now my heart is full

      Спальня залита ярким солнцем. Я недовольно жмурюсь от лучика, который светит прямо в глаз. Потягиваюсь и смотрю на пустующую половину кровати. За почти пять лет, с небольшими перерывами, жизни с Джастином я так привык просыпаться и видеть его сияющее лицо, что мне не по себе, когда я не обнаруживаю утром его тушку на своей груди. Ну а сейчас он где-то пишет свои картины, а я вынужден мириться с этой пустотой.       Перекатываюсь и разваливаюсь посередине кровати. Грустно смотрю в потолок, пытаясь понять, когда же я стал скучать по человеку, который трепал мне нервы с первого дня знакомства. Перевожу взгляд на окно, за которым падают снежные хлопья. Все мои друзья – степфордские педики – утверждают, что ничего не может быть прекрасней, чем заваленная снегом территория вокруг дома, на которой можно проводить часы с семьей. А я скажу, что это ужасно – искать своего ребенка по территории Брайтина в этих снежных завалах.       Я накрываю глаза рукой, вспоминая о том, какой ад предстоит пережить. Степфордские педики, канадские лизуньи, дети, Хантер с как-ее-там и пожилая ебанная гет-пара в нашей идиотской семейке. И все это явится в Брайтин на празднование Рождества.       - Надо было купить сраную халупу где-нибудь в тундре, чтобы не принимать этот цирк каждый раз у себя, – недовольно ворчу, потягиваясь. Что радует, подарки были куплены еще две недели назад и для Гаса, и для Майкла Новотны-Брукнера, и для Хантера, и для Мел, и даже для Дрю Бойда.       Одним дождливым днем он был приведен на ужин к Деб семейством Ханникат-Шмитд как новый «потерянный мальчик». Да, нам не хватало сироток-потеряшек в лице Хантера и укатившего в Нью-Йорк Джастина. В общем, Деб загорелась любовью и желанием наставить на путь истинный «подростка» в лице не такого уж и юного Дрю, и теперь приходится терпеть и его рожу на всех сборищах нашей семейки и в Вавилоне. Ибо этот "подросток" решил пойти по моим стопам и перетрахать всех, кого трахал я. Но, должен сказать, что он сделал то, на что я никогда бы не пошел – он трахал нашу розовую принцессу Ханниката.       Я вздыхаю, сегодня у меня романтично-ностальгичное настроение, и как никогда хотелось видеть в своей кровати сопящее Солнышко. А может, это возраст? Встаю с кровати и направляюсь в душ.       Этого пизденыша я так и не смог забыть. Его пухлые губы, всегда чуть приоткрытые, зовущие впиться в них, юношеское тело, светлые волосы, огромные голубые глазища и блядская задница. Я отчаянно пытался найти что-то похожее, ну или лучше, но во всем сраном Питтсе и окрестностях так и не нашел. Включаю душ, теплые струи помогают смыть остатки сна.       Улыбаюсь, вспоминая, как мы окрестили этот душ. Это был приезд за месяц до отмененной свадьбы.       Струи воды...       Еще сухой Джастин...       Его открытые губы, пухлые от поцелуев...       Аппетитная белая задница...       Расширившиеся от желания зрачки в голубых глазах...       После мне пришлось мазать его зад, избавляя от синяков, почти до самого отъезда в Нью-Йорк.       Я почти никогда не жалел о том, как у нас все сложилось. В большинстве случаев все шло, как я и задумывал. Вот только со свадьбой я погорячился, но это все взрыв и боязнь потерять паршивца. Любил-то я его давно. Ну, как любил? Понял, что он нужен мне, что нужен в моей жизни. А вот сообщить решил именно тогда. Ну, был сраный катализатор, признался, с кем не бывает, ну а потом занесло меня немного. Или не немного. Но когда первый шок прошел, я показал ему, какой вижу нашу жизнь, где я сижу дома, подстраиваюсь под него, становлюсь примерным, верным, мягким, я – Брайан Тейлор. А потом он сделал то, на что я и надеялся – последовал за своей мечтой, укатил в долбанное Большое Яблоко. Я хорошо его обучил. Сделал все, чтобы остаться в его мыслях до конца дней. Уверен, каждый его секс с другим заставляет вспоминать наш секс. Не только первый раз, но и сороковой, и сравнивать, понимая, что никто из них не идет ни в какое сравнение с Жеребцом Всея, ебанная, Либерти Авеню. Ну, конечно, в наш первый раз я так старался, что сам от себя ахуевал.       Намыливаю голову и вспоминаю идиотские танцы на его выпускном, как он жил у меня, как я понял, что он нужен мне…       Потом была интрижка с Итаном, но я уже тогда понимал, что мальчик просто резвится и пытается определиться в жизни. К тому времени он уже больше года был в моей жизни, я воспитывал его, лепил лучшего гомосексуала. И как после общения со мной пизденыш мог надолго задержаться в мире с радугами, изменами, розами и ежеминутными признаниями в вечной любви? Я умоляю. А как меня позабавили его рассказы о том, какой порядочный и милый этот Йен, их секс под звездами и эти кольца. Я знал, что пизденыш уйдет от этого козлобородого, вопрос был только во времени. Собственно, поэтому я и оплатил его учебу. Признаюсь честно, в мои планы не входило принимать его так быстро обратно, но что поделать, я его хотел настолько, что проститутов заказывал.       Выхожу из душа, вытираюсь и смотрю на свое лицо. Я уже начинаю седеть. Все не так плохо, как у Теодора, спасибо принцессе Эммету, или как у Майки, но все же не тот темноволосый жеребец. Закрашивать седину кажется не правильно, да и восхищенных взглядов я ловлю не меньше, чем 20 лет назад. Мое тело в идеальной форме, и член стоит исправно. Так что я вполне собой доволен. Чищу зубы с закрытыми глазами. И мне неприятно от того, какие воспоминания подкидывает моя память.       Последний вечер перед отъездом Джастина. Его сумки у входной двери лофта. Белая куртка накинута на плечи, и такой уверенный он.       - Брай, – одними губами шепчет Джастин, опуская глаза, понимая, что нам пора прощаться.       Я подхожу вплотную и смотрю в его лицо, он поднимает глаза, нам обоим тяжело, но мы слишком гордые, чтобы это признать. Мы стоим, неотрывно глядя друг на друга. Я делаю еще полшага. Приближаю свое лицо так, что упираюсь кончиком носа в его нос. Джастин прикрывает глаза и шумно вдыхает мой запах.       - Люблю тебя, – выдыхаю я, он открывает глаза, зрачки расширены, и он нежно улыбается той своей улыбкой, за которую стал Солнышком. – Не улыбайся так больше никому, – несу я уже откровенную лесбийскую чушь.       Мы еще минуту смотрим, потом в едином порыве прижимаемся друг к другу.       - Машина через… – пытается сообщить он дрожащим голосом то, что я и так знаю.       - Чшшш. Хватит пиздеть, – мне так хотелось насладиться его запахом, впитать в себя. Уже тогда я начал стареть и становиться сентиментальным?       Джастин отстранился, заглядывая в мои глаза. А дальше был самый нежный секс, который был в моей жизни. Мы любили друг друга, стараясь запомнить каждый вздох и каждый вскрик. Даже первый раз с пизденышем был не таким. Джастин шептал что-то невразумительное о том, что будет мне верен и обязательно вернется, как только почувствует себя равным мне. Я не придал этому значения, что я только не слышал от него… А потом он встал, оделся, вероятно, думая, что я сплю, коль не закурил по привычке, а позволил ему лежать на себе, просто обнимая его. Я не стал вставать и провожать его, ведь мы бы тогда не смогли отпустить друг друга. Я услышал, как отъехала дверь лофта.       - Это всего лишь время, – сказал я и понял, что был услышан, по шумному сопению.       Когда я уже встал, увидел записку на столе: «Люблю тебя. Я вернусь. Это всего лишь время». Ну как можно быть одновременно такой лесбиянкой и лучшим гомосексуалом в мире?       Первые месяцы после его отъезда мне было никак. Я работал как лошадь, восстанавливал клуб, превращая его в Мекку не только Питтсбурга, но и всех городов в округе. Мне просто срочно нужно было занять себя чем-то, чтобы не думать о Джастине.       Тогда мы говорили с ним каждую неделю. Утром в субботу - это стало нашей традицией. Разговоры были не очень интеллектуальными.       - Брай, а как мухи трахаются? – спросил в одно утро у меня Джастин.       - Джастин? – я закурил.       - Слушай, у меня тут две мухи летают и постоянно трахаются. Ну, одна садится на другую. И они громко жужжат. Думаю, они трахаются, – сообщил Джастин.       - А ты подглядываешь? – я еле сдерживал смех.       - Или они так дерутся? – Джастин пропустил мой комментарий мимо ушей. – Ну, хоть кто-то трахается в этой квартире.       Нам было тяжело друг без друга. Но никто из нас не имел времени, чтобы прилететь на свидание. Он никогда не ныл, прося меня приехать, а я ждал, когда он попросит. Но он не просил и не приезжал сам. Так тянулись недели, месяцы. Мы присылали подарки друг другу на долбаные праздники, каждую неделю созванивались, но никогда за эти годы мы не виделись. Он отказывался приезжать, говоря матери, что у него работа, и сам отговаривал всех от визитов, так же утверждая, что очень занят работой или учебой.       Заправляю кровать и пытаюсь воспроизвести в памяти интерьер Брайтина. Сразу за восстановлением клуба я приступил к ремонту особняка. На это ушло больше двух лет, чтобы особняк стал воистину домом для меня и, как я планировал, для Джастина. Я тогда почти не спал. Дни я проводил в офисе, создавая шедевры рекламы, а вечера проходили у меня в войнах с идиотом подрядчиком, который отказывался убирать стены на первом и втором этажах. Я планировал сделать две огромные комнаты. Одна – мой кабинет, вторая – мастерская для Джастина. Мы не обсуждали его возвращение, но я этого хотел, и я должен был быть готов, когда он добьется успеха и захочет созерцать старость бывшего жеребца всея траханная Либерти Авеню.       Спускаюсь на первый этаж, застегивая рубашку на две последние пуговицы. Сейчас дом именно такой, каким я и хотел его видеть. Шикарный, стильный, светлый, дорогой и уютный. Да, я знаю и произношу такие слова, как уют и семья. У меня огромная ебанутая семья, которая на следующей неделе поселится в Брайтине.       Прихожу на кухню и наливаю себе кофе, сажусь читать газету. Биржевые сводки, санкции, распространение Эболы...       Улыбаюсь, чувствуя, что по моей спине движется рука, подлезая под рубашку. Потом наглая морда протискивается мне под руку, целует мою шею.       - Доброе утро, – говорит он, отпивая из моей кружки.       - Пизденыш, это мой кофе, – бубню я, целуя его в висок.       Он лишь пожимает плечами, продолжая пить. На самом деле, когда мы одни, у нас нет «моя чашка, твоя чашка», он всегда пьет из моей. Да, все верно - мы долбаные гетеросексуальные степфордские педики, еби нас конем Стоквелл. Когда он ставит чашку на стол и поворачивает лицо ко мне, я вовлекаю его в поцелуй, он перекидывает ногу через мои, оседлав меня. Мы углубляем поцелуй, и его руки блуждают под ненужной рубашкой. Нас прерывает настырный звонок телефона.       - Прости, это Лиз, – Джастин строит извиняющуюся рожицу и отвечает на звонок. – Лиз, ну что еще? – не хотел бы я услышать этот тон по отношению к себе.       Не люблю его ассистентку, такая тупая и ничего не может решить. Я притягиваю Джастина, утыкаюсь в его ключицу, вдыхая запах краски и растворителя. Мой пизденыш творил утром. Не могу себя контролировать и оглаживаю его бедра, обтянутые джинсами, начинаю их расстегивать.       - Брай, – смеется он, вырываясь и уходя к окну.       Я понимаю - работа - и ухожу в гостиную. Мне еще нужно подготовить подарки. Раскладываю перед собой идиотские фотографии прошлого, которые необходимо прикрепить к подаркам. Это все идея пизденыша – «сделать подарки более личными». И мой вклад в это – выбрать каждому по ебучей фотографии. Поднимаю глаза от фото на уверенно шагающего по кухне Джастина в огромном, белом, пушистом свитере, делающим его в три раза больше. В этом мужчине, который уверенно роется в бумагах, сложно узнать ту истеричку, которая устраивала мне сцены из-за Вермонта и звала меня на выпускной. Ну, а что? Годы берут свое, ему давно не 20. Хотя жить тихо и спокойно он не дает мне даже сейчас. Буквально на прошлой неделе была истерика по поводу того, что я не слушаю его и купил не тот оттенок полотенец, о котором он трещал уже неделю.       -Лиз, еще раз, я не приеду заранее, – доносится до меня.       Вернулся он ко мне одним летним вечером. Я тогда учился жить один в готовом Брайтине, с налаженной работой в «Киннетике» и "Вавилоне". Я уже и не помню, сколько статей прочитал к этому времени о новом даровании Питтсбурга. Меня всегда забавляли его ответы про личную жизнь: «У меня есть партнер, но сейчас мы не вместе. Это только время».       На самом деле, я не хочу подсчитывать количество лет, которое мы не виделись с ним. К тому времени я стал похож на хрен знает что. Алкоголь, недосып, сознательное заваливание себя работой. Аниту посадили, а искать нового драг-диллера у меня не было времени. Я так резко похудел в первые три года, что потом только старался вернуть свою форму.       Так вот, в один прекрасный день я сидел у себя в кабинете на втором этаже, смотрел макеты для идиотского "Эвиан". Зачем им понадобилась реклама от нас, я не понял, но если они принесут мне 7 миллионов, возражать не буду.       Сижу я, проверяю гребаные макеты, сделанные моими недалекими сотрудниками к встрече в понедельник, и тут в мой кабинет врывается блондинистое недоразумение и уверенной походкой направляется ко мне. Я встаю, не веря глазам.       - Какого хуя ты не сказал, что переехал сюда?! – начинает орать он, злобно раздувая ноздри. – Я весь ебаный Питтс оббегал, лофт, "Вавилон", "Киннетик", кафе Либерти и даже сраный "Вуди"! И какого хрена ты такой худой?       Я беру его лицо в руки и нежно целую губы. Но он слишком разгорячен, чтобы быть сейчас нежным, перехватывает инициативу, и поцелуи становятся настойчивыми, яростными, страстными. Как будто и не было этих лет без него, как будто он только вышел в магазин и сейчас вернулся в наш дом.       - Что ты делаешь в Питтсе? – спрашиваю, наконец, я, когда мы берем передышку, чтобы набраться воздуха. Он в моих объятиях, а я зарылся носом в его немного отросшие светлые волосы. Пахнет он все так же, малолетний пизденыш.       - Я все, – сообщает мне он, гордо улыбаясь.       - Все?       - Ну да, все.       - Что, все? – я уже начинаю раздражаться и отстраняюсь.       - Я все закончил, – сияет Джастин.       - Пизденыш, либо ты начинаешь выражаться на понятном мне языке, либо, блять, я...       - Брай, – не дал мне договорить мелкий. – Я закончил свои дела в Нью-Йорке, я теперь известен, популярен и богат. Так что я вернулся, – сообщил Джастин, радостно скалясь и утыкаясь мне в грудь.       - А как ты понял, что ты известен и востребован? – я особо не хочу слышать ответ, а уже занят его рубашкой.       - Да вот, – он вытащил из сумки два журнала: «The Times» и «The New Yorker». – Вот - они написали уже две хвалебные статьи о моей персоне, и все мои картины на последних выставках купили менее, чем через час после открытия.       - То есть, чтобы твоя задница вернулась в Питтс, мне только и надо было, что купить все твои картины и заказать хвалебную статейку в газете? – я приподнял бровь, уже придумывая наказание.       - Брайан, во-первых, ты не услышал, две мои последние выставки были полностью распроданы, и оба этих журнала написали две хвалебные статьи про меня. Это не «LibertyNews», – он одарил меня нежным поцелуем, пытаясь прикрыть раздраженный тон.       - Джастин, я верно понимаю, что ты еще полгода назад мог вернуться, но ждал второй успешной выставки?       - Я хотел закрепить результат, – он пожал плечами, стараясь улыбаться как можно милее.       - Джастин... - шипел я, кусая и оттягивая его нижнюю губу. - Джас, стой, – я сделал шаг назад, он недоуменно уставился на меня.       - Что такое? Уже виагра нужна? – он сиял своей улыбкой. – Водички принести, чтобы запить?       - Джас, зачем ты вернулся? – я сделал еще один шаг. В этот момент какая-то лесбиянка орала во мне о необходимости выяснить отношения.       - Ты меня не ждал и нашел себе малолетку, чтобы тебе нервы трепала? – он невинно хлопает ресницами.       - О, мне не нужны блеклые копии тебя, – усмехнулся я.       - Да, в твоем возрасте уже сложно будет вытерпеть подростковые проблемы, – съязвил он, делая шаг навстречу и проводя холодными пальцами по ключице.       – Но, Джас, чего именно ты ждешь? – я убираю его руку.       - Брайан Кинни, ты хочешь поговорить о наших отношениях? – он опять сияет улыбкой, которую я просил никому не показывать. – Да ты превратился в лесбиянку!       Я резко притягиваю его, и мы, смеясь, целуемся.       - Джастин, ты же понимаешь, что я не стану меняться ради тебя и начинать заниматься садоводством? Не прекращу использовать лофт для одноразового траха, не перестану употреблять наркотики, – да, я давно завязал, но он-то не знает. – Я буду продолжать курить и издеваться над всеми нашими знакомыми, буду отрицать любовь и толкать тебя на секс на стороне.       - Еще что-то? – в глазах Джастина плясали чертята.       - Буду отталкивать тебя, боясь показаться слабым, и буду издеваться над твоей открытой манерой выражать свои чувства. Все окружающие будут говорить, что я ужасен, и не понимать, что тебя держит со мной. Ты никогда не услышишь от меня «я тебя люблю» или подобной хуйни.       - Ничего не забыл? – пизденыш откровенно веселился.       - И я буду изменять тебе. Всегда. А ТОПом ты сможешь почувствовать себя, только трахая кого-то другого, и только на моих глазах.       -Закончил?       - И никогда и никто, кроме меня, не войдет в твою ахуенную задницу. Пожалуй все. Тебя это устраивает?       - Брай, а я обещаю, что буду донимать тебя своими истериками, постоянно уезжать на выставки, требовать открытого проявления твоей любви, каждый божий день ты будешь жалеть о том дне, когда позвал меня домой. Обещаю, что буду издеваться над твоим возрастом и покушаться на твою задницу, – он положил руки на мои половинки и сжал их. – А вот так, - он оскалился своей фирменной улыбкой, – я буду улыбаться только тебе. А тебя это устраивает? – он уже открыто посмеивался.       - И никакого постороннего траха в Брайтине, – успел сообщить я, перед тем, как он вовлек меня в очередной поцелуй.       - Ммм... Пизденыш, да у нас сейчас вышли ахуительные клятвы, прям перед алтарем произнести не стыдно, – я начал откровенно веселиться, открыл ящик стола и извлек красную коробочку с кольцами.       - Только не говори, что пять лет назад ты хотел произнести именно это перед нашими друзьями, Деб и моей мамой и сестрой, – он взял коробочку из моих рук.       - Ну что, Джастин Тейлор, я обещаю не уделять тебе должного внимания, уважения, обещаю трахать тебя до потери пульса каждый раз, даже если мне понадобится для этого принимать виагру, – произнес я. – Ты готов жить со мной и не быть моим мужем? Жить, потому что мы хотим этого, и ничего никому не обязаны?       - Брайан Кинни, я обещаю доводить тебя каждый день, требовать любви, заботы и помогать тебе седеть со скоростью света. Да, я обещаю быть с тобой только потому, что я этого хочу.       - Я люблю тебя, – выдохнул я в его губы, защелкнул коробочку и убрал в стол.       Я сидел и улыбался этой истории нашей жизни. Джастин и правда исполнял свое обещание, и его солнечную улыбку было положено видеть только мне. Даже наши друзья и знакомые видели только отголоски того юного Джастина. Они видели взрослого, умного, образованного, состоявшегося мужчину. И только при закрытых дверях я слушал концерты этой блондинки.       Пиздец подкрался незаметно. Точнее, пизденыш. Я уже сполз с дивана и сидел на полу в окружении множества фотографий. Он же сел за мою спину на диван, обвил руками мою грудь и положил голову на плечо.       - Ты уже и спишь с открытыми глазами? – шептал мне он на ухо.       - Чует мое старое сердце, что пизденыш за моей спиной ой как плохо вел себя в этом году, не слушался старших, доводил их, а, следовательно, подарок он не заслуживает, – я потянул Джастина к полу, второй рукой откидывая фотографии и отодвигая стол.       - Это старшие напрашивались, а я ангел - чистый и непорочный, – улыбался он мне именно той улыбкой, которую уже пару лет видел только я.       Я навис над ним, проводя кончиком языка по его пухлым губам.