Самый большой мерзавец в Скайриме

Когда-то Лидия думала, что умеет ненавидеть. До последнего времени. Но теперь она поняла, как сильно ошибалась. Теперь она знала, что такое ненависть до дрожи, до кончиков пальцев, до зубовного скрежета. Она ненавидела своего тана так, как только может ненавидеть человек. Этот… Это существо, которое язык не поворачивался назвать как–то иначе, было омерзительно. Наглый, самоуверенный, лживый, жестокий, саркастичный, испорченный и порочный. Альтмер по имени Мэллевир. Высокий, сильный, черноволосый. С наглыми раскосыми желтыми глазами и бледной альтмерской кожей. Полукровка, наверняка. Недостаточно жесткие для чистокровного высокого эльфа черты лица. Довакин, Драконорожденный, надежда Скайрима. Для своего хускарла он был похож на змею и жабу в одном флаконе. Видит Талос, Лидия мечтала, чтобы этого мерзавца наконец–то кто-нибудь убил. Глупая, она посвятила свою жизнь военному обучению и службе, отказалась от создания семьи и детей. И ради чего? Чтобы безвольной собачкой следовать за мерзавцем, который каждую минуту своей жизни посвящал тому, чтобы делать гадости окружающим. Он убивал, воровал, соглашался на сомнительные сделки, подмигивал всем мало–мальски симпатичным женщинам и с похотливой улыбкой осматривал понравившихся мужчин. Лидия проклинала ярла Вайтрана до десятого колена. Для чего столько стараний, обучения, службы стражником, а затем повышения до воинского ополчения Драконьего Предела? Чтобы носить за желтоглазым чудовищем вещи и оружие. Чтобы слушать ворчание о том, какой Вайтран вонючий, мелкий, и жалкий городишко. Что Дом Теплых ветров – грязная халупа, больше подходящая для отхожего места. Чтобы краснеть и бледнеть, мечтая провалиться сквозь землю. О, да. Назвать достаточно громким шепотом Седобородых старыми пердунами и пошутить о том, что они живут так высоко для того, чтобы вволю пускать свои драконовские «шептуны», сшибающие всё на своем пути? Легко, альтмер всегда говорил то, что в голову придет. Лидия не сразу поняла, о каких «шептунах» речь, а поняв, захотела спрыгнуть с Высокого Хротгара от стыда. Её тан – чудовище, наглое альтмерское чудовище. Драконы летали над Скайримом чуть ли не стаями, плевались огненными и ледяными струями, но Мэллевир был слишком везуч. Мерзавец управлялся с двумя кинжалами мастерски; несмотря на силу и мышцы, был ловким и прыгучим. В бою он был прекрасен, и первые несколько дней знакомства хускарл не могла налюбоваться на своего тана. Развевающиеся длинные черные волосы, горящие глаза, победная ухмылка идеально очерченных губ. Но это очарование прошло очень и очень быстро. Очередной дракон остывал, довольный альтмер поглощал его душу, а Лидии приходилось ковыряться в мертвой туше, выбивая из скелета кости и обдирая прочную шкуру. Он влезал во все перепалки и драки, таскался по всей провинции в поисках каких–то сумасшедших, ожидающих, что их проблемы решат за пару сотен монет в качестве вознаграждения. Пещеры, гробницы, двемерские руины. Как же там много ловушек! Лидия кусала губы и шептала про себя молитвы, но альтмер перепрыгивал капканы, обезвреживал защиту сундуков, таился в тени, и в итоге отделывался одной–двумя царапинами. Хватание за всяческие места женщин–бардов в тавернах давно стало для Лидии привычным зрелищем. Если чудовище решал отдохнуть, он напивался как в последний раз, дрался на кулаках с посетителями, приставал к женщинам и иногда мужчинам, бил посуду и гоготал над собственными скабрезными шуточками про Ульфрика Буревестника и Элисиф Прекрасную. Что самое удивительное, этот мерзавец умудрялся втереться в доверие к любому, и сумел завести кучу друзей, смотревших на него с восхищением и благодарностью. Острый язык начинал выплескивать яд, альтмер показывал своё истинное лицо, являя отвратительный саркастичный характер, но глупцы не обижались и лишь хохотали над «дружескими шутками». Ферма Лорея, добродушного крестьянина, знакомого Лидии еще с детства. И если этот старик, угощавший сладостями детей, дающий уставшим путникам воды, и всегда подававший вайтрановским нищим пару септимов, отказался чинить телегу какого–то рыжего худого имперца в шутовском костюме – тому была очень серьезная причина. Но нет, чудовище ведь любит позорить несчастного хускарла, шокировать добропорядочных нордов, и просто делать всё, что в его дурную голову придет. Лорея он запросто уболтал, надавил на совесть, пристыдил, и даже заставил извиниться перед имперцем. Шут, бывший явно не в ладах с собственным разумом, обрадовался, и хотел дать Мэллевиру денег. О, Талос, как Лидия сумела пережить такой позор?.. Чудовище не захотел брать деньги. – Нет, нет, оставь золото себе, оно пригодится в дороге. Но раз я помог тебе, мне всё–таки полагается плата, верно? – от этой предвкушающей улыбки Лидию затошнило. Бедный шут, он не понимал, что за мерзость видит перед собой. – Дай мне поцеловать тебя, и мы в расчете. – Но… Я… Цицерон может многое себе позволить, но это… Бедный шут! Лидия была готова сгореть от стыда и не знала, куда деть глаза, только бы не видеть очередное ужасное зрелище. Какие темные силы пошутили над миром и создали такое отвратительное остроухое создание? Имперец был шокирован. Но чудовищу всё равно. Альтмерский язык болтает без отдыха, выпускает красноречивый яд и запутывает всех вокруг. Он забирает свою плату силой, неожиданно и быстро. Разве может легкое касание губ быть настолько развратным? Если бы его желания исполнялись сразу же, то имперец уже лежал бы в кустах, а чудовище срывал с него одежду. – Мы ещё встретимся, Цицерон, – Мэллевир смакует имя, будто глоток сладкого мёда, а желтые глаза горят как никогда ярко. Во взгляде имперца плещется удивление и страх. Лидии снова плохо. – Это любовь, Лидия! Понимаешь, дурная ты нордка? Но до нашей следующей встречи всё, что я сделаю, изменой считаться не будет, – альтмерское чудовище напивается и тащит хускарла в Йорваскр. Он не пьет один, и всегда пытается споить Лидию. Хотя зачем, ведь красноречивый подлец заставил полюбить себя всех в округе, и от собутыльников отбоя нет. Впрочем, девушка благодарна. Если бы не алкоголь, она бы не вынесла вида мужественного красивого Фаркаса, которым она так когда–то восхищалась, хихикающего над пошлой шуткой чудовища. И Фаркас даже не противился легким касаниям по рукам и поглаживаниям. Или вида Эйлы, устроившейся на альтмерских коленях. Лидия залпом пьет вино, чтобы не видеть, как троица в обнимку идет в спальную комнату. Они запираются там до утра, стонут и орут. Ради Девятерых, когда закончится этот кошмар? Иногда идея подставиться под бандитскую стрелу кажется Лидии заманчивой. Спасибо хоть, что своего хускарла Мэллевир считает некрасивой дурой. Плевать, что сама девушка думает иначе. Но поползновений этого порочного мерзавца она бы не выдержала никогда. Пришлось бы нарушить клятву и навсегда запятнать себя убийством своего тана. – Ух ты, смотри, а девица была очень даже ничего. Жаль, что дохлая, – чудовище пинает ногой найденный труп какой–то имперки, а Лидия кусает себя за ладонь, только бы сдержаться и не вытащить меч. Остроухое чудовище с радостным воплем бежит к горячим источникам, на ходу стаскивая одежду. Стесняться своего хускарла? Чудовище плевать хотел на смущение Лидии. Он прыгает голым в горячей воде, гогочет и с наслаждением растягивается на песчаном дне. – Эх, сейчас бы сигарету и стаканчик виски, – альтмер рассматривает свои спутанные черные волосы и качает головой, – но лучше шампунь. – Что вы сказали, мой тан? – Лидия недоуменно хмурится, услышав незнакомые слова. – Неважно, ты ж всё равно ничего не поймешь, дурочка. Лидия, а ты раз в год умываешься, или и того реже? Или просто ждешь, когда грязь сама отвалится? Дикое средневековье какое–то. Грязные нордические рожи, как так можно… Девушка скрипит зубами и чуть не плачет от обиды. Конечно, Лидия умывается не раз в год! По мере надобности она купается в бадье, стирает одежду и белье, а умываться старается каждое утро, если находится дома. А в походе – когда попадется по дороге ручей или другой водоем. Но если уж желтоглазый мерзавец считал всех нордов грязными идиотами – ничто его мнение изменить не могло. – Какая гадость! Фу! – остроухий наступает на экскременты, лежавшие возле входной двери чьего–то дома, и с гневным сопением начинает вытирать сапог о порожек. Вышедший хозяин дома, седовласый бретонец, не обращая на это внимания, опрокидывает ночной горшок за порог. Лидия в ужасе, и умоляет тана прекратить, но тот продолжает избивать несчастного: – Мудак, тебе трудно лопату взять и специально яму для этого выкопать?! Ткнуть тебя носом?! Н–на, н–наа, получай! Стража давно подкуплена, и Мэллевир, высоко задрав нос, с чувством выполненного долга отправляется в таверну, а бретонец отплевывается содержимым собственного ночного горшка. – Вот куда ты попадешь после смерти, Лидия? – иногда чудовище доброжелательно настроено, сидит перед очагом и пьет сладкий мёд, жмурясь от бликов огня. – Я надеюсь, что умру достойно, в бою, мой тан, и попаду в Совнгард. Альтмер хихикает, мерзко и тихо. – И что за удовольствие вечно сидеть за столом с кучей героических идиотов? Нет, моя дурная хускарл, это неинтересно. И даэдра служить после смерти тоже неинтересно. А вот если попадаешь в другой мир, в тот, о котором лишь мечтал? Ты знаешь все его закоулочки, города, поляны, леса, горы, пещеры, население. И вот ты здесь. И можешь делать всё, что захочешь. Вот это, тупенькая ты нордка, и есть рай, – альтмер блаженно улыбается и закрывает глаза. – Рай? – Идеально–прекрасное место, дурилка. – Я осмелюсь возразить, мой тан, но я не всегда понимаю, что вы говорите, потому что не знаю значения этих слов. – И не узнаешь. И вообще, помолчи. Генерал Туллий подозревает, что над ним то ли шутят, то ли издеваются. Но альтмер с абсолютно серьезным выражением лица вытягивается в струнку и бодро изрекает: – Слушаюсь, мон женераль. Он круто разворачивается и уходит, чеканя шаг. За всё это время Лидия начинает лучше узнавать повадки чудовища. Он чуть больше обычного раздувает ноздри при вдохе – значит, еле сдерживается, чтобы не расхохотаться. Чудовище наглеет. Доходит до того, что он убивает старушку в Рифтенском приюте. Старушку! Лидия плачет, ненавидит свою клятву верности, но поделать ничего не может. А потом мерзавец исчезает. Лидия просыпается в заброшенном лагере бандитов, где они с таном остановились на ночлег, и… Она одна. Чудовища нет, нет его котомки, оружия и одежды, а следы ясно говорят, что его тащили вместе с вещами, и увезли, наверняка оглушив и закинув на коня. Девушка танцует. Она кричит, плачет, смеется и выделывает все известные танцевальные движения. Счастье – вот оно! Мерзкого альтмерского чудовища нет уже три месяца. Лидия устала от тишины. Несчастная хускарл. Хотя какой она хускарл без тана? Если подумать, то не такое уж чудовище этот альтмер. Наглый, конечно, и порочный. Но ведь были в нем и хорошие стороны. Он же помогал людям. Не только ведь от желания заработать? Еще через два месяца Лидия молит Девятерых, чтоб Мэллевир оказался жив и здоров. Спустя полгода она понимает, что согласна терпеть что угодно, лишь увидеть альтмера хотя бы еще раз. Однажды ночью ей кажется, что она слышит знакомую песню с улицы. Ту, что всегда вполголоса пел тан, сидя у костра. Лидия прислушалась. В северном небе я вижу сияние звезд - Сияние глаз твоих. В северном небе тихий шепот ветров - Шепот губ твоих. В северном небе я чую запах снегов - Запах волос твоих. Он! Мэллевир! Лидия вскакивает с кровати, натягивает сапоги и выбегает на улицу полуголая. Она оглядывается, ища взглядом знакомый силуэт. В городские ворота Вайтрана как раз выходит высокий человек, похожий на альтмера фигурой, но на голове у него капюшон, и Лидия не может увидеть цвет его волос. Нет, тан. Это был он. Почему не зашел в собственный дом? И что делать Лидии? Бежать за ним? Звать, кричать? Девушка молча возвращается в постель. Лидия думала, что умела ненавидеть. Но только сейчас она поняла, как может ненависть перерасти в безумное отчаяние.