Спички

Первая половина вечера протекала очень медленно и неинтересно. По крайней мере, для меня. Всё, чем я занималась на этом торжестве – это ела, выпивала и делала вид, что не замечаю Гошиных подкатов – алкоголь особенно помогал справится с этой задачей, которая в обычные дни (когда я трезва) кажется мне абсолютно не подвластной решению. Конечно, без моего внимания не оставались Лёша и Таня, которая была настроена серьёзно, исходя из моих наблюдений за ее усердными попытками захомутать Горелова на сегодняшнем вечере. Лёша же в свою очередь отвечал ей наигранной взаимностью, наблюдая каждый раз за моей ревнивой реакцией, которую выдавало моё угрюмое выражение лица. Я все время старалась на что-нибудь отвлечься, но каждый раз этим оказывался алкоголь, – и я пила. Много пила. И вскоре, когда время перевалило за полночь, я потеряла счёт опустошенных бокалов: вечер начал приобретать краски, а негодование и ревность ушли на второй план. – Может быть, тебе хватит на сегодня? – лёгкий баритон раздался над моим ухом, когда я взяла с разноса подошедшего официанта бокал вина. – Петрищев, мальчик, не будь занудой... – заплетающимся языком изрекла я и закатила глаза, разворачиваясь на голос за спиной, но какого было моё удивление, когда передо мною оказался далеко не Гоша: – А, это ты, Горелов, – пренебрежительно бросила я в его сторону, скривившись лицом, словно только что разжевала и проглотила целый лимон: я попыталась проявить как можно меньше внимания и как можно больше равнодушия. – Извини, но мне нет дела до твоих «может быть». – Я пожала плечами. – Возможно Таня захочет «поговорить» с тобой об этом, не проворонь свой шанс, готова поспорить, что она без трусиков. – Похоже, тебе действительно хватит, – сдержано, но в то же время серьёзно произнёс он, а затем – выхватил из моей руки бокал прежде, чем я успела сделать глоток. Я пришла в негодование: – Ты что творишь? Заняться больше нечем? Иди продолжай дальше ублажать свою Перфилову! – Хватит. – Его ледяной тон заставил меня оступиться в своих громких высказываниях в его сторону, и я ненадолго замерла, смотря прямо ему в глаза, в которых читалось неодобрение. – Перфиловой будешь давать наказания, а меня оставь в покое, – медленно отчеканила я по словам, прозрачно намекая на то, чтобы он пошёл прочь. – Настя, – негромко произнёс он над моим ухом, – давай не будем выносить ссору из избы, хотя бы не здесь, не при журналистах, которых здесь больше, чем может показаться. – Лёша, давай ты не будешь портить мне вечер и просто оставишь меня сейчас, – так же едва слышно ответила я, плавно выбрав из его руки свой бокал, и сделала глубокий глоток, нарочито смотря ему в лицо, на котором нервно заиграла скула, выпила до дна и поставила посуду на стол, рядом с которым находились мы. Лёша взял со стола стакан виски, в котором хотел утопить озлобленность, но не успел. – Милое платьице! – Таня. Я снова закатила глаза, поворачиваясь телом на ее слащавый голос, и тотчас ее рука, в которой она крепко сжимала наполненный бокал, дрогнула, и половина его содержимого пролилась на моё платье. Я замерла в шоке, чувствуя, как кровь приливает к лицу от разразившей меня ярости: зал обернулся на нас и замер, затаив дыхание, наблюдая за происходящем. – Я тебя вспомнила, – сказала она, победно скалясь, и ядовито процедила: – Настя. – А тебя помнит вся вечеринка, Перфилова, – с этими словами я улыбнулась в ответ, не разжимая губ, и, выхватив из ладони Леши виски, брызнула все содержимое ей в лицо, смывая с него ухмылку, на что она неприятно поморщилась и разозлилась, затем завопила, размахиваясь руками у своего лица и глотая ртом воздух. – Настя! – произнёс Лёша и перехватил меня за локоть, отводя от разгневанной Тани, отчего массивный стакан из-под виски выпал из моей руки и разбился об пол, разбросав свои осколки у ног. Меня окончательно взбесило его постоянное вмешательство в мои проблемы, и я в тотчас выдернула свою руку из его ладони, смирила уничтожающим взглядом: – Не трогай меня, Горелов, – и поспешила к выходу под разные взгляды со стороны. Слезы почему-то подступили к глазам, когда свежий ветер ударил в лицо и окутал меня своим холодным полотном, отчего кожа на руках покрылась множеством мурашек. Я обвила себя руками и побрела через дорогу к бетонной ограде, за которой расстилался шикарный вид на ночую столицу.