Дыхание

Ты сидишь на холодном каменном парапете. Набережная. Перед твоими глазами расстилается неподвижная река, полная воды-свинца. Сейчас твоя голова так же наполнена свинцом, до самых краев, до самых пределов, которые вообще могут существовать в таком нематериальном понятии как сознание. Мысли текут медленно и тягуче, иногда сталкиваясь и просто-напросто испаряясь, исчезая в свежем утреннем воздухе как и дым, который ты выдыхаешь все более плавно и лениво. Последние пару лет твои мыслительные процессы проходят только так. Зачем тебе резкость мысли, если ты можешь просто вот так сидеть, ловя каждый пустой звук одиноких улиц. Ты отклоняешь туловище назад, упираясь босыми ступнями в такой же холодный камень как и тот, на котором ты сидишь. Хотя, на самом деле, тебя сейчас не особо волнует температура, как и то, как ты оказался здесь ранним утром. Какая вообще к черту разница? Ты делаешь очередную затяжку, закидывая голову вверх и выдыхая только когда легкие уже начинали покалывать изнутри от едкого дыма и нехватки кислорода. Можно уже было давно привыкнуть. Ты не любишь дышать. Ты задумываешься об этом, хотя это то, что люди обычно считают чем-то, что не достойно внимания. Зато когда они уже начинают подыхать от какой-нибудь болезни дыхательной системы, то это вдруг становится таким важным и заметным. Ты не любишь дышать потому, что воздух слишком свеж и чист. Твои лёгкие, да и все твое тело настолько набиты дерьмом, что даже отвратительный и до неприличия грязный воздух этого города кажется чистейшим глотком жизни. Ты любишь духоту. Когда кислород приходится буквально вырывать из воздуха, чтобы насытиться. В такие моменты ты не ощущаешь этой чистоты, ведь занят только процессом. Ты прикрываешь глаза, и твои веки почти просвечиваются, настолько выцветшей и тонкой стала твоя кожа. Бесцветные редкие ресницы дрогнули, ты чуть дернул уголком онемевших от холода губ, вновь открывая глаза и щурясь от света. Твои глаза нормально не воспринимают дневное светило. А если быть точным, они начинают дико болеть о ярких источников света. Радужку почти не отличить от склеры, если бы не блеклые красные паутинки сосудов, которыми она иссечена. Твои глаза никогда не были яркими и живыми, как и остальная часть твоего тела. Но твое внимание привлекло не обсуждение внешности, а присутствие кое-кого рядом. Ты кривишь губы в гадкой пародии на улыбку, смотря на того, кто потревожил твои застывшие мысли. Ты всегда встречаешь его таким странным подобием радости. Но ему все равно. Он сначала неподвижно стоит справа от тебя, затем ступая на шаг вперед и снова застывая. Ты прикрываешь глаза. Когда он рядом, ты начинаешь глубоко дышать, втягивая воздух в легкие. Сейчас он наполнен теплым ароматом чайных листьев и сигарет. Ты сидишь с ним в тесной кухне, он примостился на подоконнике, болтая длинными и кривыми ногами в воздухе и удерживая в ладонях чашку с горячим чаем. Такая же стоит перед тобой. Вообще он очень нескладный: острые плечи, сильно выступающие ключицы, крючковатые пальцы, лопатки, о которые точно можно порезаться. Но самое нескладное, это его лицо. Мягкие черты, так контрастно смотрящиеся с резкостью тела: вздернутый кверху нос, округлые щеки, ясные глаза. Они синие. Или голубые. Ты так и не понял, да и кому какая разница, если они сияют ярче такого нелюбимого солнца. Но вот главное отличие - они тебя не слепят. Несмотря на такую ясность, видит он плохо. Как по-глупому смешно. Он носит приближенные к квадратной форме очки с черной оправой. Хотя они у него так давно, что в некоторых местах, где слезла краска, они серые. У него всегда заляпанные и мутные стекла. Ты ни разу не видел, чтобы он их протирал. А эта раздражающая причёска, которую таковой даже назвать нельзя. Спутанные темные волосы, в которых сейчас мог также путаться первый луч солнца, заглянувший в вашу кухонку, если бы сегодня небо не заволокли тучи. Ты всегда пьешь много чая. По две чашки за раз. Одна уже покоится на подоконнике, где раньше сидел твой друг, сейчас стоящий рядом, чуть наклонившись, и что-то эмоционально рассказывающий, активно жестикулируя. Ты никогда не слушаешь то, о чем он говорит. Но в эти момент воздух наполняется его дыханием, таким уютным и колким, полным жизни и радости. Его глаза в эти моменты всегда раскрыты шире, а уголки губ всегда приподняты, от чего ямочки на его щеках почти никогда не исчезают. Ты невольно хрипло смеешься, отодвигая пепельницу. Весь отвратительный запах дыма не ощущается за его дыханием. Он никогда не ждет от тебя отдачи. Тебя это устраивает. Ты не знаешь, что отдавать взамен, и даже не уверен, что мог бы. А он просто без конца треплется и поддерживает тебя. Иногда ты кормишь его и водишь куда-то, но чаще ты сидишь с ним дома. Сейчас полночь. Ты лежишь на неудобном диване под колючим пледом, а он уткнулся тебе носом в плечо, беспорядочно что-то бормоча даже во сне, хоть здесь всегда тишина. Ты все равно не слушаешь. Старый телевизор напротив вас еще включен и ты бы хотел его вырубить, но пульт далеко, а вставать тебе лень. А раз тебе вставать лень, то и ему тоже. Он вообще пойдёт за тобой куда угодно. А без тебя и с места не сдвинется. Ты все равно уверен, что кроме тебя этому светлому дурачку все равно никто и ничего не нужно, так что ты этому не удивляешься. Странно, но ты не чувствуешь его дыхания на своей коже, но вдыхая ощущаешь его. Ты засыпаешь вместе с ним. Ты стоишь, опираясь плечом о фонарный столб, фонарь которого никогда и не собирался использоваться для того, чтобы гореть. Ты хотел сводить его в кино, но у тебя не осталось денег. Ты снова куришь, периодически сбивая пепел себе на кеды. Он как всегда рядом. Кстати, ты точно знаешь, как его зовут. Джон Эгберт. Дурацкое имя. Но он не виноват. Не он его выбирал. Сейчас он зовет тебя, кажется. Тихое "Дейв" проносится у тебя в голове, заставляя пристально смотреть на него, видя четкие очертания его угловатого тела в плотной ткани ночной тьмы. Пусть говорит сколько влезет. Ты точно знаешь, что даже если эта ткань мрака уплотнится, Джон все равно будет рядом. Будет продолжать светить ярче всего. Ты сам подходишь к нему, чтобы снова ощутить его дыхание. Вдыхаешь полной грудью, и легкая, почти прозрачная улыбка задерживается на лице. Ты иногда задумываешься, насколько сильным и ощутимым было бы дыхание, если бы ты его поцеловал. Но ты этого никогда не сделаешь. Слишком много ответственности. А Джон не сделает этого тоже. Потому что он делает только то же, что и ты. Ты идешь с ним по почти безлюдной улице. Приближается зима. Воздух слишком свеж и колюч, от чего друг даже не трещит без умолку как всегда, часто прерываясь и что-то бурча. Ты бы взял его за руку, но в карманах держать ладони удобнее и теплее. Ты не просто сегодня гуляешь с ним, как делаешь это всегда. У тебя есть определенная цель этого похода. Ты не хотел бы вдаваться в подробности, но у тебя вроде как оказалось, что есть двоюродная сестра. Ты не вспомнишь сейчас точно ее имени, но оно тебе все равно не очень-то нужно. Ты не запомнил и половины того, о чем она говорила тебе по телефону, пока Джон сидел на диване и с любопытством наблюдал, но ты точно понял, что сегодня должен будешь встретиться с ней и ее коллегами. Поболтать. Конечно, ты пытался возразить, что у тебя уже есть некоторые планы с Эгбертом. Но она была непреклонна. Да и это была всего лишь одна встреча, все он с ним еще наверстает. Вот это невзрачное здание. Какая-то табличка на дверях. Ты ее пропускаешь, решая не читать, заходишь внутрь. Джон почему-то ежится. Ему здесь некомфортно. Ты редко ему нормально отвечаешь, но ты давно не видел его таким напряженным, так что говоришь ему, что не заставишь долго ждать. Стены давят на грудную клетку, забирая весь воздух. Дыхание постепенно пропадает, просто въедаясь в стены и оставаясь там невидимыми пятнами, стекающими к полу. Здесь в нем можно было просто увязнуть. Еще одна дверь. Одним условием было то, что ты оставишь друга здесь. Ты прощаешься с ним, чуть улыбаясь, коротко кидая взгляд на немного испуганное лицо Эгберта. Ничего, ты скоро вернешься к нему и все объяснишь. Закрывается дверь, оставляя за собой только тишину.

***

Ты лежишь на койке, медленно размыкая тяжелые веки. Потолок бледен, как и стены, как небо за окном, как и твои руки. Ты с трудом приподнимаешься и садишься. Ничего не чувствуешь, кроме легкого покалывания в легких. Рядом медицинский столик и чья-то мед-карта. Тонкие пальцы тянутся и с трудом удерживают документ. Твой. Прежде чем задохнуться, ты успеваешь вычитать пару строк: Дейв Страйдер. Диагноз: Шизофрения.