О незажившем

      Света дёрнулась и вскочила на кровати. Уже несколько ночей подряд, она не может выспаться, из-за кошмаров. А ведь скоро концерты, тур в поддержку альбома… Света села на кровати и уронила голову на руки. «Так больше продолжаться не может». Света встала, доплелась до кухни, не заморачиваясь, влила в себя пару уверенных глотков дорогого коньяка из фляги, подаренного ей на день рождения… Не помогло. Очень тихо включила радио. Неизвестный ей певец низким, бархатным баритоном намурлыкивал что-то вроде блюза… За окнами шёл снег, пушистыми белыми хлопьями укрывая крыши Питера, такого сонного сейчас… На часах — 3 с половиной часа ночи. Расправившись с остатками коньяка во фляге, Света налила себе из бутылки пару стаканов и с успехом опустошила их, с ногами забравшись в кресло у окна. Сна ни в одном глазу. Неизвестный блюз по радио сменился не очень ласкающей слух «попсой». Нахмурившись, Сурганова выдернула провод приемника, древнего как мир, из розетки. После четвертого стакана коньяка и благополучной транспортировки бутылки под стол, мысли начали потихоньку уплывать на более далёкие от нынешнего темы. Хотелось теплоты. Сейчас, как никогда хотелось, чтобы кто-то обнял, прижал к себе, шепча на ушко что-нибудь, что вызвало бы улыбку… Категорически не хотелось отправляться в кровать, понимая, что не с кем просыпаться. Света порой и сама удивлялась, каким чудесным образом она научилась жить со своим одиночеством?! Но она научилась. И тоска не жгла сердце так сильно, и боль отступила, и холод ушел… Но порой это возвращалось. В такие ночи. Когда кошмары донимали, когда глаза не смыкались, когда выпивка не спасала. Когда все, кто дарил ей тепло — неизменно становились проходящим явлением… Но раскисать — никогда не входило в привычку у Светы. Она сложила руки на груди, поднимаясь. Что за глупости?! Не время для этого сейчас, надо работать, надо отвлечься, завтра на студию, пора немного поработать…

***

      Утро, такое снежное, свежее, заявило свои права, прокрадываясь лучиками солнца, которое не грело, как лампочка в холодильнике, в комнату Светланы сквозь щели штор. Света всегда любила просыпаться от солнца. Поэтому, улыбка все же сияла на её лице, несмотря на тяжелую ночь. И отголоски глухой тоски, которые всё ещё вились где-то глубоко в сердце, не давая полноценно мыслить, схлынули подальше и теперь забылись с легкостью… Этот где-то даже желанный сплин быстренько отошел на второй план, оттесняемый всевозможными повседневными делами, работой, разъездами… День пролетел быстро. Половину его Светлана провела у себя на студии, копаясь в компьютерной обработке звука, будто охраняемая доброй улыбкой Валерки с правого плеча, и теплом улыбающейся мамы с левого. Под вечер, когда на улицах было уже темно, а с неба снова повалил крупными хлопьями снег, Светка вышла из студии в ночной Питер и направилась по улице прямо вперед, не особо разбирая дороги. Не хотелось домой. Впервые. Туда, где никто не ждет, кроме теплой постели, очередной бутылки любимой крепкой выпивки и древнего, но отчего-то такого любимого радиоприемника — единственной вещи, которую Сурганова всё ещё не выкинула, хотя давно бы уже могла это сделать. Света ускорила шаги, пряча шею в воротник куртки. Холодно, а домой всё равно не хочется. Питер сейчас казался Свете таким юным, несмотря на свою уже трехсотлетнюю историю. Почему именно юным? Хотелось столкнуться с кем-нибудь лбами, вот так — на улице, провести вечер в компании, возможно, напиться, возможно просто за непринужденной беседой подвести мысли к ночной тишине и так же непринужденно прогрузиться в сон, укрываясь питерской зимней ночью. И, видимо, в такие поистине волшебные ночи, когда воздух наполнен чем-то, что каждый чувствует, но не может понять, Бог слышит наши мысли, и иногда — исполняет желания…       Светлана, как окостенев, остановилась. У самого моста, задумчивым взглядом наблюдая, как снежные хлопья тают в Неве, стоит Диана. Каким-то внутренним чувством, Светлана очень удивилась подобному совпадению, так же подметив про себя, что такого не бывает, но задвинув эти мысли поглубже в себя, она уверенно подошла к своей старой знакомой и остановилась в двух шагах от неё, ожидая. Заметит, или нет? Поднимет глаза? Уйдет? Останется? По большому счету, Сургановой было всё равно, что она сделает, но где-то внутри поселилось то самое теплое чувство не-одиночества. И не важно, что Диана стоит так далеко, и не важно, что не обнимает, не улыбается, важно, что она вот тут, совсем рядом, своими такими лучистыми сегодня зелеными глазами, с выражением в них глубокой умиротворенности наблюдает гибель снежинок в темной воде. Тепло стало сразу. Диана подняла глаза, и все-таки заметила Свету, которая не шелохнулась, поймав её взгляд. За несколько секунд в зелёных глазах заплескались сразу несколько эмоций. Удивление. Смятение. Смущение. Почти страх. Потом… Смирение. Остановилась именно на смирении. Улыбка, слабая, но улыбка заиграла на губах. Арбенина сделала шаг навстречу. — Опа, салют, Светка, гуляешь? Сдержанность в каждом слове. Именно сдержанность эмоций. Светлана опустила глаза. Другого она не ждала. — Здравствуй. Да вот, захотелось воздухом подышать, да и ночь такая, красота… А ты? — Я в гости к другу заехала. Завтра уезжаю в Москву. — Ясно… Молчание. Взаимное. Легкое. Теплое. Пара озирающихся взглядов, и Светлана подняла голову, с улыбкой спросив: — Дин, может зайдешь ко мне? Спокойный вопрос. Просто потому, что это в её характере. Она как будто ждет, что Диана вот-вот развернется и уйдет, не сказав ни слова. Но даже если это случится, Света не станет догонять. И, возможно, это сыграло свою роль в принятии Дианой решения. — Давай, я не против, тем более, что всё равно никто не ждет… Это у них в ту ночь было общее. Их никто не ждал. Именно в тот вечер — никто. Поймав еще одну знакомую улыбку Светланы, Диана усмехнулась, убрав руки в карманы. Они вместе неспешно пошли вдоль Невы, по направлению к дому Светы. Молча. Говорить не было смысла. Зачем? Тишина была нужна гораздо больше, чем какие-то там слова, которые могут в очередной раз всё испортить. Тишина была нужнее… Молча дошли до квартиры. Как бы само собой, что прошли сразу в кухню. Диана удобно села в то же самое кресло, в котором день назад, Светка предпринимала слабые попытки справится со своей вечной тихой тоской. Сурганова сразу же, не обсуждая, потянулась к верхним полкам — самым драгоценным, ведь там хранились все запасы её почти коллекционного алкоголя. Небрежный, простой вопрос: — Дин, что пить будешь? — Что предложишь, — такой же простой Арбенинский ответ. — Так, что у меня тут… — бормочет Света, перебирая бутылки в шкафчике, вставая на носочки, чтобы дотянуться, чем вызывая улыбку у Дианы. — Есть коньяк, первую бутылку которого я уже вчера прикончила сама… Виски есть… Правда мало… Ну, вино ты не будешь… Так, ликер, нет это не то… Вот, нашла! — и Света выудила драгоценную бутылку с темным янтарным напитком, бережно поставив её на стол, с довольной улыбкой разъяснив: — Бренди мой любимый. Валерка подарил. Откопал его где-то, когда со своими друзьями ездил заграницу. Берегла для какого-нибудь хорошего случая… Ну, встреча старых знакомых, чем не повод? — и так же спокойно развернувшись, снова тянется на верхнюю полку — теперь за бокалами. Диана молчит, с еле заметной улыбкой наблюдая, как Светка, вытягиваясь во весь свой рост, силится достать два бокала. Но не вмешивается. Наконец, достав несчастные бокалы, Света аккуратно садится на стул напротив старой знакомой и всё так же улыбается. Диана ловит её взгляд. Ответная улыбка. Света хватается за бутылку и разливает любимый напиток по бокалам. Поднимает свой. — Ну, за что выпьем? — Тихий вопрос Сургановой. — За жизнь… — такой же тихий ответ Арбениной. Чокаются. И так почти весь вечер. До поздней-поздней ночи. Перекидываясь фразами, ни о чем серьезном. Вопрос-ответ-молчание. И бренди. И ничего больше не нужно. Ни этих странных взглядов, ни выяснения отношений. Всё, что нужно, выяснили уже давным давно. Казалось, вся ночь пролетела так, на одном дыхании. Сейчас, вот именно в ту ночь, им обеим не нужно было ничего, кроме легкости и теплоты друг от друга. И они, как могли, друг другу её отдали. Было уже почти три часа ночи, когда бутылка крепкого янтарного напитка опустела. Светка залпом допив последний глоток, откинулась на спинку стула. Диана закрыла глаза, чуть вжимаясь спиной в кресло. В молчании потонула кухня минуты на две. Диана открыла глаза. Света вздохнула, поймав знакомые искорки в них. — Я не устаю поражаться каждый раз, как ты изменилась. Теперь я тебя совсем не знаю, — спокойно-задумчиво сказала Света, не сводя серых глаз с лица Дианы. Та усмехнулась. — Может быть, я изменилась, но, поверь, не настолько, — тихо ответила Арбенина. — Может быть… — сказала уже скорей себе, чем Диане, Света. Диана выпрямила спину и подняла голову со спинки кресла. — Свет, мне уже пора идти. Мне завтра вставать. — Может посидишь еще чуть-чуть? Бог его знает, когда мы с тобой увидимся вот так. — Нет, я уже плыву от твоего Бренди, так что лучше пойду, а то ни к чему хорошему это не приведет. Диана, выдохнув, встала. Этим же подняла с места Свету. Молча дошли до прихожей. Молча Диана оделась. Опустив глаза, прислонилась плечом к стене. Небрежно. Спокойно. — Ну ладно, удачи в Москве, спасибо, что зашла, — спокойно произнесла Светлана, скорее от безысходности и невозможности выбора, чем от реального желания это сказать. — Да, тебе спасибо, классно посидели… Молчание. Обе думали почти синхронно. Сказать ли что-нибудь еще? Молчать? Просто разойтись и забыть об этом вечере? Света переступила с ноги на ногу. В голове всё же созрело решение ляпнуть что-нибудь. В голове — ничего умного. Какое там умное, после бутылки хорошего бренди?! — Диана, ты как в Питере будешь, заходи. Я всегда буду тебе рада, — спокойно произнесла Светка и подняла глаза. Диана улыбалась. Оттолкнулась от стены плечом, и с той же улыбкой кивнула. — Ладно, если вдруг буду — зайду может быть… Света усмехнулась, снова опуская глаза в пол. Эта фраза прозвучала так, что Света сразу поняла — она не зайдет. Даже если будет проходить мимо дома Сургановой — не зайдет. Просто потому, что это Она — не зайдет. И остается только надеяться на еще одну такую встречу — лбами, на улице, так, чтобы некуда было отступать. И это ощущение спровоцировало Свету задать один простой вопрос, который иногда мучил её, не давая покоя в редкие часы одиночества, такие, как вчера, проводимые в основном в том кресле, наедине с любимым древним радиоприемником. — Дин, ты хоть иногда вспоминаешь меня?... Нас? — Света осеклась. Она не хотела добавлять последнее. Вырвалось. Просто потому, что первое подразумевало второе. Диана нахмурилась, избегая прямого взгляда. Подумав, тихо ответила: — Да. Иногда, конечно… Но сейчас — реже. Света ничего другого не ожидала. И, наконец, получив ответ, улыбнулась. — Это нас отличает. Ты-то во мне не заживаешь… Свету поразило собственное изречение. Они не любили разговаривать настолько высоко. Никогда. Для этого всегда были песни. Но Диана никак не отреагировала. Только краем глаза Света заметила, как Диана чуть напряглась. Понимая, что так расстаться нельзя, Света подняла голову. — Ладно, иди, тебе ведь вставать. — Да… Диана подарила старой знакомой прощальную полуулыбку и развернулась, перешагнув порог. Один жест. Один рывок навстречу. Один «крик», вызванный тоской. Света протянула руку и, схватив за локоть, остановила. Не отпустила. Не смогла. Не вот так просто. Диана развернулась. И Света, не дожидаясь того момента, когда Дина её оттолкнет — всей своей отчаянностью прижалась к её телу, пряча лицо на плече. И Диана не оттолкнула. Не отошла. Не отвергла. Она ответила. Она поймала. Обняла. Улыбнулась. И вернулось то чувство, которое было похоронено давным-давно так далеко, что вряд ли хоть одна из них надеялась не то, что его найти, а даже о нем вспомнить. Это чувство дома. Теплоты. И сразу ничего не нужно. И ты сразу дома, в Питере, где белые ночи, где кирпичные стены, где Нева по ночам шепчет песни тебе на ушко, где есть твоя любимая решетка Таврического сада, Ленсовета, Исаакий, Адмиралтейство… Ты дома. Этим всё сказано. Стояли они так долго. Минуту. Для них это было долго. Хотя и пронеслась это жутко короткая, умещенная в бесконечность, минута, как единый момент, импульс, или даже сон. Это пронеслось и исчезло. Одной бесконечностью, так отчаянно и опрометчиво разделенной на двоих. Это оттеснилось другими мыслями, воспоминаниями, чувствами… — Что мы творим? — беспомощный, риторический вопрос, заданный Светой скорее Небу или Богу, чем себе или Диане, обреченно погибший на шее у Арбениной. — Ты бы раньше, Светка, об этом подумала. Сейчас поздно. Но я скучаю, — тихий, ровный ответ Дианы. Ни на одном слове голос не дрогнул. Хотя, дались ей эти слова нелегко. Это последнее, почти неслышно «Я скучаю»… — Я тоже. Очень, — выдохнула Света, так же в плечо Диане, не находя в себе сил, чтобы просто так её отпустить. Вот сейчас она уйдет, закроет дверь, пойдет по улице их общего Питера, улицы и крыши которого сегодня так нежно обнимает снег, их общего Питера, который сегодня так юн… Отпускать не хотелось. Никогда не хотелось, но сегодня особенно… Первой стала Диана. Отпустив Свету, она отошла на шаг. Сурганова никогда не ждала ничего другого. И где-то глубоко, она даже испытывала что-то вроде благодарности, потому что понимала, что она сама не сможет просто так отпустить Диану в эту ночь. Света опустила руки, и еле заметно пошатнувшись, облокотилась плечом о стену. Диана подняла глаза. В их темно-зеленой глубине сверкнула искорка решимости. Она выпрямила спину. — Я пойду. Пока. Света подняла глаза, и поймав эту металлическую решимость и твердость в зеленых омутах Дианы, со слабой улыбкой кивнула. — Иди. До встречи. Диана кивнула сама себе, развернулась, и рывком открыв дверь, почти выпорхнула из квартиры, слегка захлопнув дверь за собой. Света, выдохнула, и по стене опустилась чуть ниже, стоя на согнутых коленях. В голове вихрем крутятся слова такого, казалось бы обычного прощания: Она сказала «Пока». Я сказала «До встречи». Выпрямившись, Света доплелась до кухни, отправила очередную пустую бутылку под стол, с ногами забралась в кресло и, опустив подбородок на колени и обняв их руками, закрыла глаза. Интересная получилась «Встреча старых знакомых», как имела неосторожность её окрестить сама Светлана. Действительно, интересная. Никакого осадка, никакой новой тяжести, в плюс к уже имеющейся она не ощущала. Только… Пустоту. С новой силой, после стольких лет старательных попыток заполнить в своем сердце и душе то место, которое раньше заполняла собой Арбенина Диана Сергеевна, Светлана ощутила там зияющую дыру. Пустота была не поглощающей. Не всеобъемлющей, она просто, за столько лет, уже смогла стать частью жизни носителя сердца, в котором и была пробита эта самая дыра. И, не больше, чем минута ушла у Светланы, чтобы в очередной раз придти к заключению, что с подобной «пробоиной» в сердце вполне можно жить. И жить счастливо. По крайней мере, это удавалось до, и вполне успешно. А на вопрос, «как» Светлана предпочитала не отвечать. Ни себе, ни кому-то еще. «Но — подумалось ей, — Это каким же надо быть мастерским Снайпером, чтобы не целясь, настолько точно пробить сердце насквозь, да так, что потом уже не залечишь Или, может быть, дело во мне?.. Но отрицать будет глупо, тот факт, что Динка — была именно таким Снайпером, которому даже винтовка не нужна, чтобы попасть в цель, и сразу — насмерть.» Да. Диана есть Снайпер с большой буквы. Она прострелила сердце скрипачки, даже не стараясь, не «целясь» и попала прямо в точку. В самою суть. И так, что теперь не заживёт. «…Ты во мне не заживаешь…» И заживёт ли? Возможно, когда-нибудь… Света встала с кресла и уверенно направилась в спальню. Питер, её Питер — знал, что сегодня ей, как никогда нужно выспаться. И он позаботился о том, чтобы она спала крепко, убаюкивая её своим привычным шумом. Питер утопил эту странную ночную встречу в своих многочисленных, бездонных колодцах, как одну из их общих тайн. Питер — город, который хранит в себе тайны двоих… Двоих, которых разделили на два… И получили две самостоятельные бесконечности, которые вряд ли снова наткнутся друг на друга на набережной, в тихий зимний вечер…