И вновь по кругу

Стрелки на часах всё крутились и крутились, всё отмеряли минуты и отмеряли. Он всё сидел и сидел, скользя длинными пальцами по белоснежным клавишам. Звуки красивым дождём ударялись о стены комнаты и вылетали в окно, которое выходило на двор особняка. Его томный взгляд аметистовых глаз плавно бегал по клавишам, а вслед за этим усталым, замученным взглядом, были пальцы, нажимавшие нужные клавиши. Печальная, но столь зачаровывающая мелодия разносилась по всему этажу родового имения, позволяя тем немногим, которые находились на данный момент в особняке, услышать эту грустную мелодию, наслаждаться умением пианиста. Она успокаивала, уносила все заботы и беды прочь, позволяя тёплой воде спокойствия омыть столь искалеченную и скованною серебряными цепями одиночества душу того, кто с прикрытыми глазами нажимал на белые клавиши. Она обтекала сознание и тонула в самых мрачных его закоулках. Несмотря на то, что эта песня без слов буквально танцевала на его самом больном месте, он не остановился. Вновь и вновь он нажимает нужные клавиши, вновь и вновь закрывает и открывает свои глаза. Сколько он уже сидит здесь? Час? Два? Пять? Сейчас время не значило ничего. Сейчас вообще ничто ничего не значило. Ни время, ни статус в обществе, ни сила, ни даже этот прекрасный, так обожаемый его родной сестрой, мир. Всё это безмятежно погружалось в сон, и казалось, что даже стрелки на этих часах вот-вот замрут, прекращая существование Вселенной. И вот, мелодия, уже сыгранная пять, десять, а может и сотню раз, наконец-то, закончилась. Пианист, чей приказ стоил здесь гораздо дороже, чем сама жизнь, измученно вздохнул, вбирая в лёгкие тёплый воздух. Безумно клонило в сон, но Освальд, а именно так звали молодого пианиста, лишь закрыл глаза. Или, может быть, это был Глен?.. Не столь важны эти имена. Правильнее, конечно, назвать его Гленом, но мы поступим иначе, наперекор всем формальностям. Освальд осторожно встал со своего места. Всего лишь три или четыре мягких шага прямой походки, а Освальд уже находился у распахнутого окна, пробежавшись взглядом фиолетовых глаз из-под густых чёрных ресниц по двору особняка. Но внимание главы дома привлекло немного другое. А если быть точнее, взгляд был прикован к интересной драке двух кошек, которые, наверное, случайно оказались на территории поместья. Чёрный кот с длинными когтями и острыми клыками злобно шипел на своего оппонента, которым оказался совсем молодой рыжий кот. Он, видимо, не понимал опасности, которая его поджидает, поэтому и бросился на чёрного кота, который, казалось, был намного опытнее. Но по странному стечению обстоятельств, рыжий кот одержал победу, оставив проигравшего недовольно шипеть. Освальд вновь тяжело вздохнул свежего воздуха, а затем снова отправился за пианино. И всё по кругу - печальный взгляд бегает по клавишам, вслед за которым скользят длинные пальцы главы дома. Вновь эта печальная и грустная, но в тоже время успокаивающая мелодия, заставляющая погрузиться в безмятежный сон даже самого буйного, самого заводного человека. Такова была "Лейси", написанная лично Освальдом, Лейси и тем, кого пианист будет ненавидеть сильнее всего - Джеком. Но ещё не время. Стрелки на часах всё так же крутились и крутились, всё так же отмеряли и отмеряли минуты. Хотя, может быть, минуты уже сменились часами? Освальд и сам этого не знал. Лишь продолжал играть. Всё вновь и вновь.