Ada

В Нарготронде у Куруфина было много дел и обязанностей, но он всегда находил время наведаться в кузницу. Раз за разом опуская молот на наковальню, кожей ощущая жар горна, сын Феанора мыслями возвращался в те времена, когда жив был отец, весел двурукий Майтимо и сияли Древа Валинора. Но вспоминал он вовсе не того Атаринкэ, которым был когда-то. Искусник чувствовал себя самим Феанаро. Воистину, со времени смерти Пламенного никто не назвал Куруфина материнским именем. Он перестал быть Маленьким Отцом, но стал Куруфинвэ. В кузнице вспоминал он и Сильмарили: время, когда их не было, время, когда отец работал над ними, не покидая то кузню, то мастерскую ювелира, и время, когда сияли они ровным светом на его груди. Кузница помогала ему не забыть клятву, и он всегда находил время зайти сюда. Но сейчас, вопреки обыкновению, здесь не было пусто. Молодой нолдо с черными забранными в хвост волосами сосредоточенно работал над чем-то. Куруфин на мгновение увидел в нем себя и еще через секунду понял, что не совсем ошибся. — Ada? — юноша обернулся. И это мгновенно разрушило картину, потому что Атаринкэ из прошлого никогда не называл так своего отца. Он и не знал такого слова. Куруфин, которого всегда легко было разозлить, отозвался едко: — Что, Келебримбор? — и тут же, не давая ответить, продолжил. — Когда в последний раз я называл тебя так? О, я не говорю о приемах, на которых балроговы синдар плюются при звуке великого квенья! Нет, наедине, когда в последний раз я называл тебя этим именем, жалкой пародией на настоящее? Никогда! Или слышал ты, чтобы Тьелкормо звал меня Куруфином, а я его — Келегормом? Да ни за что на свете! — Прости... — начал Келебримбор, но отец перебил его. — Молчи, я не договорил. Скажи мне, сын мой, где ты родился? — В Тирионе, — тихо ответил нолдо, потому что Куруфин замолк, дожидаясь ответа. — Именно. Теперь скажи, каким было первое слово, которое произнес ты? — "Emmë". — Да! — феаноринг замолк, подошел к сыну и гневно посмотрел ему в глаза. — Чтобы никогда, пока рядом нет одного синда, я не слышал от тебя ни слова на этом языке. Тебе ясно, Тьелперинквар? — Ye, atar, — ответил Келебримбор, слегка склонился в поклоне и вышел из кузницы, оставив незаконченную работу на наковальне. *** — Неплохо, — подвел итог Куруфин, уже несколько минут разглядывавший кольцо, сработанное сыном. — По крайней мере, прогресс налицо. У меня остается только один вопрос. — Какой, atar? — Келебримбор едва заметно напрягся. — Почему кольца? — феаноринг с интересом посмотрел на него. — Которое уже это за неделю? Десятое? Двенадцатое? Почему не мечи, не кинжалы, не что-то еще, столь важное в нашем нынешнем положении? Что привлекает тебя в кольцах? — Все могут сделать обычный меч, — осторожно и неуверенно. — Мне нравится тонкость этой работы, сложность изготовления мелких деталей... — Все могут сделать и обычное кольцо, — рассмеялся Куруфин. — Кто же просит обычный? Не время сейчас для украшений, yondonya. Пусть даже самых красивых, — с этими словами он швырнул в еще не потухшее жаркое пламя работу, на которую его сын потратил почти сутки. — В следующий раз я с радостью скажу тебе, что думаю о стали, но не зови меня смотреть такие побрякушки. — Сильмарили, за которыми мы ушли из Амана, тоже были созданы лишь для украшения, — горько прошептал Келебримбор вслед уходящему отцу, молясь, чтобы он его не услышал. *** В небывалой ярости смотрел Куруфин на собравшихся вокруг нолдор и синдар. Взглядом огненного гнева одарил он Ородрета, короля Нарготронда. Длинные, пламенные, искусные речи произносил он перед толпой, но его слова больше не имели власти над ними. — Что же! — вскричал он наконец. — Ты видишь, брат мой Тьелкормо? Нас больше не желают видеть здесь. Избавившись от государя Финдарато, — а как еще можно назвать то, что на помощь ему была отправлена слабая дева?! — государь Артаресто отсылает и его верных советников. Что же, король, мы уйдем! — гневный голос феаноринга эхом несся по пещерам. — Уйдем, и не зовите на помощь ни нас, ни братьев наших, когда беда нависнет над Нарготрондом. "Боюсь, что они больше не услышат моих слов, Турко, — добавил Куруфин, пользуясь осанвэ. — Нам действительно остается только уйти". — Уйдем, брат Куруфинвэ, — эхом отозвался Келегорм, и взгляд, которым он окинул собравшихся здесь, никто не смог забыть. — Тьелперинквар! — крикнул Куруфин. — Иди сюда! Гостеприимная крепость закрывает перед нами двери. Молчание было ему ответом. Наконец, из толпы гордо вышел нолдо. Присоединяться к отцу он не спешил. — Не меня ли зовешь ты, Куруфин, сын Феанора? Я не знаю имени, которое ты назвал. Я не имею отношения к твоему безумному отцу и Клятве, данной тобою. Я люблю Нарготронд. Почему я должен идти за тобой, предатель и убийца? Впервые за всю свою жизнь Куруфинвэ Феанарион не знал, что ответить. Впервые чьи-то слова смогли по-настоящему ранить его фэа. Он смотрел — и не верил. Не мог поверить. Когда, наконец, к нему вернулся дар речи, он больше не кричал. Слова его были тихими, но их было слышно каждому в огромной зале. — Прощай в таком разе, Келебримбор Пэнадар, сирота при живом отце. В день, когда падут эти каменные стены, твой крик будет для меня не громче любого другого крика. С этими словами Куруфин развернулся и вышел из залы, и Келегорм последовал за ним. Никто не препятствовал им, и никто не оборачивался им вслед. *** — Менегрот пал, государь, — молвил вестник. — Убит Диор. — Кто совершил это?! — вскричал Ородрет, уже зная ответ. — Феаноринги, мой король. Но победа эта, — мстительное торжество звучало в словах синда, — не далась им даром! Трое из них мертвы. Тишина стояла в зале. Одни глядели со скорбью, и не было понятно, кто из них печалится о потомке Лутиэн, а кто о лордах Первого Дома Нолдор. Другие поддерживали мрачную радость посланника. Лишь одно лицо в зале не выражало ничего. — И кто же это? — спросил Келебримбор. — Средние, лорд. Келегорм, Карантир и Куруфин. Никто не осмеливался поднять взгляда на юного нолдо. Лицо его было бело, как мел, а в глазах ни скорби, ни гнева, лишь лед. И так страшно выглядел он в тот момент, что все молча расступались перед ним, когда он, не говоря ни слова, покинул залу. Лишь в своих покоях дал Келебримбор волю чувствам. В отчаянии рухнул он на колени и зарыдал беззвучно. Все эти годы он говорил себе, что нет у него отца, — и все эти годы лгал. Сын Куруфина вспоминал не тяжелые времена Нарготронда — перед глазами его плыли дни в светлом Амане. Первые воспоминания, первые шаги, первое откованное изделие — и неизменная гордость на родном лице. Келебримбор забыл, отрекся, предал. А теперь было поздно. Много позже он помирился с дядями Маэдросом и Маглором. Но когда настал день после их смерти, и эльдар вновь были призваны в Аман, не было его на кораблях. — Настанет день, и ты встретишь там своего отца, вернувшегося из Чертогов Ожидания, — сказал ему кто-то из уплывающих. "Я не смогу поднять на него взгляда", — подумал Куруфинвион. — Я останусь и построю в Средиземье королевство, о котором мечтал, — ответил Келебримбор вслух. *** В Чертогах Ожидания было не слишком много развлечений, а потому подле гобеленов Вайрэ, изображавших все, что происходит в Эндорэ, всегда находился хоть один любопытный. Появлялись здесь и потомки Финвэ, в особенности Артафиндэ и Артаресто. Однако с тех пор, когда усталый Макалаурэ переступил порог Мандоса, феанариони здесь не бывали. Все, кроме одного. Куруфинвэ Атаринкэ приходил сюда редко, но регулярно. Вайрэ приветствовала его с улыбкой, но он не отвечал ни слова, лишь садился рядом и напряженно всматривался в переплетение нитей. Однажды, в очередной раз вернувшись в это место, он увидел толстую черно-красную линию, тесно привязанную к прекрасной серебряной. Куруфин узнал эту нить, и сердце его исполнилось ненависти и страха. С того дня он приходил к гобеленам все чаще. Нередко слышала Вайрэ, как шепчет он: "Раскрой глаза, раскрой глаза, ты слеп, сын мой!" Наступил роковой день, когда страшный крик пронесся по Чертогам. Его услышали повсюду, от самого дальнего уголка Мандоса и до зала, где восседал Намо. Узнав голос брата, Маэдрос поспешил к нему. — Что с тобой, toronya? Куруфин не ответил. Куруфин смотрел на гобелен. Лицо его было полно такой муки, что можно было задуматься: он или его сын попал в плен к Гортхауру? Маэдрос, сам бледный, сел рядом с братом и положил руку на его плечо. Тот, казалось, даже не заметил. Незаметно летели дни во владениях Мандоса. Куруфин не двигался с места, буравя мутным взором плетения нитей. "Отвлекись, ты ведь не можешь ничем помочь ему", — тихий голос Маглора. "Брось, будто бы ты не знал, что его ждет судьба не милосерднее, чем каждого из нас!" — мрачная прямолинейность Карантира. "Мне жаль, ужасно жаль... Но нельзя же постоянно сидеть здесь... Ириссэ спрашивала про тебя... Ну пойдем, брат!.." — неумелые убеждения Амрода и Амраса. "А ну бросай это. Раскис, как светлая ваниэ. Пошли отсюда, я сказал! Ты сам говорил, что тебе более нет до него дела," — грозный бас Келегорма. Молчал только Феанор: лучше, чем кто бы то ни было, понимал он Куруфина, ибо и сам провел так не один год, пока сыновья его еще были живы. Не знал Куруфин, чего желать несчастному Келебримбору. Проговориться и навлечь беду на Средиземье? Молчать и дальше терпеть страшные пытки? И вскоре он уже в мыслях молил Намо послать Среброрукому скорую смерть. То ли Намо услышал его, то ли Саурон решил, что ничего более не выжмет из пленника, но серебряная нить отцепилась от красной и оборвалась, уходя во тьму Чертогов. Куруфин мчался так быстро, как может бесплотный дух, и первым оказался у входа. Фэа Келебримбора было измучено не менее, чем роа, он едва не упал, против воли хватаясь за плечо отца. И тут же отпрянул, опустив глаза. — Тьелперинквар... — Лорд Куруфинвэ... — как от пощечины, дернулся сын Феанора от этих слов. Сын его — не простил. Сын его — не взял слов об отречении назад. Сын его — не сын ему? — Простите, простите меня, простите, прости... — голос Келебримбора сорвался. — Забудь. Все прошло. Пойдем, ты измучен, yondonya, — решительно прерывает его Куруфин, и сын следует за ним в умиротворяющую мглу чертогов. — Вы позволите назвать вас отцом, лорд Куруфинвэ? — умоляюще спрашивает Среброрукий. — Конечно. Все, что было между нами, осталось в Эндоре. Я все так же люблю тебя. Ты тоже прости меня, сын мой. — Atarinya... — Ты можешь звать меня "ada", если хочешь. ________________ Употребленные в тексте имена (Квенья — Синдарин): Куруфинвэ Феанаро — Феанор Куруфинвэ Атаринкэ — Куруфин Майтимо — Маэдрос Тьелперинквар — Келебримбор Турко, Тьелкормо — Келегорм Артаресто — Ородрет Артафиндэ, Финдарато — Финрод Макалаурэ — Маглор Ириссэ — Аредель Примечание: Пэнадар — "Сирота" на синдарине. То, что Куруфин назвал так сына — лично моя выдумка, не имеющая отношения к канону. ________________ Употребленные в тексте эльфийские слова Слово (язык) — перевод Ada (синд.) — папа Emmë (кв.) — мама Ye, atar (кв.) — Да, отец Yondonya (кв.) — сын мой Toronya (кв.) — брат той Atarinya (кв.) — отец мой