Она вплетает в волосы листья

Она вплетает в волосы листья, тусклые, серые, буро-красные. Порванные и хрупкие. Почти что сгнившие, потерявшие броскость осени. В умершем вихре ноября разлетается пыль и листва, кружит, медленно опадает на сырую землю, разукрашенную в болотно-зеленый цвет. С насквозь промокшим небом, окрашенным едва синим красителем, разбавленным водой. Джейсон рассматривает странные мелкие ветки и листья в запутанных волосах. Бьянка крепко сжимает его ладонь. Шершавую и теплую. Ветер накачен холодом и тоской, едва видной и ощутимой. Ледяные мурашки рассыпаются по спине, заставляя её неестественно выгнутся. Эта осень ненормально радостная и праздничная. Небосвод измазан в тот знакомый выцветший оттенок бледности. На оголенных ветках деревьев, почти черного цвета, играет ветер, сильный и разрушающий. Трепетание, до восхищения здравое и цепкое, кружит всё вокруг, и Бьянка неосознанно прикрывает глаза, наклоняясь чуть назад. В голове всё мелькает бликами, загорающимися отблесками утонувшего неба. И даже солнце, перепачканное блестящей, слишком вычурной яркостью, не помогает успокоиться, оно ударяет прямо в голову, чуждым морозом и уныньем. Коротать дни, расхаживая по Лагерю, пересекая каждый закоулок забытой всеми осени. В ноябре, почти покрывшимся инеем и белизной, вовсе синей и парализующей, она ходит без шапки. Не заплетает косу, как раньше. И былые звезды треснули в чернильных глазах. Ей всё равно. Ей плевать. Иногда они всаживаются в целые гнезда из листьев, потухших и темных. Зеленые и желтые, давно уже растаяли в сентябре, на чудо теплые, просеченные фееричной ядовитостью и ностальгией. Кажется, осень никогда не закончится, не растает в застывших сердцах. И небо не посветлеет. Он заплетает ей множество косичек, вплетает ещё больше гнилой и умершей листвы, трогает на ощупь волосы, гладкие, до терпкости черные. Джейсон видит, как между прядками мелькает что-то схожее на звезды. Утыкается носом в вечно холодную шею. Бьянка похожая на осень. Простую, серую и радостную. Всё в середине просечено ветром, теплым, почти что летним. Солнце выключено, перегоревшее, упавшее прямо в их душу, испачканную, разрисованную замысловатыми чертами и линиями. Они почти что смеются, заливисто, мотая головой в разные стороны. Этот смех. Каплю наигранный и хрипловатый, он застревает криком в горле, и единственное, что получается, это слабо улыбнутся, смешно хмуря брови. Бегают, разбрасывая листья, смотря в блеклое, подернутое пушистыми черными тучами, небо. Собирают шишки, колючие, почему-то приятные на ощупь, а потом вновь всаживаются на холодную землю, разглядывая их. Но самое любимое занятие, это прятаться среди деревьев, прикасаясь к хрупким извивистым ветками, прислоняясь спиной к шершавому и грубому стволу. Прикрывая глаза, вдыхая сладкий, свежий, елейный аромат грядущего праздника зимы. Но они всё равно не смогут покинуть эту осень, перекаченную меланхолией и забытьем. Добровольно бросаются за барьер самоконтроля. У обоих глаза мутные, дымчатые, потерянные. Где-то за отдаленной гранью здравости и жизни. Никаких признаков чувств. Никаких признаков осени. Никаких признаков Джейсона и Бьянки.