Вкус свободы

С того дня, как Люк встретился и расстался с Дамианом Фергюсоном, прошел почти год. Он и думать забыл о нем, вернее, почти никогда не вспоминал, но судьба вновь свела их лицом к лицу, причем в самом неожиданном месте. Основной работой Люка была должность кухонного рабочего в ресторане при одной из лучших гостиниц города. График «день через день» позволял ему устроиться еще на одну работу. Поскольку, из-за нехватки средств, институт он так и не окончил, академический отпуск заканчивался, грозя перерасти в отчисление, деньги ему были очень нужны, и Люк не привередничал. Второй работой стали конюшни, в которых он исправно выгребал навоз и убирал территорию. Его будущей профессией должна была стать архитектура, но отец-альфа умер, наследство ушло на погашение долга перед обворованной фирмой, а папа-омега и сам еле сводил концы с концами, так что оплачивать дорогостоящее обучение им стало просто не по карману. Пришлось искать заработок, чтобы скопить необходимую сумму к сентябрю, но лето уже подходило к концу, а денег удалось собрать только на первый семестр, да и то при условии, что он будет подрабатывать по вечерам. Это, конечно, удручало, но Люк старался не опускать рук, надеясь на чудо, тем более что в ресторане должно вот-вот освободиться место официанта, и если ему повезет... Как бы то ни было, но в тот день Люк работал на конюшне, вычищая последний денник, в котором стояла очень симпатичная рыжая кобылка по имени Розалинда. Конюхи не любили эту красавицу за ее скверный нрав, а вот Люку как-то сразу удалось найти с ней общий язык, угостив морковкой из своего обеда. В результате кусачая кобыла не только позволяла ему беспрепятственно убираться в деннике, но и гладить себя, естественно, за соответствующий подкуп в виде моркови, к которой она оказалась неравнодушна, или яблок, если больше ничего не было. День стоял жаркий, август не спешил уступать свои права осени. Люк работал, облачившись только в шорты. Рубашку он скинул и повесил на гвоздик у выхода. Собственно в конюшне он все уже сделал, осталось только убрать инвентарь после чистки денников и заняться двором, но Люк задержался возле Розалинды, угощая любимицу сочной морковкой. — Красавица, — ворковал он, поглаживая ее ладонью по теплой морде. Люк настолько увлекся общением с лошадью, что не услышал шагов вошедшего в конюшни человека. — Неудивительно, что вы спелись, масть у вас одинаковая! — голос за спиной заставил Люка подпрыгнуть, роняя лопату, а кобыла, испугавшаяся грохота, всхрапнула и поднялась на дыбы, чуть не задев копытами наклонившегося за инструментом Люка. В следующую секунду его, матерясь, выдернули из денника. Несколько испуганный Люк поднял взгляд на виновника переполоха и замер, удивленно хватая ртом воздух и не зная, что сказать. Дамиан Фергюсон стоял перед ним, зло сверкая глазами: — Какого хрена ты здесь возишься?! Грубость задела, но Люк не привык огрызаться с альфами, а потому просто ответил: — Работаю. — А почему возле моей кобылы отираешься? — глаза Фергюсона подозрительно сощурились. — Я работаю, — Люк сжал кулаки, стараясь обуздать зарождающийся в груди гнев. — Так иди, и работай в другом месте! — С удовольствием, тогда денник своей кобылы будете чистить сами! — Люк все же не смог удержаться от колкости и всучил в руки Фергюсона лопату, схватил рубаху и выбежал из конюшни, тихо ругая зазнавшихся снобов-альф. Дамиан Фергюсон возмущенно смотрел ему вслед, и не мог понять, что его взбесило больше – то, что парень едва не оказался под копытами его лошади, или то, что он разгуливал по конюшне в одних шортах? Ну а то, как он буквально впихнул в руки Дамиана лопату и заявил, что он теперь сам должен убирать за Розалиндой – это вообще ни в какие ворота не лезло! Подобную наглость надо… — Поощрять, — произнес Дамиан и сам над собой посмеялся, потому что собирался сказать «пресекать», а получилось… то, что получилось. Первые полгода он часто вспоминал своего бывшего компаньона и его сына, и если к первому он испытывал ненависть, постепенно угасающую, то ко второму – благодарность. Дамиан выяснил, что Люк Брендан действительно продал все, что ему досталось по наследству, чтобы погасить долг отца. Причем его к этому никто не принуждал, он сам захотел вернуть эти проклятые деньги, хотя закон был на его стороне. Сын не в ответе за действие отца, тем более что все завещанное было заработано Эриком Бренданом раньше, чем началось воровство на фирме, а значит, формально, было получено честным путем, и ни один суд, кроме собственной совести, не мог бы потребовать подобного. При этом Люк Брендан обладал не только совестью, но и честью. По крайней мере, чувство собственного достоинства у него точно было, хоть и недостаточно развитое. На такой работе, как уборка конюшен, можно встретить либо людей малообразованных, которым ничего другого просто не светит, либо страстных любителей лошадей, согласных на все, лишь бы находиться рядом с ними, либо тех, кому очень нужны деньги. Первые два варианта Дамиан отмел сразу же. — А вот над третьим стоит задуматься. — Фергюсон отставил в сторону лопату, угостил кобылу сахаром, чуть не оставив в зубах лошади кусок рукава, и отправился искать главного тренера. Собственно из-за него Дамиан и приехал в конюшни. Его кобыла была записана на скачки в следующем месяце, и Дамиан хотел узнать в каком она состоянии, можно ли рассчитывать на победу или не стоит тратить деньги, делая большую ставку. Тренер нашелся во дворе. Пожилой альфа наблюдал за тем, как объезжают молодого жеребчика, но стоило Фергюсону оказаться рядом с ним, тут же отвлекся. Тренер охотно расписал, какие надежды возлагает на Розалинду, азартно сверкая глазами. Дамиан его внимательно слушал, только взгляд его скользил по территории конюшенного двора в поисках сбежавшего беты. Их разговор был прерван телефонным звонком, Дамиан поспешил откланяться, выяснив все, что его интересовало, за одним исключением: куда, черт подери, мог деться Люк Брендан? И с какой вдруг стати, он вообще вздумал его искать? Люк в это время спокойно стоял в конюшне, наблюдая за всем из-за двери и ожидая пока Фергюсон уберется восвояси. Он незаметно вернулся обратно к денникам, благодаря небольшой дверце для конюхов в задней части здания. Встречаться с Фергюсоном еще раз Люку совсем не хотелось, и его отбытие встретил облегченным выдохом. Можно было работать дальше. Однако неприятности Люка на этом не закончились. Когда он почти завершил уборку во дворе, к нему подошел хозяин конюшен и по совместительству главный тренер. Пожилой альфа усиленно отводил взгляд, когда сказал, что им надо поговорить. Сердце Люка сжалось от неприятных предчувствий. — Ты хороший парень, — начал тренер. — Работаешь усердно, но понимаешь… Он замялся, подбирая слова, но Люк и так уже все понял. — Вы меня увольняете? Тренер несколько оживился, начал говорить, что даст ему самые лучшие рекомендации и заплатит неустойку, в виде двойной оплаты за уже отработанные дни и небольшой премии в размере месячного оклада, но Люка эти деньги совсем не обрадовали. В горле сразу же образовался ком от обиды на Фергюсона, с чьей подачи его турнули с работы, и на хозяина, пошедшего на поводу у своего клиента. — Я понял. Сейчас закончу и уйду, — Люк часто заморгал, старательно сдерживая эмоции. — Спасибо, Люк. Ты хороший человек. Пусть тебе повезет в жизни. — Да уж, повезет, — тихо пробормотал он, убирая инвентарь на место. Перед тем как уйти, Люк заглянул к Розалинде, попрощаться. Терять работу было жалко, но расставаться с рыженькой подружкой еще жальче. На следующий день Люк встал раньше будильника. Собственно он почти и не ложился, а причин этому было две. Первая – ему не давала покоя встреча, произошедшая на конюшне и потеря работы, и вторая, но более важная – папа не ночевал дома. Вернувшись вечером домой, Люк нашел записку, что Рин пошел в ресторан со своим близким другом, чему Люк, в общем-то, порадовался. Папин телефон оказался отключен, так что дополнительная нервотрепка на всю ночь Люку была обеспечена. Нет, он не думал, что этот знакомый мог что-то сделать с его папой, но ведь город и сам по себе таит массу неприятностей. Мало ли что могло случиться! Люк даже больницы обзвонил около трех ночи. Приняв душ, Люк уже подумывал позвонить в полицию, но тут пропажа объявилась на пороге, радостно улыбающаяся, с огромным букетом лилий и своим не менее счастливым спутником – седовласым и очень импозантным альфой. — Папа, где ты был?! — ругаться не хотелось, но скопившиеся за ночь гнев и страх требовали выхода. — Ой, Люк, ты прости, но я… мы… — Рин смутился и оглянулся на своего спутника, а поймав его одобрительную улыбку и кивок, снова счастливо заулыбался. — Корт сделал мне предложение, и я ответил согласием! Люка эта новость застала возле обувной полки, на которую он и сел, а вернее рухнул, потому что ноги просто отказались держать его. — Тогда понятно, почему ты забыл предупредить о том, что тебя не будет до утра. Я звонил тебе раз пятьдесят. — Ой! — снова всполошился Рин, достал свой телефон и растерянно посмотрел на темный экран. — Разрядился… И столько в его голосе было какой-то детской обиды и недоумения, что Люк невольно рассмеялся, прощая своему влюбленному папе ночное бдение. А счастливый альфа, обнял будущего супруга и поцеловал его в щеку: — Рин, впредь, я буду заботиться, чтобы ты не забывал заряжать свой телефон. — Вот и ладно, — отсмеявшись, Люк устало потер лицо, поднялся и пригласил их к столу, завтракать. За чашкой чая Рин и Корт рассказали, что собираются жить вместе, в доме Корта. У альфы было два сына – альфа и омега, — но оба благополучно замужем, имеют своих детей и жилье, так что против нового брака отца не возражали. — Ну и я возражать не буду, — уверил их Люк, чувствуя облегчение от того, что теперь за его излишне рассеянным родителем будет кому присмотреть. Тем более что он видел, альфе его папа действительно нравится. Когда же парочка откланялась, Люк немного растерялся, не зная, как ему теперь поступить с вдруг образовавшейся свободой. Вроде бы и один остался на жилплощади, гуляй – не хочу, и в то же время не с кем было поделиться своей радостью. Или не радостью? Люк вдруг понял, что он стал странно одинок. За свои двадцать четыре года Люк не обзавелся ни друзьями, ни любовниками, посвящая всего себя папе и учебе. Когда жизни угрожала опасность, рядом с ним оказались опять-таки папа и незнакомый до той поры отец-альфа. Потом долгая реабилитация, случайные приятели в больнице, а затем студенты, среди которых тоже не нашлось друзей. Отец-альфа, несмотря на все старания, тоже не стал ему близким по духу человеком, хотя Люк испытывал к нему чувство благодарности, да и умер он, что теперь об этом говорить. А сейчас и папа нашел себе партнера, так что Люк оказался не у дел. Люк рассеянно оглядел квартиру, размышляя над тем, что собрать для отца в новый дом сейчас, а что можно перевезти попозже. Неожиданно в голове вспыхнуло воспоминание из детства. Он был еще совсем мальчишкой, когда отец повел его в цирк. Это была феерия красок и звуков, Люк буквально влюбился в циркачей, и после окончания представления уговорил Рина сводить его за кулисы. Там он буквально наткнулся на бету-клоуна. Рыжий парик, красный нос и пестрое одеяние заставили мальчишку замереть, открыв рот, а клоун наклонился к нему, погладил по голове и спросил: — Чего тебе хочется больше всего? Накануне Люк прочел книгу о приключениях, так что ответил без колебаний: — Хочу стать взрослым, свободным бетой, чтобы объездить много мест и выступать как вы! Люк улыбнулся клоуну, думал, что его похвалят, а тот вдруг погрустнел. Стянул яркий парик, снял нос и маленький бета, наконец, смог увидеть его глаза, скрывающиеся раньше за яркой мишурой циркового антуража. Очень грустные глаза. — По-настоящему свободным, может быть только по-настоящему одинокий человек, малыш. Мечтай лучше о чем-нибудь другом, — циркач присел перед ним на корточки и потрепал по волосам, пытаясь ободряюще улыбнуться, но глаза его так и остались грустными. Люк понял своей детской душой, что этому человеку очень плохо, и в груди его что-то сжалось. Мальчику стало очень жаль клоуна, который только что так всех смешил, хотя ему самому было грустно. Он сунул руку в карман и достал яркий леденец, который папа купил ему перед началом представления. Без колебаний и сожалений Люк протянул леденец клоуну, а когда тот принял подарок, обнял мужчину за шею и чмокнул в щеку, не обращая внимания на грим, пачкающий детское лицо. — Жаль, что не ты мой альфа-отец, — сказал он тогда клоуну, а потом ушел, помахав на прощание рукой. И клоун махал ему в ответ. Махал той рукой, в которой был зажат яркий, полосатый леденец. Люк постепенно забыл о той встрече, он и сейчас бы о ней не вспомнил, если бы не те слова: «По-настоящему свободным, может быть только по-настоящему одинокий человек». Раньше Люк не осознавал смысла тех слов, теперь же он ощутил вкус настоящей свободы. И это ему не понравилось. Привкус у свободы оказался горьким. Бой часов оторвал его от размышлений. Свобода свободой, но работу никто не отменял, а значит, следовало поторопиться. Кухонные рабочие отвечали за все приготовления к основной работе. Перед тем как повара начнут готовить для посетителей, овощи, фрукты и зелень следовало помыть, почистить, нарезать или нашинковать, замариновать. С мясом хлопот было не меньше, но особенно сильно Люк не любил филировать рыбу, выбирая из нее мелкие косточки. Конечно, по закону подлости, эта работа почти всегда доставалась именно ему. Кроме всего этого на трех кухонных рабочих первой смены ложилась уборка кухни во время работы поваров, своевременная замена масла для жарки во фритюре, и выборка яиц. Последнее было очень важно. Если в тесто можно было брать любые яйца, то на взбивание годились лишь полежавшие в холодильнике, а для приготовления яиц пашот – только самые свежие, иначе блюдо будет загублено. Вторая смена тоже не сидела без дела. Если не хватало чего-то из продуктов, они должны были пополнять запасы в процессе работы, готовя необходимые ингредиенты буквально на ходу, чтобы не застопорить весь процесс приготовления еды. Вторая смена помогала в работе поварам, если это требовалось. Они следили за чистотой на кухне, изредка помогая официантам, и на их плечи ложилась уборка кухни после работы, что тоже было весьма хлопотно и утомительно. Кухонные первыми приходили на работу и последними уходили. Первая смена являлась на работу к девяти часам, так как ресторан открывался в тринадцать ноль-ноль, и к работе следовало еще приготовиться, а вторая уходила после часа ночи, или даже позже, когда все было убрано и вымыто. Зато работающие во вторую смену могли забирать домой оставшиеся продукты. Это было неплохим подспорьем в семейном бюджете, а еще им иногда перепадала мелкая купюра от официантов за помощь, так что кухонные всегда охотно брались помогать им в случае необходимости.