Бесцветие

2015 г. Май. У меня сегодня отгул, и если бы ты, Завулон, был здесь, мы сходили бы куда-нибудь поужинать. Тишина сводит с ума. Мои письма тебе не передают. Дозвониться до тебя невозможно. Состояние вязкости. Будто залип, как мошка в смоле. Время остановилось. И я в нем — как в янтаре, наглухо запечатан в одиночестве. Раздражает. 2015г. Август. Я ненавижу выходные. И никуда не хожу. Видеть их не могу. Всех. Порою кажется, что я не выдержу. Сорок лет — это слишком большой срок. Говорят, что там никто не может продержаться больше двадцати зим. Это правда, что в камерах все белое и абсолютно лишенное каких-либо других красок? Мне ничего не рассказывают. Пытался обманом проникнуть в бункер, где тебя держат, но меня перехватили. Туда даже Гесер не смог бы пробиться, куда уж мне, Городецкому. Знаю лишь, что тот режим, на который тебя обрекли, мало кто в силах вынести. Я бесконечно пишу тебе письма. Но их отказываются передавать. Ты изолирован, и тебе ничего не позволено, кроме примитивной бытовой магии. Кто твой надзиратель? Мне сообщили, что вызвался доброволец. Чокнутый дряхлый Инквизитор, готовый пожертвовать своими последними сорока годами жизни ради того, чтобы создавать тебе невыносимые условия заключения. Почему они не согласились на мою кандидатуру? Я подавал заявку. Отклонили. Ты не заслужил такого наказания. Никто не заслужил. Каким бы чудовищным его преступление ни было. Я пишу тебе письма и сжигаю. Они все равно не дойдут до тебя. И любая магия тут бессильна. 2015г. Ноябрь. Скоро зима. Но без тебя это не имеет смысла. Сегодня опять попытался приготовить курицу в ананасах по твоему рецепту. Сгорела. Это уже третья попытка, но лучше не становится. Ума не приложу, что ты с ней делал, и почему у тебя она получалась съедобной. Пытался добиться разрешения повидаться с тобой. Хотя бы под предлогом получения важной информации и помощи в расследовании запутанного дела. У нас тут в Москве серия странных убийств вампиров. Никаких зацепок. Дошел до главы Пражского Инквизиторского бюро — отказали. Как узнали, что я Городецкий, — так сразу и отказали. Ненавижу. 2016 г. Февраль. Я схожу с ума в нашей пустой квартире. Не выношу свой офис и задыхаюсь на улицах города. Работаю на автомате. У меня больше нет никаких идей. Гесер устал взывать к моему благоразумию, а я — его провоцировать. Все приелось. Иногда кажется, что это меня, а не тебя заперли в холодной камере и обрекли на полное одиночество. Ну или что я уже спятил от безысходности, а свою теперешнюю жизнь просто придумал. Можешь себе представить спятившего Городецкого? Зрелище, должно быть, не из приятных. А еще теперь меня все бояться: оборотни шарахаются в стороны, ведьмы спешат убраться с дороги. Гесер пытался занять меня на кабинетной работе, но я без движения задыхаюсь. Лучше уж патрулировать улицы — так хотя бы ощущение, что время не стоит на месте. Тридцать девять лет и четыре месяца. Надо выдержать, слышишь? Ты продержишься в своей чертовой бесцветной камере. Ради меня. Ты сможешь. 2016 г. Апрель. Все время пытаюсь вспомнить, что происходило там, в засекреченном Инквизиторском атриуме. Почему мы попали в него, скрытый от посторонних глаз и защищенный блокирующими чарами? Как нас туда занесло, и почему именно нас двоих? Знаю только, что мы преследовали свихнувшегося Инквизитора. И помню лишь первые часы, когда нас запечатало внутри небольшой комнаты, отрезая от внешнего мира. Чем мы там с тобой занимались? Как выжили без воды? Ты злился и во всем обвинял меня — это я еще помню. И что был там тот странный артефакт. Активировать его не получалось, и мы уже приготовились к мучительной смерти. А потом… Потом у меня провал в памяти. И суд. Слушание закрытое. Тебя обвиняют в нарушении трех статей Договора и приговаривают к заключению на сорок лет. Вся информация засекречена. А восстановить память не удается. Целители бессильны. Гесер уверяет, что мне просто нужно время. Когда ты вернешься, все сам объяснишь, верно? 2016 г. Сентябрь. Пытался выкрасть дубликат твоих показаний из резервного архива Инквизиторского бюро. Но папка сгорела, стоило лишь к ней прикоснуться. Меня, наверно, кто-то проклял — ничего не получается. Я едва не попался. Гесер был зол как сто чертей. Отстранил меня от работы, посадил под домашний арест. Теперь я тоже заключенный. Какова ирония, а? И времени теперь у меня больше, чем я могу выдержать. Я точно схожу с ума. Попробовал выкрасить нашу квартиру в белый цвет. Гесер пришел, ужаснулся, раскричался и все вернул как было. Долго мне выговаривал и чем только не грозил. Но мне сейчас как-то все равно. Хотя белая квартира — это невыносимо. Когда вообще больше нет других цветов — глазам больно и мозг словно плавится. А еще страх, что утеряны все ориентиры. Очень легко потеряться. Но ты выдержишь. Я знаю. 2017 г. Март. Я кое-что придумал. Инквизиторам нужны добровольцы — боевые маги. У них периодически возникают ситуации, которые разруливать берутся лишь камикадзе. Если в итоге я все-таки выживу, обещают «особые» льготы. Я потребую скостить тебе срок. Все получится. Я уверен. 2017 г. Август. Держу в руках официальный бланк. Сумеречные печати светятся синим. Пять лет, Завулон. Я отвоевал нам пять лет. Это стоит отметить. Надеюсь, тебе сообщат, что теперь на пять лет меньше мучений. 2018 г. Февраль. Приходил Гесер. Он уже не орет даже. Просто осуждающе смотрит и курит. Сказал вчера, что я идиот. Потом развернулся и ушел. Да пусть. Зато у меня теперь есть еще один бланк и вновь минус пять лет. Все-таки мне самому решать, как рисковать и зачем. Оно того стоит. Я уверен. 2018 г. Июнь. Ненавижу Гесера. Но и не могу обходиться без его матов. Он узнал, что я в третий раз напросился в Инквизиторский отряд смертников. Не верит он, видите ли, что я везунчик. А я устал объяснять, что двадцать восемь лет — все равно слишком много. Я уточнял, говорят, что больше двадцати лет не выдерживают в бесцветных камерах с особыми пыточными режимами. Двадцать — максимум, потом сходят с ума. Ничего, я еще всего пару раз рискну. Мне снова повезет, по-другому быть не может. Да и опыт теперь у меня есть какой-никакой. Высшие маги там ценятся. Надеюсь, что потом удастся и ставку в игре повысить. *** Гесер сидит, устало привалившись спиной к стене, в пустой, холодной и выбеленной магией квартире. Глаза прикрыты: белый цвет подавляет и нервирует. А собственное бессилие неимоверно злит. Он пообещал приглядывать за Антоном. Он поклялся, что будет оберегать его. И в первую очередь — от правды. Но теперь кажется, что правда — это единственный способ удержать Городецкого от дальнейших безумств. Сколько еще раз ему улыбнется удача? Дважды выжил — уже немыслимое везенье. Неизвестно, вернется ли в этот раз. Решено. Если Антону повезет снова, то Гесер расскажет, почему его не пустили на слушание. Как по просьбе Завулона соврали Городецкому о сроке заключения. Приговорили ведь не к сорока годам, а — к двум столетиям. И тут никакие ухищрения не помогут, Завулона живым из бункера не выпустят, Гесер это понял еще год назад, когда задействовал все свои связи и добился-таки встречи с новым главой пражского Инквизиторского бюро. Не за тем Завулон торговался и подставлялся, чтобы в итоге оставить для себя пути к отступлению. А торговался Завулон за Городецкого, что удивительно. Непонятно, как они вообще выжили там, в атриуме, в те пять чудовищных дней, когда остались без воды, без воздуха, без магии. Гесер не смог бы осуждать их за то, что рискнули воспользоваться артефактом. Идея явно принадлежала Завулону. Вот только активировать старинную вещицу мог лишь Светлый маг. Городецкому там выбирать, по сути, было не из чего. А уж если между ними действительно что-то завязалось, так и подавно — как тогда Городецкому было устоять? Самым сложным завтра будет избежать вопросов Городецкого. Тех самых вопросов, которые непременно последуют. Антон не дурак и наверняка уже выяснил все про тот артефакт. Но есть надежда, что так и не понял главного: активировать смог бы только он. Артефакт опасный, приносящий несчастья, и его не просто так спрятали. Прикасаться к нему запрещено под страхом смерти. Антон непременно спросит, почему же обвинили во всем Завулона? И почему память потерял именно Антон? По какой причине не допросили его по всем правилам? И вот тут Гесер ничего ответить не сможет. Он поклялся изначальными силами, пообещал Завулону, что никогда не расскажет, как тот взял вину Городецкого на себя, а Инквизиторы с радостью согласились на такую жертву, потому что были заинтересованы убрать с дороги опытного и хитрого Темного мага. Гесер пока не знает, как поступить. Он, конечно, мастер выдавать информацию по частям и давно привык дожидаться подходящего момента. Только вот сейчас совсем не тот случай, чтобы было можно безнаказанно тянуть время. Городецкий на пределе — и потому непредсказуем. Нелегким будет разговор, ох каким нелегким. Наступает новая эпоха, и старые маги уже не могут поспевать за всем. Они неповоротливы и принципиальны, привыкли следовать правилам и не сдаваться без боя — а это, по сегодняшним меркам, существенный недостаток. Вот и торопятся молодые Инквизиторы обновить ряды да расчистить себе дорогу. Скоро найдется повод избавиться и от самого Гесера. И Пресветлый уступит дорогу добровольно да без лишних слов — так же, как Завулон. Уйдет с гордо поднятой головой и ни разу не обернувшись. Только — в отличие от Завулона — у Гесера останутся ученики. Немногочисленные, но все же. Новая эпоха не станет препятствием для них. Они молоды, гибки и более везучи. Их так легко не сломишь. Вон Городецкий неплохо держится. Если только не узнает, какова цена его свободы, так и не развоплотится. Лет пятьдесят пройдет, и оклемается. Не станет Гесера — Ольга продолжит за ним приглядывать. Все образуется. А все, кому перевалило за две тысячи лет — теперь на свалку. Давно ушел Хена. Избавились от Совиной Головы и Шинжи. Скоро черед фон Кисселя. Да и Гесер не задержится. Ресурсов все меньше, а индивидуалистов и эгоистов — больше. Мир тесен, ничего тут не поделать. Всему свое время. Холодный мир, выбеленный, монохромный — он теперь для тех магов, что выброшены на свалку. Бесцветие. Бесчувствие. Бесправие. Гесер открывает глаза, поднимается и передергивает плечами. Как же он замерз. Ведет рукой, и под его пассами квартира обретает свой прежний вид, наливаясь красками, оттаивая, возвращаясь к жизни. Даже вопреки безумным стараниям Антона. Бесцветие не для него. Не пришел еще его срок. Покидая квартиру, Гесер запирает ее надежными охранными чарами. Потом, вдруг ссутулившись — словно разом навалился груз прожитых лет, — шепчет: — Сумрак, будь терпим к ним. Они не выбирали свое время. И не приучены ценить краски. Когда-нибудь это изменится…