Повод

Укай не думал, что сможет снова вернуться в волейбол. Он не представлял себя ни игроком, ни даже тренером. Просто не мог, уже не получалось. Отказавшись от волейбола, он отбросил все мечты и надежды на прекрасное будущее спортсмена, тем самым заточив себя в семейном магазинчике: в четырёх стенах, заваленных едой, посреди стопок манги под ногами, которой он зачитывался в свободное время. Поиграл в школе и хватит. Потом можно и побаловаться в районной команде, но это уже другое. Совсем другое. Иногда Укай с тоской смотрел на ребят из местной школы — мальчишек из волейбольного клуба, — они со смехом и спорами возвращались после тренировок домой, проходя мимо его магазина. Кипя, бурля энергией, они напоминали ему о молодости. О школе. О спортзале. О скрипе кроссовок. О звуке ударяющегося об пол мяча. Да, Укай скучал по тем временам. Кейшин и не думал, что когда-нибудь прошлое вернётся и постучит в его закрытые, заколоченные наглухо двери сердца. — Простите, это Вы Укай Кейшин? В его уютный, обычный магазин зашёл совершенно незнакомый, но как-то странно родной человек. Молодой мужчина, беспокойно поглаживая полы пиджака, смотрел на Кейшина. В его взгляде читалось что-то похожее на надежду вперемешку с мучительным ожиданием. — Это я. Укай отбросил в сторону томик манги, притушил недавно закуренную сигарету, и, покинув прилавок, подошёл к незваному гостю. На самом деле, Укай сразу заметил, что незнакомец низкого роста, но, встав рядом с ним, убедился в этом сильнее и почему-то почувствовал восторг. Так по-детски, будто в младших классах оказался. Видимо, гордость Укая — его рост — не осталась незамеченной, ибо сам мужчина заволновался и, сжав в руках портфель, на одном дыхании выдал всю информацию, из-за которой, собственно, и явился в магазин. — Такеда-сенсей? — Укай удивлённо приподнял бровь, совершенно не в состоянии представить этого человека среди высоких, огромных старшеклассников: нынче дети очень изменились, и сразу, к шестнадцати годам, взрослели, меняясь до неузнаваемости. Однако прислушавшись, он сразу узнал этот голос. Упорный, настойчивый, требовательно-просящий. Невозможно было не узнать учителя из Карасуно, который ему последнее время названивал. — Послушайте, я же сказал, что не собираюсь быть тренером шпаны. Так что уходите-ка лучше. Укай устало вздохнул. Да уж, вот зачем его искали. Почесав затылок, он вернулся обратно — к недокуренной сигарете и недочитанной манге. Сенсей постоял так ещё несколько минут, упрямо разглядывая Укая, стараясь загипнотизировать Кейшина на согласие, но тот игнорировал его. — Я ещё вернусь, — строго, по-учительски сказал Такеда-сенсей и ушёл. Однако ни на следующий, ни на другой день он не вернулся и даже не позвонил. Укай готов был уже позабыть о нём, как в жаркий, спокойный выходной, когда душа пела и он беззаботно смахивал пыль с полок, сенсей вернулся. Вернулся как гром среди ясного неба. Будто с облака упал, и сразу затребовал, чтобы Кейшин взялся за оставленное дедом дело. — Послушайте, я же не тренер. И что с того, что когда-то играл в волейбол? Я всё равно не как мой дед, так что, лучше Вам отступить. Право, сенсей, лишнее время отнимаете, — готовый уже махнуть рукой Укай неожиданно остановился. Взгляд Такеды-сенсея не выражал никакого отступления; в его глазах загорелся маленький, игривый огонёк. И одно лишь слово «Нэкома» решило дальнейшую судьбу Укая. Вечером того дня Кейшин пил четвёртую по счёту банку пива и никак не мог понять, как этот невзрачный, компактный сенсей, смог его подловить одним лишь словом. А ведь смог, как ни крути смог. Покоя ему не давал и этот категорический, твёрдый взгляд тёмно-шоколадных глаз, заставивший спасовать. И всё же Укай не хотел быть слишком податливым и мягким, поэтому всё время напоминал сенсею о своём уходе. Хотя ему больше казалось, что он убеждал себя в своём предстоящем уходе. — После матча с «Нэкомой», я уйду. Ищите себе другого тренера, не теряйте время. Сенсей же молча кивал, загадочно улыбаясь. Укай не мог понять смысла этой улыбки, однако чувствовал, что его втягивает, медленно, но крепко засасывает вороний вихрь. И он не мог сопротивляться, просто не знал, как. Поэтому, в итоге, бездействовал, позволяя себе плыть по течению. Знай Укай заранее, что этим течением руководит Такеда, может быть, с самого начала бы остановился. Свести счёты с «Нэкомой» не удалось, и под конец второго сета Укай думал, что уходить будет трудно. Он смотрел на ребят, которые за такой короткий срок достигли успехов: всего за неделю, чужие друг другу, они смогли, постарались стать командой и почти справились с противником — эталоном сплочённости. Он взглянул на молчаливого, волнующегося за мальчишек сенсея; Такеда хмурился и кусал губы, пытаясь придумать речи для поднятия духа, для спокойствия и рвения к дальнейшим победам. И Укай уже ни в чём не нуждался, ведь он понял, что уже давно находится в эпицентре урагана, вместе с Такедой-сенсеем. Чтобы остаться, он зацепился за реванш. Такой глупый, смешной повод. Повод, который вызвал удивительно очаровательную улыбку Такеды и безграничное счастье команды. Они, наконец, нашли своего тренера. А Укай, наконец, вырвался из неимоверно скучного заточения. Только вот повод остаться так и не давал покоя. Если Укай не думал о команде и будущих играх, то задумывался о сенсее. Он не мог понять, что же так зацепило его в таком обычном, заурядном человеке. И каждый раз Кейшин понимал, что Такеда Иттецу особенный, неповторимый. Будто сам учитель скрывал себя настоящего ото всех, прятал, смирял, затыкал. А Укай разглядел, заметил его настоящего. И больше не мог сдерживать себя. Поразительно просто Такеда вызывал у Кейшина практически позабытые эмоции. Каждый раз беря в руку мяч, Укай бросал незаметный взгляд в сторону Такеды, дабы убедиться, что на него смотрят с той стороны площадки и видят, каков он в игре. Каждый раз, выслушивая восхищённые, радостные похвалы в свой адрес, Укай горделиво выпячивал грудь, как в школьное время, когда девчонки-болельщицы с трибун кричали его имя. И каждый раз, когда Такеда-сенсей виновато смотрел на уставшего, сонного Кейшина и пытался подбодрить его, Укаю нестерпимо сильно хотелось обнять Иттецу. И чем дольше Кейшин стоял рядом с Такедой-сенсеем, тем сильнее его рука тянулась к ладони Иттецу. И Укай почти что был уверен, что поводом остаться стал и изначально был Такеда.