Крыло сизого ворона

- И чтобы больше я тебя не видела!- дверь хлопнула с такой силой, что Кирилл даже вздрогнул и почувствовал, что этот удар отозвался громким эхом в голове. Он опустил голову, силясь восстановить враз отчего-то сбившееся дыхание, и медленно побрел по лестнице вниз, автоматически переставляя ноги и игнорируя напрочь лифт. А все дело было в том, что он, Сорокин Кирилл, в один прекрасный, точнее вовсе не прекрасный, октябрьский день остался без крыши над головой. Совершенно абсурдно, абсолютно против всех его представлений о собственных родителях, но такова была реальность, которую пока парень не мог до конца принять. Он, конечно, понимал, что его родители насквозь консервативны и все «современные тенденции» им чужды, и даже противны, но он даже не предполагал, что известие об ориентации сына их настолько разозлит, что его выставят за дверь с одним небольшим рюкзаком, в который с трудом вместились учебники и пара вещей первой необходимости. Но самым страшным было не это. Кириллу было некуда идти. Совсем. Саша уехал пару дней назад в срочную командировку в область, а друзей, к которым можно прийти к полуночи в гости с ночевкой, у него так и не появилось. Точнее, друзья-то были, но Костина до сих пор жила с родителями, Ромка Шипилов с беременной женой, а Лешка в последние пару месяцев и сам где придется чалился из-за того, что показывал свою несговорчивость с родителями и самостоятельность, которую проявлял крайне странным способом. Оставался всего один, самый худший вариант. Худший не потому, что Сорокин не хотел мешать Никите и Владимиру Степановичу, а потому что не хотел снова вводить Никиту в то состояние, когда он моментально напрягался, стоило Мироненко оказаться по случайности рядом с бывшим любовником или, не дай бог, заговорить с ним на какую-то тему, не касающуюся учебы. Но, кажется, делать было совершенно нечего. Не ночевать же на улице или вокзале. Никита всегда ложился поздно. А уж когда окончил университет и начал работать в редакции газеты, приходя на работу только к полудню, потому что строго графика не было, он совсем распоясался и стал заваливаться в кровать к давно сопящему любовнику только ближе к трем часам ночи. Но еще никогда дверной звонок не разрывался в половину первого ночи. Котов даже подпрыгнул на диване, на котором лежал вместе с ноутбуком, и как-то подозрительно нахмурился. Из спальни в коридор сразу же выглянул Мироненко, спавший очень чутко. - Кого там принесло?- голос со сна у мужчины был хрипловат, но он сразу же откашлялся. - Сейчас посмотрим,- Никита лениво подошел к двери и распахнул ее, привычно не смотря в глазок. И тут же об этом пожалел, потому что видеть на пороге квартиры насквозь промокшего от дождя Сорокина ночью – это самое дикое, что может привидеться. - Привет,- несмело сказал Кирилл и даже рукой взмахнул. Он чувствовал себя крайне неудобно от всего этого: от удивленного взгляда Котова, от не менее изумленного Владимира Степановича и от собственной неловкости за то, что пришел в чужой дом без приглашения. И это он еще не сказал, что хочет попросить у них ночевки. - Что-то случилось?- это был вопрос, который Никита задавал крайне часто. Всем. И собственному любовнику, и друзьям, и родителям, которые напряженно смотрели на философа, когда их сын все же привел его на второе знакомство. Парень до сих пор с усмешкой вспоминал то, как общались его родители и любовник, стараясь быть непринужденными, но все равно атмосфера становилась все более напряженной с каждой минутой. Но потом все вроде срослось, и мать Котова звонила даже пару раз, чтобы пригласить обоих на ужин. И оба раза Мироненко пришлось идти, потому что Никита не терял надежды наладить отношения между родными ему людьми. И, кстати, не прогадал. Сорокин выдохнул, опустил глаза в пол и пробормотал почти неслышно: - Можно у вас переночевать? Саша уехал на несколько дней, и мне больше некуда пойти. Ему сейчас казалось, что это была самая сложная фраза из всех тех, которые ему приходилось когда-либо говорить. Никита замер. Но очнулся буквально сразу же, когда к дверям подошел Владимир Степанович и распахнул ее шире, безмолвно намекая любовнику, что говорить почти в подъезде не стоит. -Проходи,- сказал мужчина, отходя чуть в сторону, давая до сих пор своему студенту пройти внутрь квартиры.- Чай будешь? Никита, принеси что-нибудь из своей одежды. Ванна, надеюсь, ты помнишь где?- это уже было к Кириллу. Сорокин моментально покраснел и пробурчал что-то похоже на «да». Расположение в квартире он прекрасно помнил, несмотря на то, что был здесь чуть ли не год назад в последний раз. Но все равно ему казалось, что он поступил крайне неправильно, пойдя именно сюда и, скорее всего, смущая и Котова, и Мироненко своим присутствием. Никита же молча принес одежду и даже, взяв за плечи, проводил в ванну и закрыл дверь, оставляя право закрыться на защелку уже за другом. Потом парень повернулся к преподавателю, округляя глаза, и одними губами спрашивая: -Что случилось? Владимир Степанович лишь пожал плечами, мол, не у меня спрашивай, а потом ушел на кухню, чтобы поставить чайник. Для него все тоже было странно, но оставить ребенка на улице он не мог, а Кирилл выглядел таким несчастным, как тогда, на первом курсе: худой, бледный, с глазами, полными невыраженной словами мольбой. Как тут отказать? Он тогда не смог. Не смог и сейчас. Радовало еще то, что Никита не стал так откровенно противиться, хотя сначала хотел. Мироненко это прекрасно видел, но моментально пресек эту попытку. В конце концов, Котов хоть и повзрослел, но так до сих пор и не осознал до конца, что в этом мире он не один. И не только о нем нужно думать всем. Сорокин вышел из ванны спустя минут десять. Он не стал принимать душ, но долго грел замерзшие руки под горячей водой и смотрел в постепенно запотевавшее зеркало. На кухню, где его ждали, он выходить не хотел. Не хотел объясняться, не хотел расспросов, не хотел удивленных или сочувствующих взглядов. Но все же выйти пришлось, сидеть в ванной комнате вечно нельзя было, а из кухни вкусно запахло разогретой едой. Одернув и так длинную футболку Котова и подтянув его шорты, которые были Кириллу чуть ли не бриджами, парень вышел в коридор и прошел в кухню, где уже сидели Котов и Владимир Степанович с такими лицами, словно ждали подсудимого на слушание. Кирилл несмело присел на край табуретки, ему сразу же подвинули чашку с горячим чаем и тарелку с подогретыми пирожками, которые вчера, пользуясь выходным днем, решил испечь Мироненко. - Рассказывай,- без предисловий сразу же потребовал Никита. И тон у него был такой, что никаких отмазок он не потерпит. Сорокин сглотнул, сжал руками чашку и даже облизал пересохшие губы, но потом вздохнул и сказал: - Родители выгнали меня из дома, узнав, что я гей. Философ переглянулся с Никитой. Не так уж и давно, в тот самый памятный день окончательного их примирения, блондин сам заявился к нему с подобным заявлением. Только сказал он это намного веселее, чем убитый Кирилл, не поднимающий взгляд от крышки стола и продолжающий сжимать в руках кружку, так и не сделав ни глотка. - И как они узнали?- осторожно спросил Котов, игнорируя предупреждающий взгляд любовника. - Я до конца так и не понял,- Кирилл же по привычке послушно отвечал, да и сам понимал, что надо рассказать, иначе его просто не поймут.- Кажется, им сказал кто-то из соседей, что видели, как я целовался с мужчиной у дома. Но мы с Сашей всегда были осторожны. Владимир Степанович снова переглянулся с Никитой, думая с ним об одном и том же. Они тоже были осторожны, но все равно со временем все вылезло наружу. Правда, им повезло больше. Родители Котова просто смирились и даже попытались наладить отношения, что у них, несомненно, постепенно получалось сделать. Но тут другое дело – их сын всегда преподносил им сюрпризы, поэтому свыкнуться было проще, чем родителям Сорокина, всегда думающих, что их мальчик, тихий и послушный, никогда не ошарашит их подобными новостями. - Ладно, все спать. Завтра разберемся, - Мироненко встал. Он был самым взрослым и старшим здесь, несмотря на то, что некогда вполне обоснованно считал, что Кирилл и Никита поступают куда мудрее его. Но сейчас ситуация была другой. Сорокин был растерян, Котов не знал, как ко всему этому относиться. И в частности к тому, что волей-неволей Кирилл останется жить у них на какое-то время. По крайне мере до тех пор, пока Измайлов не вернется обратно в город. Нельзя было сказать, что Никита был в восторге. Но он отлично понимал, что Сорокину идти действительно больше некуда, поэтому придется только терпеть и следить за тем, чтобы эти двое оставались наедине как можно меньше. Конечно, парень понимал, что ничего между ними не будет, но поделать с собой ничего не мог все равно. И наступать на одни и те же грабли тоже не хотел. Мало ли… Следующее утро для любящего поспать подольше даже в будни Котова началось слишком рано. По его меркам, конечно. А все дело было в шуме из коридора, где, спешащий на пары Кирилл, уронил вешалку вместе со всем, что на ней висело. - Доброе утро,- выглянул растрепанный Никита в коридор и стал наблюдать за тем, как Сорокин судорожно пытается собрать все вещи.- Оставь. Я уберу. - Прости,- сконфуженно пробормотал Кирилл.- Я вернусь поздно,- предупредил он. - Без проблем,- махнул рукой блондин, сдерживая зевок. Кирилл выскользнул за дверь и прикрыл ее до тихого щелчка. Совсем как тогда, когда еще приходил в эту квартиру к Владимиру Степановичу. Казалось, что целая вечность прошла с того времени. Да что там. Казалось, что целая вечность прошла с тех пор, как он познакомился с Сашей. С тем Сашей, который очень осторожно развивал их отношения так незаметно, что Сорокин и сам не сразу понял, как получилось, что он безоговорочно влюбился. А ведь тогда он не хотел испытывать подобных чувств, считая, что после Мироненко ему банально страшно отдаться вновь подобным эмоциям. Но с Измайловым получилось все куда проще. У Кирилла не возникло той пожирающей маниакальной страсти и верности, не было пелены перед глазами, которая убирала все недостатки с идеального выдуманного образа. С Сашей все было куда проще. Саша – был Сашей. Иногда чуть раздраженным, иногда немного хмурым, но всегда понимающим, нежным в той степени, которая требовалась его любовнику, и терпеливым. Не зря же он так долго ждал их первого секса. Мужчина не настаивал, не делал намеки. Кириллу даже казалось, что ему это и не нужно, просто потому, что Александр брал его за руку, дотрагивался иногда до щеки и мягко улыбался, а про секс ни слова не говорил. Сорокин первым не выдержал. В тот вечер он знал, чем закончится их встреча. И сам сказал, что хочет. Измайлов тогда приподнял брови в вопросительном жесте, потом поставил бокал с вином обратно на стол и, как ни в чем не бывало, продолжил говорить. Но на заметку, видимо, взял, потому что после ресторана повез Кирилла не по стандартному пути к его подъезду, а совсем по незнакомому для парня. В свой первый раз с Измайловым парень был зажат еще больше, чем с Мироненко. Ему было совсем не по себе тогда, но… Саша, как обычно, постепенно заставлял его открываться. Не настаивая, не пытаясь подавить. И это было крайне ценно. Потому что с любым другим, Кирилл был уверен, он бы не смог себя так вести. Он, правда, открылся окончательно, смог проникнуться не детской влюбленностью к Александру, а вполне себе таким сильным чувством привязанности, уважения и чего-то еще, что просто не поддавалось никакому описанию. Просто оно появилось и осталось. И искоренять его Кирилл не хотел. В университете все шло, как обычно. Сорокин тоже старался вести себя, как всегда, чтобы не вызвать подозрений. Он даже с Мироненко еще раз поздоровался, хотя виделись они утром, когда проснувшийся по привычке рано Кирилл увидел, как преподаватель уже убегает в университет. Мужчина тогда приложил палец к губам, показывая взглядом на прикрытую дверь спальни, и ушел, все с тем же щелчком закрывая дверь. На самом деле, с выпуском университетских балагуров Котова и Ко, Кириллу стало скучно в стенах учебного заведения. С ребятами из группы он не очень хорошо контактировал, а с теми старшекурсниками сильно сдружился даже за такой короткий срок. Но у каждого из них сейчас была своя жизнь, такая далекая от самого Сорокина, который не знал еще точно, что его ждет за пределами университета. Нет, он представлял, что у него будет работа… И на этом его фантазии иссякали. Так уж вышло, что раньше он всегда загадывал наперед, а сейчас, как ни пытался – не получалось. Как-то он даже хотел посоветоваться с Сашей, тот лишь усмехнулся, потрепал его по волосам и сказал не забивать раньше времени голову подобными вещами. И Сорокин попытался послушаться. Но все равно нет-нет, а задумывался. А вот сейчас, когда он внезапно лишился и крыши над головой, вопрос стал очень жестко. *** - Думаешь, родители не остынут? Котов курил прямо на кухне, открыв нараспашку окно и выдыхая дым на улицу. Он стоял, опираясь бедрами на подоконник, и нагло пользовался тем, что Владимира Степановича не было, и он не мог дать подзатыльник и выгнать наглого любовника на балкон. Но пока можно было делать все, что позволено, чем Никита, собственно, и занимался. - Вряд ли,- покачал головой Сорокин. Кирилл же сидел на жесткой табуретке, привычно выпрямив спину, словно аршин проглотил, и, сцепив руки в замок, положив их на стол. - Они у меня довольно сложные в плане понимания некоторых вещей. И мама всегда хотела, чтобы я женился, и у нее появились внуки… - Чтобы появились внуки, жениться необязательно,- фыркнул, перебивая, Никита.- Можно трахнуть кого-то из девиц, пусть беременеет на радость твоей маме. Сорокин чуть отвел взгляд. Он никогда не говорил, что с девушками ни разу не спал. Ну, не возбуждали они его, нисколько не привлекали, как того же Котова, который мог проводить какую-нибудь пышногрудую блондинку взглядом. Исключение он делал только для Ани, грудь которой мельтешила перед глазами столько лет, что уже ничего не вызывала. - Не в этом дело. Они вообще не понимают того, как может нравиться кто-то, кто с тобой одного пола. И еще, они никогда не меняют своего мнения, поэтому я с трудом верю, что меня простят,- продолжил Кирилл. - Да за что прощать-то?! Ты же не с детьми спишь, в конце-то концов!- воскликнул Никита. Он категорически не понимал такой точки зрения. Они жили в свободной стране, и уж с кем спать мог выбирать каждый лично. Мужчины, женщины… Какая в общем-то разница, если это не нарушает законы? Сорокин просто качнул головой, вздохнул и поднялся со своего места, понимая, что Никите сложно принять, что не у всех родители такие замечательные, как у него. - Я спать пойду. Спокойной ночи,- сказал он, выходя из кухни, чтобы пройти через коридор в гостиную, где ему выделили диван. - Спокойной ночи,- буркнул все еще возмущенный блондин, туша сигарету и с хлопком закрывая окно, проворачивая ручку и открывая его на проветривание. И уже ночью, когда со дня рождения какого-то старого приятеля вернулся Мироненко, Никита спросил у него, положив подбородок на плечо: - Может, тебе поговорить с его родителями? - И что я им могу сказать?- изогнул бровь философ.- Не смотрите, что ваш сын гей. Я тоже гей и вот чего добился? - Ну, хотя бы это,- пожал плечами Котов.- Ты же не дворником работаешь, в конце концов. - Зато мой любовник работает не пойми кем,- не упустил случая пройтись по месту заработка Никиты, которое с самого начала внушало преподавателю некий негатив. Хотя бы только тем, что и так гораздый на занятия сексом Никита может разбудить его уже не в три, а в пять утра, в прямом смысле вынудить трахнуться, а потом снова заснуть, оставляя мужчину не спать уже до звонка будильника, потому что ложиться обратно было бесполезно и бессмысленно. - Не обо мне речь,- поморщился Никита. - Пусть сам попытается разобраться,- Владимир Степанович поднял руку и провел по светлым волосам парня ладонью, пропуская пряди сквозь пальцы.- Он должен этому научиться. - Ты его уже всему научил,- буркнул Котов, соскальзывая с мужчины и отворачиваясь в другую сторону.- Спокойной ночи. Наверное, ему было все же немного обидно за Кирилла, которому и податься было некуда, кроме, как к ним – бывшему любовнику и парню, который его трахнул из интереса. Это, если грубо говорить. Все-таки к Сорокину он испытывал какие-то чувства. Нет, явно не романтические и даже совершенно без сексуального подтекста. Что-то сродни братским, опекунским. Таким, когда хочется пойти и набить морду за то, что обидели. Даже смешно было, честное слово. Скажи Котову в его двадцатый день рождения, когда он застал Кирилла и Мироненко вместе, что через пару лет он будет переживать за этого все еще мальчишку, немного повзрослевшего, но еще недостаточно, он бы рассмеялся, а потом презрительно усмехнулся. Но факт оставался фактом, и Никиту это нисколько не напрягало. Его даже перестало сильно волновать то, что философ и Сорокин сталкивались лбами в небольшой двухкомнатной квартире. Гораздо важнее сейчас было немного другое, и он прекрасно это понимал, закапывая необоснованную ревность глубоко в себя. - Ну, чего ты?- Мироненко подвинулся ближе и обнял любовника, пододвигая к себе. - Ничего. Я просто хочу ему помочь,- все еще хмуро ответил Котов. - Послушай, вернется ваш Александр, пусть и помогает. Мы пока можем помочь только койко-местом. Признаться, он не хотел вмешиваться в жизнь Сорокина. У него все еще остались остаточные чувства от того, что именно этот парень сломал ему те, прошлые отношения с безалаберным Никитой. Нет, зла он не держал, но просто старался быть в стороне. В отличие от Котова, мужчина был куда осторожнее со всем происходящим и был уверен, что решать на горячую голову, тем более, на горячую голову Никиты, ничего не стоит. - Надеюсь, Сашка действительно поможет, - снова буркнул блондин, но уже не так мрачно. Он повернулся лицом к Мироненко, привычно положил голову ему на грудь и закрыл глаза, отдаваясь сну. В конце концов, в чем-то философ был действительно прав.