Чужой кровью по чужой коже

      Превратить руку в кусок превосходного, мёртвым светом блестящего в темноте железа и ударить так, что кости трещат и ломаются, как веточки, а мясо сплющивается в самый настоящий бифштекс с кровью. Ему нравится. И улыбка кровожадная расцветает на лице, а глаза горят адским пламенем. А ей… ей страшно. И очень больно. Воздух выбит из лёгких напрочь, и дышать невозможно. Остаётся лишь сглатывать кровавую харкоту, чтобы он не увидел её слабости.       Напарники без сознания на холодных камнях проулка. Это место становится точкой невозврата в единое мгновение и клеткой на последующие часы, минуты, секунды. Время тянется резиной, противно поскрипывая своим невидимым телом. У неё скрипят кости, чьи осколки застревают в её же плоти и режут изнутри.       Кричать нет ни сил, ни возможностей — горло сдавлено чьей-то рукой, что твёрже камня и очень холодная. Железная, стальная… В свете болезненно-бледной луны он выглядит адским посланником. Чёрная грива волос и горящие угли глаз добавляют схожести. И от одного взгляда хочется кричать, выть, как раненый волк, но горло сдавливают сильнее, плюща мясо, и требуют покорности.       Она и покоряется, обмякая в стальных руках и добровольно попадая в водоворот жутких историй. Он смеётся хрипло, надрывно и говорит что-то об «оборванных крыльях, никчёмной гильдии и казни». Она из последних сил пытается прошептать мольбу. Её затыкают. Грубо. Членом. Он пихает его ей в глотку, рыча, как дикий зверь. Она плачет, подавляет рвотный рефлекс и покорно водит губами по стволу. Он смеётся, называет её шлюхой и сжимает волосы в кулаке, грозя выдрать с корнем. Она думает, что время застыло на месте специально, чтобы понаблюдать за этим спектаклем на тему насилия и жертв. Она думает, что ещё один удар станет спасительно-унизительным концом.       Он утыкает её лицом прямо в камни и натягивает на член. Грубо. Ещё грубее. Ещё больнее. А она находит в себе силы кричать — хрипло-хрипло, кричать во всё сорванное горло просто для того, чтобы услышать свой голос напоследок. Она даже не сомневается, что он её убьёт. А ему, кажется, нравится её покорность и её крик, который не громче стука упавшего камня. Он будто бы в награду за «работу» опаляет дыханием шею и оставляет метку в виде синяка. Когда он выходит, она уже не шевелится. Пульс есть — значит, всё в порядке.       Ему не составляет труда притащить эту троицу к огромному городскому дубу и приковать огромными железными полукружьями. Ему даже немного жалко оставлять обескрыленную феечку, ведь она неплохо делает минет. Подучить её — и она будет завидной девушкой. Он собирает пальцем кровь с её губ и выводит на её животе знак «Фантом Лорда», но он приобретает значение его личного клейма. Чужою кровью на чужой коже рисовать приятно и безумно весело. Он улыбается, как жуткие клоуны из детских страшилок, и, ухватившись рукою за ветку, целует её, едва-едва пришедшую в себя, шепчет запредельно горячо на ухо:       — До встречи, Мелкая! — и отрубает очередным ударом.