это не ошибка. — Но так не бывает. — Мне все равно. У нас с тобой есть альфа. Мы можем быть все вместе. Шайн… Но тот повел плечами, сбрасывая его руку, осторожно встал с кровати и подошел к Элиоту. Светлые глаза, сильные руки. Он помнил прямой, жаркий взгляд и прикосновения. Ему нравилось, действительно нравилось. Спросив взглядом разрешение, он провел ладонью по скуле Эла, запустил пальцы в его волосы, наблюдая за ним и прислушиваясь к себе. Тело отзывалось. Еще не до конца угасшим желанием, волнами тепла и ощущением покоя. — Альфа? — одними губами спросил он, глядя Элиоту в глаза. Пусть он был тем, с кем у Шайна была первая сцепка, тем, кто разбудил его наконец, но неволить и заставлять… Элиот – альфа Тэя. И только ему решать сейчас. Почему-то вспомнилось, что за всю ночь они не обменялись ни одним поцелуем, и взгляд сам собой устремился на приоткрытые губы альфы. Тот понял правильно. Потянулся, мягко поцеловал, обнимая за талию. И, впуская его язык в свой рот, Шайн уже знал ответ. — Знаешь, я почти ревную, — Тэй прижался к нему сзади. Как был – обнаженным, растрепанным, насквозь пропахший смазкой и спермой. Обнял крепко, с силой прикусывая кожу на плече. — Я был твоим первым. — Я помню, — Шайн повернулся к нему, подставляя губы для голодного поцелуя. — Ты мой. Наш, — шепнул Тэй прежде, чем вжаться в его рот своим. …Учебный год заканчивался стремительно. Предстоящие экзамены волновали, взрослая жизнь казалась опасной, но интересной. И даже альфы, распознавшие, наконец, в Шайне омегу и теперь считавшие своим долгом похлопать его по заднице, отпуская непристойные предложения, не сильно тревожили. Он отмахивался от назойливых поклонников, как от мух, а когда ему это надоело, его несколько раз у школы встретил Элиот. Высокий, сильный молодой альфа произвел нужное впечатление, и от внимания ухажеров Шайн был избавлен. Правда, теперь начали завистливо коситься другие омеги, еще не успевшие обзавестись парой, но Шайна это ничуть не трогало. Как и то, что говорят о нем, о них, в городке. Все вроде было хорошо, но Тэй темнел лицом все больше с каждым прожитым днем. Они по-прежнему жили каждый в своем доме, встречаясь по вечерам или на выходных, а иногда Элиот забирал их и вез на пикник. Обычно отмалчивающийся, он так трогательно проявлял заботу о Шайне, что тот не мог не улыбаться, принимая ее. Тэй смеялся, наблюдая за ними, но все чаще этот смех звучал фальшиво. Не желая терять друга, любовника и любимого, Шайн тормошил его, пытаясь вызвать на откровенный разговор, а когда у него это получилось… — Со мной он никогда таким не был, — Тэй сидел на подоконнике в комнате Шайна и, подставив лицо солнцу, накручивал на палец прядь волос. — Он ухаживает за тобой, заботится, и я чувствую себя ненужным. Что я – ошибка. Знаешь, как мы встретились? У отцовской машины спустило колесо, и мы заехали в ближайшую автомастерскую. А там – Элиот. Было жарко, он полуголый, кожа блестит от пота. И полоса сажи на щеке. Я уже тогда понял, что он – мой альфа. Почувствовал. Но сбежал и спрятался, как последний придурок. Ты же знаешь, меня все эти вещи никогда особо не интересовали, а тут… В общем, я долго держался. А когда началась течка, сам к нему пришел. Он взял меня прямо на капоте машины, которую ремонтировал. Это было так хорошо… Лучше было только с тобой. А тогда я почти с «крышей» попрощался. Я к нему каждый день приходил, пока ты с родителями на морях отдыхал. Мы просто трахались, а вот разговаривать начали с осени. Когда у меня чесаться в одном месте перестало, а ты вернулся, и я мозгами в другую сторону «съехал». Влюбился. В тебя. Эл тогда много от меня услышал, чего не должен был, но он же, в конце концов, и помог мне удержаться. Я ведь тоже думал, что неправильный, раз свихнулся из-за омеги, что так нельзя, так не бывает. А Эл говорил, что жизнь слишком коротка для того, чтобы тратить ее на чужие мнения и сомнения. Я всегда чувствую в нем больше друга, чем любовника, даже когда мы трахаемся. А с тобой он альфа. Он так о тебе заботится… Убирает все острое подальше, чтобы ты не поранился, от сквозняков бережет. А вчера, когда ты у него на коленях уснул, кажется, не дышал даже, только бы не потревожить. — Дурак ты, — Шайн, все время просидевший тихо на полу, поднялся и подошел к Тэю. Обнял за шею, прижавшись губами к виску. — Ты сам как альфа. Ни позаботиться о себе по-нормальному не даешь, ни телячьих нежностей не выносишь, ворчать начинаешь. Я просто не такой, как ты. Я слабый, вот он за мной и приглядывает. А Эл тебя любит. Смотрит на тебя так… Так, что сердце щемит. И улыбается нежно-нежно, когда ты не видишь. — Я ведь у него первым был, — тихо произнес Тэй, улыбаясь и приникая ближе. — Мы друг друга сильно изменили. Он всю свою жизнь в мастерской провел, ему его работа нравится, а вот с людьми общаться он не очень умеет. Стесняется. А я говорил ему, что он самый лучший. Что такого больше нет. — Я знаю, он потрясающий, — Шайн прикрыл глаза, вдыхая запах Тэя. Они действительно стали близки. Все трое. Пусть Элиот и не отличался особой разговорчивостью, но он с удовольствием слушал, так искренне любуясь своими омегами, что хотелось улыбаться в ответ. Он никогда ничего не требовал и не просил. Все у них получалось само собой. — Мне пришло письмо из Университета, — глухо произнес Шайн, не разжимая объятий. — Они готовы дать мне стипендию. Тэй замер, а потом медленно отстранился. — И ты уедешь, — севшим голосом произнес он. — Твой ответ тоже придет со дня на день. И я уверен, что он будет положительным. Тэй мотнул головой и отвернулся: — Значит, все? — Значит, старт. Мы не можем всю жизнь провести в этом городке, — Шайн отошел. — Мы способны на большее. Это всего лишь пара лет. — А Эл? — Тэй обжег его взглядом и отвернулся к окну, глядя на улицу с преувеличенным вниманием. — Оставим его здесь? — В кампусе есть комнаты для пар, так что он может поехать с кем-нибудь из нас. Он умница и любит работать. Думаю, его будут рады видеть. — Бросим жребий? — усмехнулся Тэй, а потом вдруг резко развернулся, глядя на Шайна с яростью. — Почему ты ничего мне не сказал о том, что посылал свои тесты?! Мы могли бы попытаться поступить в один Университет! — Я был уверен, что меня не возьмут, — правда, как она есть. Шайн никогда не пытался прыгнуть выше головы, отлично зная свои возможности. Но ему всегда нравилась литература, и вместе с запросом он отправил свое эссе, которое, видимо, и сыграло свою роль. — Это ты у нас технарь и почти гений. Я бы не позволил тебе гробить свои таланты рядом с собой. А сам в твой Университет никогда не прошел бы отбор. Хватит злиться. Тэй фыркнул, но немного расслабился: — Эл расстроится. — Нет, если будет знать, что на самом деле ничего не заканчивается, — Шайн потер лицо ладонями. Тэй слез с подоконника, подошел к нему и опустился на диван, увлекая Шайна за собой. Взял его лицо в руки, почти нежно коснулся губами губ. — Ты же помнишь, что ты наш? Шайн рассмеялся: — Это вы – мои… — Мы дома! Шайн вздрогнул, вскинулся и потянулся всем телом. — Я здесь! — покосился на мигающий курсор и все еще чистую страницу Ворда и встал из-за стола. Рыжик стрелой пролетел к двери, и Шайн рассмеялся. Ну да, хозяин вернулся. Шайн вышел за ним следом, спустился с лестницы и, прислонившись к поручню, с улыбкой смотрел на то, как Тэй, ворча себе под нос, раздевается. — Как вы сегодня? — Шайн погладил кота и, ответив на сладкий, глубокий поцелуй Элиота, подошел к Тэю. — Было бы гораздо лучше, если бы на моем месте был ты, — тот вскинул бровь, глядя с вызовом, но Шайн его не принял. Только обнял Тэя осторожно, зарываясь лицом в шею. — Не ворчи. Эл, вы ели? Альфа отозвался уже с кухни: — Заезжали в ресторанчик, но Тэю там не понравилось. — Там отвратительно пахло, — заявил Тэй, и Шайн рассмеялся. Ждущий ребенка Тэйлор был образцом ворчливости, но при этом таким возмутительно милым, что сердиться на него никак не получалось. Это было даже странно на самом деле, что первым оказался Тэй. Никогда не пребывающий в покое, стремительный, сильный Тэй. Это он нашел этот дом. Но это Шайн привел в него Элиота. А Эл нашел работу, которая позволила ему баловать своих омег. Каждый из них вложил в семью часть себя. Они ссорились, дулись, хлопали дверями, но все же были вместе. В большом доме у каждого была своя комната, но спали они все равно в общей спальне. Это получилось само собой. А семь месяцев назад они узнали, что Тейлор ждет ребенка. Тэй вздохнул, обнял Шайна в ответ, шепча почти тоскливо: — Я стал слишком толстым, да? — Ты стал очень красивым, — Шайн носом взъерошил его прядки и прижался губами к виску. — Правда? — с подозрением спросил Тэй. — Правда. — Но все равно, следующим будешь ты. Шайн поднял голову и, поймав лукавую и нежную улыбку вернувшегося к ним Элиота, кивнул: — Договорились. Его зовут Шайн, ему двадцать два, и его жизнь только начинается.