Темнота

Раскаленное солнце плавно, но довольно быстро опускается за горизонт, уступая место вечерним сумеркам. Небо окрашивается в мутный темно-синий цвет, город вспыхивает цветными яркими огнями витрин, неоновых вывесок и фонарей. В окнах домов моргает включающийся электрический свет. Яркие лампы отгоняют темноту, слепят глаза, не позволяя разглядеть свет звезд на ночном небосклоне. Искусственное освещение жизненно необходимо людям, ведь жизнь не замирает ночью. Жизнь современных городских обитателей продолжается круглосуточно, а люди – существа светолюбивые. Большинство людей не любят темноту, потому что она мешает, сковывает. Она пригодна лишь для отдыха, для сна. А занятые люди не любят тратить драгоценное время на сон. Но некоторым людям темнота развязывает руки, позволяя делать то, что невозможно или затруднительно совершить при свете. А еще есть люди, которые не любят темноту, потому что они боятся ее. Хотя чаще они боятся не темноты, а того, что может в ней скрываться. Джим Мориарти любит темноту. Он всегда старается доделать все дела, требующие освещения, в дневное светлое время суток, чтобы с наступлением темноты не включать искусственный заменитель чистого природного света. Сегодняшний день не был исключением. Все дела улажены, все бумаги отложены. Большая полупустая квартира погружена во тьму. Со стороны квартира кажется безжизненной. Однако в просторной спальне на белоснежных прохладных почти не измятых простынях сидит маленький теплый комок жизни по имени Джим. Джим, который любит темноту. Он сидит, сгорбившись, отчего хорошо видны все позвонки, прикрытые лишь тонкой светлой кожей и футболкой, плотно облегающей худое тело. Приподняв угловатые плечи, он обхватывает руками свои острые колени, прижатые к груди. Руки кажутся слишком тонкими, слишком длинными для его тела, слишком хрупкими. Кажется, сожми эти руки чуть сильнее, и они переломятся, как сухие веточки. Но так только кажется. Все окна закрыты, все шторы плотно задернуты. Мориарти не любит, когда в квартиру проникает электрический свет с улиц. Он никогда не подходит к окнам вечером. Он никогда не смотрит на ночной город. Он боится ослепнуть. Джим, почти не мигая, смотрит в пустую темноту перед собой. Ему почти удалось убедить себя, что в этой темноте что-то все-таки есть, что-то, что хоть на долю оттенка светлее самой темноты, пусть и запрятанное где-то в глубине. Это что-то должно быть там. Маленький мальчик Джимми тоже любил темноту. Его очень удивляли дети, которые боялись темноты. Маленького Джимми вообще удивляли люди, которые боялись. Он тогда даже не подозревал, что страх и его найдет. Тогда Джим просто любил темноту. Она приносила ему спокойствие и умиротворение. В ней хорошо думалось и превосходно мечталось. Мальчик Джимми любил мечтать. Его мечты были яркими и очень красочными, правда, цвета ограничивались лишь одним - красным, но другие цвета были не нужны. У красного цвета предостаточно разных оттенков, совсем непохожих друг на друга. Так что Джимми хватало разнообразия. Темнота, окружая его мечты, слегка приглушала цвета, не давая мальчику ослепнуть. Темнота спасала, темнота помогала маленькому Джимми, поэтому он ее любил. А потом мальчик Джимми вырос. Он не стал меньше мечтать, он просто стал быстрее воплощать мечты в жизнь, не давая им задерживаться в голове. Но его темнота этого не поняла. Она продолжала глушить цвета в его голове, сводя все разнообразие оттенков к одному – грязно-бордовому, цвету гнилой запекшейся крови, как потом назовет его Джим. Но на этом темнота не остановилась. Превратив этот гнилой бордовый в пепельно-черный, она начала глушить самого Мориарти. А Джим начал бояться темноты. И все же Джим по-прежнему любит темноту. Она все еще остается его самым понимающим… Понимающим чем? Или, может, кем? И точно ли она все еще остается его? Мориарти не может точно сказать, когда родился его страх. Но он может сказать, что он ненавидит любовь к тому, чего он боится, или страх перед тем, что он любит. А еще он ненавидит черную путаницу некогда ярких цветов в его голове. И вот уже которую ночь подряд он садится на кровать и ждет свою темноту. Джим надеется, что она поможет ему разобраться, спасет его, не даст ослепнуть, как в детстве. Глаза постепенно привыкают к отсутствию света, и однородная темнота начинает двигаться, пульсировать, очерчивать и снова прятать странные предметы, которых раньше вроде бы не было в комнате. Джим зажмуривается на несколько секунд, надеясь, что движение прекратится, когда он снова откроет глаза. На улице поднимается ветер, заставляя тонкие стекла в окнах дрожать. Эта дрожь передается темноте, и она кривыми тенями расползается по стенам вокруг Джима, приближаясь к нему, пуская холодок по его тонкой коже, передавая дрожь, как эстафету. Теперь Мориарти дрожит, пытаясь крепче ухватиться своими длинными паучьими пальцами за самого себя. Его многие сравнивают с пауком, и это сравнение нравится Джиму, он кажется себе похожим на паука. А его темнота кажется ему похожей на паучиху, на Черную Вдову, пожирающую светлый день. Может быть, Джиму нравится темнота, потому что она похожа на него. Или это он похож на нее? Чем сильнее Мориарти сжимает пальцы, тем сильнее дрожит. Эта противная дрожь не хочет проходить. Противная дрожь привлекает страх. Джим не любит страх, он не любит бояться. И он не умеет прогонять страх и то, что его приводит. Он любит обвинять в своем неумении его темноту. Ведь именно из нее появляется страх, он выходит из ее пустоты и очень-очень медленно ползет к Джиму. А Джим не может его остановить. Противный склизкий липкий страх проникает прямо за шиворот футболки, обвивает тело своими ледяными щупальцами и сдавливает грудную клетку до хруста ребер, заставляя в ужасе раскрыть глаза. Неприятно, душно, холодно и совсем нечем дышать. Мориарти старается не шевелиться, надеясь, что жуткие длинные щупальца отпустят неподвижное тело, оставят его в покое. Но страх продолжает скользить в разные стороны, приникая к коже, просачиваясь сквозь нее внутрь. Кислород в легких заканчивается, и темнота начинает сгущаться перед глазами Джима, утягивая его еще глубже в себя. Джиму совсем не хочется падать глубже, но чтобы сопротивляться, ему нужен воздух. Он пытается вдохнуть, но только беспомощно открывает и закрывает рот, как рыба, выброшенная на берег. Спасительный воздух не проходит в легкие, и ползучий страх, сильнее сжимая горло, струится по бледному скрюченному телу, забираясь в открытый рот. Джиму противно, и он беззвучно плачет, извиваясь на простынях. Он очень хочет, чтобы этот кошмар поскорее прекратился, мысленно умоляя его темноту помочь. Но темнота глуха. Его темнота отворачивается, оставляя Джима наедине с возрастающим удушающим страхом. Мориарти мечется на кровати, карябает кожу короткими ногтями, пытаясь содрать с себя щупальца его страха. Но у него ничего не получается, и он слышит громкий высокий смех, распадающийся брызгами на его кожу. Это темнота Джима смеется над ним. Едкие смеющиеся капли прожигают черные дыры на неестественно изогнутом теле, распуская электрические заряды по оголенным нервам. Дикая боль острыми иглами протыкает измученное сознание, не позволяя отключиться. Джим рыдает, растягивая рот в беззвучном крике. Слезы катятся по щекам, и Мориарти кажется, что это ледяные щупальца страха лезут ему в лицо. Он пытается стереть их руками, и соленые капли разъедают обожженную кожу. Из последних сил сопротивляясь страху, Джим скребет ногтями по шее, стараясь разодрать горло, чтобы воздух, наконец, проник в его легкие и вытолкнул темную слизь наружу. Но пальцы лишь проскальзывают по влажной коже, оставляя красные неровные полосы. Тело не выдерживает борьбы, мышцы сводит от перенапряжения. Джим скручивается клубком на краю кровати, растерянно смотрит на свою темноту, расплывающуюся из-за влаги в глазах, и, наконец, сдается, позволяя страху утопить себя в глубине темноты.