Мир привычно сдвинулся с места

— Знаешь, это не очень просто — Лечеро любит, чтобы плата за товар поступала вовремя, — едва Алекс Махоун хотел возразить, что сегодня не при деньгах, как Бэгвелл обнадеживающе продолжил: — но я, Теодоро, всегда умел находить общий язык с начальством. По старому знакомству, амиго, — и Ти-Бэг протянул пакетик с «успокоительным». Иначе именовать героин в своих мыслях Алекс наотрез отказывался. Врать себе он умел давно и очень мастерски. Вератрил здесь было не достать, а говорящих призраков в голове было слишком много. Они лишают сна и терзают сознание. Да и абстинентный синдром уже давно перешел из ранга «терпимо» в «хоть на стенку лезь». И Алекс уже был готов лезть на эту самую стенку, если бы не подачки Бегвелла. Махоун знал, что в любой момент эти «знаки внимания» могут выйти ему боком, но, исходя из своего положения, быть чересчур гордым не мог себе позволить: здесь приходилось рассчитывать только на себя. — Откроем кредит для добрых друзей по прежнему теплому знакомству, — подмигнув и грязно ухмыльнувшись, Бэггвел пошел дальше. Алекс ненавидел этого ублюдка, как и многих здесь, но в отличие от простых «смертных», не мог прикоснуться к нему и пальцем, не навлекая на себя гнева Лечеро, местного главаря тюремной мафии. Про вызов «куриной лапкой» Алекс даже не задумывался. Ему было привычнее действовать исподтишка. Воспоминания о Пэм и Камероне, оставшихся там, на свободе, и о жизни, которую он вновь хотел начать рядом с ними, были так близки - из-за Скоффилда о них пришлось забыть. Бросив по сторонам осторожный взгляд, Махоун, спрятав пакетик в брюках, поспешил к себе в камеру. Там негнущимися пальцами он торопливо вскрыл упаковку, на глаз деля содержимое на несколько порций. Сделав несильный вдох, Алекс постарался аккуратно убрать в карман всё остальное. Через несколько десятков секунд по телу потекло радостное расслабление, глаза заволокло призрачной дымкой, из груди вырвался вздох облегчения. Истеричная трясучка, владевшая им последнее время, ушла, уступив место расслабленности и даже какой-то умиротворенности. Руки судорожно сжались на бедрах, чтобы в следующий миг всякое напряжение покинуло его. Кошмары и призраки должны были отступить на какое-то время, и это немного успокаивало, подбадривало. Но в голове продолжало неприятно шуметь. Закрыв глаза, Алекс на секунду вывалился из грязной, но ставшей привычной действительности в приятную тьму, где никого и ничего не существовало. А когда вновь вернулся в собственную камеру, то увидел у решетки непривычно безмятежного Майкла. Тот как всегда был в своем растянутом и поношенном сером джемпере, который он не снимал ни разу, с того момента, как они оба здесь оказались. Полностью заторможенный и пригвожденный к месту, Алекс не сразу понял, что происходит. Неизвестно откуда появившийся Скоффилд с бог весть какими намерениями улыбнулся ему подозрительной улыбкой и, сделав несколько шагов в его сторону — перешагнув порог его камеры — неторопливо опустился перед ним на колени, положив руку на его пах. Алекс и хотел бы удивиться, хоть как-то среагировать, может быть, послать Майкла на хер или еще куда подальше, но лишь завороженно следил за движениями того. На краю сознания билась дикая случайная мысль, что этого не может быть, но она была столь ничтожна, что Алекс даже не придал ей значения. Щеки Скоффилда мгновенно заалели, но тот умело продвигался вперед. Осторожными, почти ласковыми движениями, Майкл молча вытащил из брюк набухающий член Алекса и коснулся головки кончиком большого пальца. Алекса, мгновенно охваченного судорожной горячкой, подбросило на месте. Силясь прийти в себя, опасаясь, что их заметят, он изо всех сил попытался отодвинуться, вжавшись в стену камеры, но у него не получилось. Тогда он попробовал оттолкнуть Скоффилда, но и это не возымело особого действия — руки отказывались слушаться его. Слова не шли с языка, на сухих губах превращаясь лишь в невнятное бормотание. Опустив руку ниже по стволу, Майкл уверенно коснулся яичек, перекатив их в руке несколько раз. А затем Скоффилд, не теряя времени даром, бесстыдно облизавшись, наклонился и накрыл его член губами. Своими аккуратными пухлыми, горячими губами. Вдохнув воздух и забыв выдохнуть, Алекс мог лишь завороженно следить, как бритая голова Майкла ходила вверх-вниз между его чуть разведенных ног, то беря как можно глубже, то выпуская почти до самого конца. И Алексу было несложно почувствовать, как его вставший член умело ласкал «длинный» ласковый язык. Его рука лихорадочно тянулась коснуться головы Майкла и помочь — направить, насадить сильнее или, быть может, даже приласкать — Алекс сейчас не мог ответить точно, что именно, но он из последних сил не позволял себе этого, боясь нарушить странную колдовскую идиллию. По возможности откинув голову назад, Алекс получал греховное удовольствие, перемежая рваные вздохи с неразборчивым шепотом. То, что это могло быть неправильно, не приходило Алексу в голову. Еще несколько умелых движений — «Господи, откуда этот непогрешимый тихоня знает, как нужно ублажать грязных мужиков? Кто его научил?» — мелькнуло и тут же исчезло в голове Алекса — и он, выгибая спину, с хриплым свистом кончил прямо в рот Майклу. Тот поднял голову — чистые серо-голубые глаза были еще невиннее, чем прежде — и совершенно похабно слизал с губ оставшуюся сперму. Если бы у Алекса были силы, то он бы непременно поцеловал эти раскрасневшиеся губы, а потом заставил бы их повторить все сначала. А тем временем краем джемпера Майкл стер оставшиеся следы с паха Алекса и, так же осторожно убрав член обратно, застегнул ему брюки. За все это время Майкл не дотронулся до своего члена, который, Алекс был уверен, стоял не меньше его собственного пять минут назад. В следующий момент встав на ноги, Скоффилд, так и не произнеся ни единого слова, не обернувшись, исчез из его камеры. Закрыв глаза вновь, Алекс открыл их только тогда, когда его снова стали слушаться отдельные части тела. Качаясь, он осторожно встал с койки и, не обращая внимания на сырость на брюках, попробовал сделать несколько нетвердых шагов. Ноги неумолимо подкашивались, и он едва не упал, успев уцепиться за решетку. Однако с лица не желала сходить идиотская улыбка, которую он себе никогда не позволял. В голове вертелась куча каких-то обрывков мыслей, но в кои-то веки это были его мысли, а не принесенные чьими-то голосами. Кое-как, шатаясь и спотыкаясь, Алекс добрел до окна, в котором его обдало волной прохладного воздуха со стороны утраченной свободы. Сделав глубокий вдох и пытаясь унять усиленное сердцебиение, Махоун окинул улицу беглым оценивающим взглядом. Припомнив одну деталь и присмотревшись внимательнее, он заметил, как один охранник выпил свой кофе и, смяв стакан привычным жестом, бросил смятый картон туда же, где уже валялся предыдущий. Точно такой же он нашел сегодня утром во дворе. Это имело значение, и мозг Алекса лихорадочно заработал. О том, что его привычный мир сдвинулся с места и вновь не в лучшую сторону, он подумает завтра, а пока ему есть что рассказать Скоффилду.