***
Дверь автомобиля хлопает так резко, что дребезжит стекло. Только что покинувший патрульную машину молодой полицейский торопливо застёгивает на себе тяжёлый бронежилет, стараясь не выронить из руки пистолет. Вокруг него туда-сюда снуют люди и противно завывает сирена. Кто-то случайно задевает его плечом, но парень не реагирует, продолжает бороться с застёжкой. Наконец переборов заедающий механизм, полицейский резким движением отправил пистолет в кобуру и двинулся в сторону небольшой группы людей у машины начальника полиции Каннама. — Что случилось? — обеспокоенно поинтересовался вновь подошедший у высокого молодого мужчины в таком же бронежилете, как и он сам. — Какого чёрта нас всех экстренно вызвали, Чанёль? — Ограбление ювелирки, — ответил вышеназванный Чанёль, не отрывая взгляда от папки с бумагами в своих руках. — Их человек шесть, все вооружены автоматами, но, думаю, у каждого ещё по пистолету или ножу. — Вот чёрт! — выругался полицейский, со злости пиная ногой колесо близстоящего патрульного автомобиля. — Заложники есть? — Вместе с персоналом тридцать человек. Личности мы уже установили, вот список, — и Чанёль протянул ему ту самую папку, что до этого изучал. — Привет, кстати. — Привет, — невесело усмехнулся парень. — Не лучшее место для встречи, знаешь ли. Как там Бэкхён? — Нормально. Тэён приболела, поэтому он остался с ней, не пошёл на работу. — А ты? — А что я? У меня тоже сегодня выходной… Но видишь, что! — возмутился Чанёль, забавно надувая губы от недовольства. — Ладно, не кипятись, — похлопал его по плечу друг, ободряюще улыбаясь. — Мы тут быстренько всё уладим, и ты вернёшься к своим девочкам. — Слышал бы тебя сейчас твой брат, — усмехнулся старший. — Он бы тебе точно голову откусил… Позади говоривших вдруг раздались какие-то крики, среди которых ясно слышалось имя одного из них. — Ладно, я пошёл, — Чанёль натянул на лоб полицейскую фуражку. — Поработай пока со списком: нам нужно сообщить родственникам о том, где все эти люди сейчас находятся. — Хорошо, — кивнул парень другу и устремил внимательный взгляд на исписанный неровным почерком лист. Глаза бегали по строчкам от имени к имени, не пропуская адреса и номера телефонов. Полицейский хотел уже было направиться к машине с радистами, чтобы позвонить, как замер на месте, вглядываясь в смазанные буквы. Где-то внутри что-то глухо оборвалось, на мгновение заставляя забыть собственное имя. Потому что на помятой бумаге чьей-то рукой было выведено то самое «До Кёнсу». Это Ким Чонин, молодой офицер сеульской полиции, и для него сегодня очередной выезд на происшествие. Но с самого начала что-то пошло не так. По пути он угодил в пробку, чуть не попал в аварию на светофоре из-за большой скорости и наконец это: жизнь столкнула его с человеком, о котором он ничего не слышал в течение вот уже двух лет. Судорожно вздохнув, Чонин оторвал взгляд от листа и принялся оглядываться в поисках начальника. Чанёль обнаружился совсем рядом, раздающий всем указания, и парень торопливым шагом направился к нему. — Возьми меня в группу захвата, — настойчиво потребовал Ким, хватая друга за локоть и уводя чуть в сторону от своих коллег. — Что? — недоумённо выпалил капитан Пак, тараща глаза на своего подчинённого. — Чонин, ни за что! — Пак, я прошу тебя, — зашипел парень, неосознанно сильнее стискивая пальцы на чужой форменной куртке. — Офицер Ким! — повысил голос Чанёль, выдёргивая руку из крепкого захвата. — Ещё немного, и я позволю себе вспомнить о субординации. — Это очень важно, Чанёль! — не унимался младший. — Прошу тебя… Там Кёнсу. Капитан на мгновение замер, с удивлением взирая на подчинённого. — Ты уверен? — Да, — и Чонин принялся торопливо разворачивать уже скомканный листок со списком заложников. — Я сначала подумал, что это просто совпадение, что это может быть кто-то другой. Но вот, — палец в перчатке ткнул в стройный ряд цифр. — Это его номер телефона. Я знаю эти цифры наизусть, — парень обречённо вздохнул, бросая тоскливый взгляд на двери торгового павильона. — Чёрт возьми, он ведь даже номер не сменил… — Прости, — тяжело вздохнул Пак, накрывая плечо друга своей большой ладонью. — Даже если там Кёнсу — Чонин, я не могу пустить тебя на штурм. Ты нужен мне здесь. Но я скажу ребятам, чтобы не затягивали и в случае чего были аккуратны с гражданскими. Мы уже вызвали переговорщиков, так что скоро всё решится. — Но Чанёль… — начал было Ким, но его перебили. — Ты остаёшься здесь, Чонин. И это приказ, — голос капитана звучал жёстко и в нём сквозили стальные нотки. — Пока я здесь принимаю решения, ты не войдёшь в это здание в составе захват-группы. Ты понял меня? Я несу за тебя ответственность не только перед начальством, но и перед твоим братом. Бэкхён не простит меня, если ты погибнешь по моей вине, — под остекленевшим взглядом младшего он вытащил из его рук папку со списком. – Эй, кто-нибудь, займитесь родственниками заложников! И капитан Пак поспешил удалиться, возвращаясь к своим делам.***
Кёнсу никогда не думал, что однажды окажется в такой ситуации. Лежать на холодном полу, прижавшись щекой к грязному кафелю и старательно удерживая руки за головой — не самое лучшее времяпрепровождение в единственный на неделе выходной. Где-то рядом раздавались гулкие шаги обутых в тяжёлые армейские ботинки ног. Парень наблюдал в зеркальной двери отражение высокого человека в чёрной маске с автоматом наперевес и изо всех сил старался вспомнить, как же вели себя в такой ситуации герои пресловутых американских боевиков, за которыми он коротал длинные ночные дежурства на скрипучем диване в ординаторской. Но то было кино, а сейчас жизнь, и сердце бешено стучит от дикого страха, разгоняя по венам самый настоящий адреналин. Он не помнил, как именно оказался лежащим на полу, потому что всё произошло слишком быстро. Скосив глаза вниз, он заметил рядом того самого мужчину, который так приятно улыбался ему ещё каких-то десять минут назад. Тот взволнованно смотрел в ответ, будто бы спрашивая, всё ли с ним в порядке. До коротко кивнул, желая уверить этого человека в том, что с ним всё хорошо. Если в этой ситуации вообще уместно использовать это слово. Слуха парня коснулся топот нескольких пар ног и до него донеслись чужие голоса. — Всё чисто, босс, — прохрипел чей-то прокуренный голос, и Кёнсу увидел в отражении одного из грабителей, который разговаривал с их охранником. — Это все люди, что были в здании. Но боюсь, у нас другие проблемы — здание окружили копы. Кто-то из персонала успел нажать чёртову тревожную кнопку, — и верзила окинул взглядом лежащих в точно таких же позах сотрудников магазина. — Что ж, так даже лучше, — парень ясно услышал в голосе второго грабителя улыбку. — Пусть Пак теперь побегает. Кёнсу вздрогнул, услышав знакомую фамилию, и стиснул ладони над головой в кулаки. «Значит Чанёль здесь», — пронеслось у него в голове, пока бандиты продолжали свой разговор. — «А где капитан Пак, там и Чонин». — Эй ты! — громогласно произнёс сиплый голос. — Что у тебя там? До ошарашенно наблюдал через стеклянную витрину за тем, как верзила с автоматом хватает за ворот пальто того самого мужчину, что лежал рядом, и рывком заставляет подняться на ноги. — Ничего, — недоумённо выдыхает тот, продолжая держать руки за головой. — У меня ничего нет. — Обыщите его! Грабитель треплет мужчину как тряпичную куклу, и Кёнсу следит за тем, как на пол осыпается содержимое чужого бумажника, удостоверение личности и навороченный смартфон. — А что это тут у нас? — усмехается грабитель, вынимая из чужого кармана алую бархатную коробочку. Тихо щёлкает крышка, и до уха парня доносится свит, — Ничего себе! Да тут брюликов на пару тысяч баксов! Что, решил сделать подарочек свой шлюшке? — и рука в перчатке направляется в сторону кармана. — Нет! — дёргается несчастная жертва, отчаянно пытаясь выхватить из чужих рук драгоценный подарок. — Только не кольцо! — Вот сука! — раздражённо зашипел верзила, когда чужой локоть случайно пришёлся ему прямо в висок. Футляр с кольцом рухнул на скользкий пол и гулко «поскакал» прямо к центру холла, а пытавшийся отобрать его мужчина отлетел к стене под ударом тяжёлой руки. Из бледного носа хлынула кровь, своими брызгами пачкая воротник снежно-белой рубашки. А следом раздался выстрел и громкий вскрик. Кёнсу слышал, как задрожало стекло от удара о него чужой осветлённой макушки. Мужчина судорожно стиснул зубы и схватился за ногу, от раны в которой ещё поднимался в воздух бледный дымок. — Совсем охренел? — крикнул кто-то из грабителей своему напарнику. — Какого ты в него выстрелил? — А чё он…? — начал было верзила, но был остановленным властным жестом руки их босса. — Так и знал, что не стоит тебя брать, — в голосе мужчины в маске сквозило недовольство. — Ты не умеешь держать себя в руках. До сглотнул, наблюдая за тем, как корчится от боли всего в нескольких метрах от него раненый блондин. Бросив взгляд на отражения спорящих грабителей в стеклянной двери, парень понял, что пора действовать. Осторожно, чтобы не привлекать к себе лишнего внимания, он убрал руки с головы и попытался сесть. Стоило взъерошенной голове только повернуться, как взгляд наткнулся на дуло пистолета, направленное ему прямо в грудь. — А ты куда собрался, малыш? — Я? — с какой-то странно-вопросительной интонацией произнёс Кёнсу, на мгновение от страха не узнавая даже собственного голоса. — Я врач, — он поднял руки в защитном жесте, показывая свою безоружность. — Позвольте мне помочь ему. Иначе он умрёт от потери крови. На пару минут в помещении повисла тишина. Парень украдкой бросил взгляд на сидящего рядом мужчину, что тяжело дышал и судорожно цеплялся побелевшими пальцами за штанину своих брюк. В нескольких десятках метрах от них в кучку сбились работники магазина, и До удивился, как этот факт ускользнул от их охранников. — Хорошо, — произнёс насмешливый голос и пистолет исчез из поля зрения Кёнсу, отправившись за пояс чужих брюк. — Можешь оказать ему помощь, раз уж так хочется. К тому же, нам не нужны лишние проблемы с трупами. Парню нужно было только разрешение, и как только он его получил, то напрочь забыл о всякой осторожности. Коротко кивнув человеку в маске в знак мнимой благодарности, он кинулся к истекающему кровью мужчине, опускаясь на колени рядом с его ногой. — Зачем вы это сделали? — тихо зашипел До, украдкой оглядываясь на своих заточителей и отмечая, что те отвлеклись от заложников и главный принялся раздавать своим подчинённым указания. — Бриллианты не стоят жизни. — Дело не в бриллиантах, — натужно выдохнул блондин, сглатывая. — А в чём же тогда? — усмехнулся парень. Он подхватил пальцами края разорванной ткани и принялся рвать её дальше, чтобы образовать себе доступ к ране. — Он ведь мог выстрелить вам в голову. — Это кольцо, — зашипел мужчина, когда новоиспечённый врач слишком сильно дёрнул за штанину. — Оно обручальное. Единственное в своём роде. — На заказ? — Да. — Хотели сделать предложение своей девушке? — с лёгкой улыбкой спросил парень, отстраняясь и принимаясь вытягивать ремень из своих джинсов. Один из грабителей, к тому времени оставшийся с ними в качестве охранника, бросил на него удивлённый взгляд, но ничего не сказал. — Нет, — ответил пострадавший. — Что ты делаешь? — Нужен жгут, чтобы остановить кровотечение, — пояснил Кёнсу, кивая на собирающееся под ногой пятно крови. Он до конца вытянул ремень, но тут из внутреннего кармана пальто выпала та самая коробочка. Парень вскинул испуганный взгляд на их охранника, но тот очень удачно смотрел в другую сторону. Язык торопливо пробегает по пересохшим от волнения губам, а колено осторожно толкает коробочку к стене. — Как вас зовут? — Сехун, — отвечает мужчина и тихо стонет от боли, когда его ногу слегка приподнимают, чтобы просунуть под неё один конец ремня. — Просто Сехун. А тебя как? — Кёнсу, — До пачкает пальцы в чужой крови и торопливо пытается просунуть кончик своеобразного жгута в металлическую застёжку. — Так что с кольцом, Сехун? — Я хотел сделать предложение, — тяжело выдыхает мужчина и задирает голову назад, потому что из разбитого носа опять начинает течь кровь. — Не девушке, — он шмыгает носом и размазывает алую жидкость по подбородку ладонью. — Я хотел сделать предложение парню. С губ срывается полувскрик-полустон, когда Кёнсу пытается осторожно затянуть жгут. Он тянет как можно сильнее, чтобы перетянуть ногу и перекрыть доступ крови к открытой ране. Чужие пальцы до боли впиваются в его плечо, но парень терпит и продолжает затягивать полоску кожи ещё туже. — Парню, говорите, — усмехается врач, наконец справляясь с застёжкой. Он вскидывает руку вверх, обхватывая скользкими пальцами циферблат наручных часов, и засекает время, когда нужно будет ослабить жгут. — Осуждаешь? — усмехается Сехун, а младший отрывает его руку от лица и принимается вытирать кровь краем собственного шарфа. — Я? — пухлые губы кривятся в нервное улыбке. – Нет. Удивлён – да, но не осуждаю. — Почему? — недоумённо выдыхает старший и морщится, когда его голову задирают ещё выше. — Я тоже гей, — отвечает До, и впихивает в бледные пальцы свой шарф, чтобы пострадавший прижал его к носу. — Вот как, — гундосит Сехун, переводя взгляд на взъерошенного парня, у которого на щеке сияет кровавый развод. — Что с пулей? — Она внутри, — Кёнсу устало вздыхает и опускается рядом, принимаясь следить за развалившемся на неизвестно откуда взявшемся здесь стуле человеком с автоматом. — Её нельзя вытаскивать, иначе начнётся слишком сильное кровотечение. — Ты правда врач? — спрашивает мужчина, отнимая от лица чужой шарф. — Я интерн в больнице, — отвечает До. — Но скоро у меня квалификационный экзамен. А вы? — А я старший преподаватель в экономической школе при Национальном Сеульском Университете. — Ничего себе! — присвистнул парень, ещё раз окидывая взглядом своего собеседника. Дорогая модная одежда, золотые часы на запястье и обручальной кольцо за несколько тысяч долларов. «Ну ещё бы!». — Повезло вашему жениху. — Ну не скажи, — усмехнулся Сехун. — А ты? — Что я? — Кому подарок? — и мужчина кивает на ту самую коробочку у стены. — Другу, — уклончиво отвечает Кёнсу, вытирая пальцы о собственные джинсы и стараясь как можно незаметнее вернуть свою покупку обратно в карман. — Просто другу или…? — Нет, — обрывает чужую мысль парень. — К сожалению, просто другу.***
— Вот, возьми, — раздаётся над головой знакомый бас, и Чонин вскидывает голову, встречаясь взглядом с бумажным стаканчиком в руке Чанёля. — Кофе? Серьёзно? — криво усмехается парень, но всё же принимает стакан и делает глоток обжигающе горячей жидкости. — Ты всю ночь не спал, — поясняет свой поступок мужчина и присаживается рядом с другом на сырой бордюр. В отдалении от них туда-сюда снуют люди, а за ближайшими кустами ярким пятном маячит красный крест на борту машины скорой помощи. — Поэтому кофе — самый лучший вариант. — Спасибо, — хрипло отзывается Ким, опуская взгляд на пластмассовую крышку. — Что там? — Мы слышали выстрел, к счастью только один. Группа захвата сейчас изучает чертежи здания, чтобы найти возможность проникнуть в него незамеченными. — Они ничего не найдут. — Я тоже так думаю, — Чанёль поднял руку и снял фуражку с головы, подставляя ветру примявшиеся каштановые кудри. — Эти уроды знают, что они в ловушке, но пока ничего не предпринимают. Переговорщики ещё не приехали, но мне кажется от них не будет никакого толку. Хотя, может так нам удастся освободить заложников до начала штурма. — Не думаю, — отозвался Чонин, делая очередной глоток кофе без сахара. — Вот скажи мне, почему именно он? Почему это не мог быть кто-то другой? Какой-нибудь другой До Кёнсу! — и парень со злостью пнул ногой валявшийся на асфальте камешек. — Чонин, я не знаю, — на плечо младшего опустилась тяжёлая ладонь. — Это просто стечение обстоятельств. — С ним всегда так, — горько усмехнулся Ким. — Просто стечение обстоятельств. — Что ты имеешь ввиду? — Как мы познакомились, — стаканчик кофе опустился на бордюр. — Это было в средней школе. Кёнсу тогда часто задирали из-за внешности, но он никогда не опускался до драки. Знаешь, в детстве у него всегда были такие глаза, будто он вот-вот расплачется. Однажды я назвал его плаксой при всём его классе. Бэкхён потом рассказывал, что это был первый раз, когда Кёнсу так разозлился. Мы тогда подрались: он кусался и царапался, очень больно бил своими кулачками и постоянно повторял, что он не плакса. Нас еле отодрали друг от друга. Он так сильно вцепился в мои волосы, что выдрал целый клок. До сих пор помню, как Бэкхён надо мной смеялся. Потом в школу вызвали наших родителей, и мы бок о бок стояли на ковре у директора. Мне пришлось извиниться перед ним, что тогда мне казалось самым большим унижением. А этот придурок просто пожал мне руку. Просто вот так взял и пожал, как будто ничего и не было. До сих пор не понимаю, почему он так поступил. Но тогда в моей голове что-то щёлкнуло, и с того момента я никогда никому не давал его в обиду. Никому. Кроме себя самого. — Я знаю, — тихо выдохнул Пак. — Бэкхён мне рассказывал эту историю. — Он что, всё тебе рассказывает? — поморщился Чонин. — Конечно, — чужих губ коснулась лёгкая улыбка. — У нас нет друг от друга тайн. — Но при чём тут я? — При том, — ответил мужчина. — Ты для него как второй ребёнок, и всё что касается тебя — касается и его. А значит и меня. Я же не могу закрывать глаза на то, что мой муж переживает о своём бестолковом братце? — Да пошёл ты, — парень раздражённо дёрнул плечом, скидывая чужую руку. — Хорошо, — спокойно ответил Чанёль. Он поднялся на ноги и надел фуражку, не сводя взгляда с младшего. — Мне уже действительно пора идти. И знаешь, ты не прав по отношению к Бэкхёну. Он очень переживает за тебя и не хочет, чтобы ты страдал. Ах да, кстати! Он пригласил Кёнсу встретить с нами это Рождество. — Что?!***
Электронные часы на стене показывали два часа пополудню. Кёнсу напряжённо кусал губы, не сводя глаз с кучи чёрных мешков посреди холла. — Неужели они серьёзно думают, что им удастся всё это вынести отсюда? — усмехнулся Сехун, облизывая пересохшие губы. — Очевидно, что да, — пожал плечами парень и перевёл взгляд на своего товарища по несчастью. — Может воды? — Не рискуй, — покачал головой мужчина. Бледная рука с бурыми разводами взметнулась вверх и скользнула за ворот пальто, вытаскивая оттуда небольшую полароидную фотокарточку. До с едва заметной улыбкой наблюдал за тем, как старший бережно касается кончиками пальцев чужого улыбающегося лица. — Можно? — мягко спросил парень, протягивая руку к фотографии. Сехун на это кивнул и передал снимок, с которого на него смотрел миловидный парнишка примерно одного с Кёнсу возраста. — Красивый, — с улыбкой выдохнул младший, заглядывая в чужие карие глаза. — Сколько ему? — Двадцать пять, — ответил мужчина, позволяя себе лёгкую улыбку. — Вы с ним ровесники? — Да, — кивнул До, возвращая фото хозяину. — А вам сколько? — Тридцать один. — Не такая уж большая и разница, — пожал плечами парень. — Как его зовут? — Лухан, — отозвался Сехун. — Он китаец. — Я понял, — усмехнулся Кёнсу. — Красивое имя. Ну так и как же вы познакомились? — Лухан приехал из Китая пять лет назад, — начал свой рассказ мужчина, прижавшись щекой к рельефному стеклу. — Ему всегда нравилась Корея и он хотел здесь жить и работать. Ещё он говорил, что ему нравятся корейские мужчины, — бледных губ коснулась добрая усмешка. — Мол мы, корейцы, страстные любовники. Ну уж не знаю! Так вот… Лухан был моим студентом. — Серьёзно? — тихо рассмеялся Кёнсу, удивлённо взирая на собеседника. — Прямо сюжет для дорамы! — Не перебивай, — Сехун ткнул парня пальцем в худой бок. — В общем, он ходил на мои лекции по микроэкономике. Вообще, по специальности он журналист, но тогда ему понадобилось написать статью с экономическим уклоном, а он в ней ни черта не соображал. На самом деле, он и по сей день ничего в ней не понимает. Но это не важно, — старший махнул рукой. — Важно то, что я влюбился в этого болтливого ребёнка, словно сам ещё был мальчишкой. Каждое занятие я наблюдал за ним, просто не мог глаз оторвать от его вертлявой макушки. За весь семестр мы часто пересекались не только в лекционном зале, но и в коридорах, в столовой и даже пару раз столкнулись в туалете. И каждый раз при виде него я чувствовал себя наиглупейшим болваном, потому что не мог вымолвить и слова. — Честно говоря, мне трудно представить вас таким. — Мне тоже. Но Лухан говорит, что я выглядел именно так. Блеял рядом с ним, нёс какой-то бред и постоянно дебильно улыбался. Он рассказывает, что поначалу даже боялся меня. — И как же вы сблизились? — Кёнсу скрестил руки на груди, не переставая следить за людьми с автоматами. — Мы случайно столкнулись в гей-клубе. Оправдаться у обоих не получилось, поэтому договорились не выдавать друг друга. Но тогда я понял, что у меня есть шанс. А раз он есть, то грех не воспользоваться! Я начал подвозить его после занятий, всегда старался завести разговор и даже звал на свидания. Поначалу он брыкался, мол положение преподавателя не позволяет мне встречаться со студентом. Но где-то спустя два месяца моих ухаживаний он не выдержал. Однажды вечером, когда я в очередной раз подвозил его домой, Лухан пригласил меня «на чай». Сначала мы действительно пили этот отвратительный дешёвый чай из пакетиков, а потом, — Сехун поднял на собеседника глаза, в которых тот с удивлением прочёл смущение. — Потом был секс. И хочу заметить, что это не я первым на него набросился. — Я так и думал, — усмехнулся младший. — В тихом омуте черти водятся, да? — Ох, не то слово! Лухан сам ещё тот чертёнок, — и мужчина с улыбкой вздохнул. — Знаешь, это мои первые серьёзные отношения. До этого у меня не было всё так серьёзно. Нет, я конечно жил с парнями, и довольно долго, но чтобы вот так — ни разу. Мы вместе уже три года, и мне порой приходят в голову ужасные мысли, а вдруг Лухан меня бросит? От этого становится жутко, но ничего не поделаешь. — Не забивайте себе голову, — До накрыл чужую холодную ладонь своей, крепко сжимая длинные пальцы в знак поддержки. — Мне кажется, он тоже вас любит. Не зря же терпит целых три года. Это достаточно большой срок. — Спасибо, — благодарно, и в то же время вымученно улыбнулся Сехун. — Просто я боюсь напугать его своей серьёзностью. Ведь свадьба — это такой шаг! А наше общество ещё очень пренебрежительно относится к однополым бракам. — Рискните, — уверенно сказал парень, заглядывая в чужие глаза. — Поверьте мне, оно того стоит. — А что насчёт тебя? — вдруг поинтересовался старший. — Этот твой друг. Между вами есть что-нибудь? — Нет, — вмиг стушевался Кёнсу, отпуская чужую руку. — У нас ничего не было, потому что он… — Натурал, да? — усмехнулся мужчина, убирая обратно в карман фотографию. — А ты уверен? — Уверен, — коротко кивнул младший, опуская взгляд на свои окровавленные руки. — Но знаете, что самое абсурдное в этой ситуации? Его старший брат, мой бывший одноклассник — тоже гей. Бэкхён живёт с мужчиной в законном браке и у них растёт приёмная дочь. И он принял это: своего брата, его мужа, их отношения. Принял. А меня нет. — Ты любишь его? — Нет, — шмыгнул носом До. — Я болен им, Сехун. Это как рак мозга, только от него я не умру, а буду мучиться всю оставшуюся жизнь.***
Это было Рождество. Очень снежное Рождество, и снег пушистыми хлопьями укрывал мощёные подъездные дорожки. Такого снегопада Сеул не видывал вот уже довольно давно, и ребятня на улице радовалась возможности устроить снежные бои прямо посреди дороги. Под окнами домов вырастали высокие сугробы, а вереницы автомобилей на оживлённых улицах становились в пробки из-за снежных насыпей. Это была безумная зима. В переполненной гостями комнате на полной громкости надрывался телевизор, но и его не было слышно за гулом десятка голосов. То и дело стучали о стол тарелки, звенели палочки и рюмки с выплёскивающимся за края соджу. В редкой руке виднелся бокал с шампанским или даже целая бутылка чего покрепче. Рождественская мини-вечеринка в гостиной семьи Пак была в самом разгаре, а под ногами взрослых туда-сюда шмыгала маленькая Пак Тэён. Запястья коснулось что-то горячее и Чонин обернулся, отрываясь от разговора с бывшей одноклассницей. Перед ним стоял Кёнсу, в своём ужасно тёплом свитере, и тянул его за руку. — Что такое? — с улыбкой спросил парень, наклоняясь к другу ближе, чтобы тот его услышал. — Надо поговорить, — прокричал почти у самого уха старший, стискивая пальцы всё сильнее. — Вернее мне нужно тебе кое-что сказать. — Что? — удивился Ким, делая глоток из своего бокала с шампанским. — Говори. — Не здесь, — мягко улыбнулся парень и кивнул на сидящую в соседнем кресле не совсем трезвую девушку. — Пошли, — он потянул друга за руку, заставляя того подняться с дивана и пойти следом. Чонин послушно шёл за ним, не сводя взгляда с аккуратно уложенной макушки перед собой. Когда за ними закрылась дверь комнаты для гостей, оба словно окунулись в тишину. За стеной продолжали кричать музыка и смеяться их друзья, но в неосвещённом помещении было сказочно тихо. — Что такое? — с улыбкой спросил младший, проходя в комнату и забираясь на подоконник, продолжая при этом держать в руке бокал. Лунный свет украдкой пробивался сквозь оконное стекло, оставляя на полу светлую дорожку и осыпаясь серебристым инеем в каштановых волосах. — Что ты хотел сказать? Кёнсу сделал пару неловких шагов в сторону друга, нервно комкая в пальцах подол своего свитера. Ким не сводил с него улыбающихся глаз, от чего парню становилось ещё больше не по себе. — Знаешь, Чонин-а, — тихий шёпот в темноту, и Чонину приходится напрягать слух, чтобы расслышать. — Я давно хотел тебе сказать, что… — буквально на мгновение До замялся, словно бы решаясь на отчаянный шаг. — Я… Я люблю тебя. Где-то за дверью что-то гулко стукнулось об пол, но этого никто из присутствующих даже не услышал. — Что ж, — откашлялся младший, натягивая на лицо дружелюбную улыбку. — Я тоже тебя люблю, дружище… — Я люблю тебя не как друга, — отчаянно замотал головой Кёнсу в знак отрицания. — Я люблю тебя как парня, Чонин. Давно и очень сильно… — судорожно вздохнул парень. — Только тебя… Старший вздрогнул, когда в один момент хрустальный бокал встретился с пыльным полом и на ковёр пролилось пенистое шампанское. Он отступил назад, не отрывая взгляда от встающего с подоконника друга. — И ты? — хрипло выдохнул Ким, а его глаза стали невозможно ледяными. До самых кончиков волос До прошиб дикий холод и снегопад за окном показался просто сердцем тропиков. — Я надеялся, что хотя бы ты не из «этих», — злобно выплюнул парень эти слова прямо в лицо съёжившемуся под его взглядом старшему. — Меня воротит от вас, — и он направился к двери. — Почему, Чонин? — воскликнул Кёнсу, хватая его за руку и оттягивая рукав тонкой кофты. — Но Бэкхён же тоже… — Заткнись! — рыкнул Ким, выдергивая запястье из чужого захвата. — Не смей прикасаться ко мне, не смей больше разговаривать со мной! Видеть тебя не хочу! — Но… — Проваливай! — Чонин рывком открыл дверь и в комнату вмиг ворвались невыносимо громкие звуки. — Давай, вали! До замер на месте, не смея пошевелиться от сковавшего тела страха. Он первый раз в жизни видел младшего таким злым, да ещё когда эта злоба направлена в его сторону. Где-то в груди, в том месте, что называется «сердцем», огромным комком пульсировала боль. Она посылала свои разряды по всему телу, заставляя дрожать даже кончики пальцев. Кёнсу казалось, что у него сейчас разорвётся голова от осознания того, что он только что услышал. Чонин прогоняет его. Спотыкаясь о собственные ноги, старший пулей вылетел из комнаты, а потом и из удушливых стен чужого дома. Без куртки, в одних только тапочках, он выскочил на улицу и, споткнувшись на последней ступеньке, рухнул лицом прямо в снег. Кожу тут же обожгло холодом, а джинсы на коленях в считанные секунды промокли. Перебарывая дрожь в руках, парень помог себе сесть, принимаясь размазывать по лицу снег. Но тот таял, превращаясь в солёные капли, и дождём осыпался у чужого порога. Это было самое снежное в его жизни Рождество.***
— Пора начинать, — тяжело выдохнул капитан Пак и кивнул штурмовой группе, чтобы те приняли боевую готовность. Мужчина вскинул руку с рупором вверх, — С вами говорит полиция Каннама! — начал Чанёль свою речь. — Здание окружено, но мы обещаем не предпринимать никаких действий и выслушать ваши требования, если вы отпустите всех заложников! Чонин, стоящий неподалёку и привалившийся спиной к своей машине на это лишь усмехнулся. «Ну да, как же. Так они тебя и послушают!». Полиция топчется у дверей ювелирного магазине вот уже три часа, но пока никаких решительных действий предпринято не было. Родственники заложников, что уже собрались за натянутой по периметру жёлтой лентой, грозятся закатить групповую истерику и писать жалобы на всех городских полицейских вместе взятых. Чанёль, как начальник, стойко выносит все нападки в их сторону и по заученному отвечает, что всё под контролем полиции, и никто из гражданских не пострадает. Но даже он не верит в собственные слова, а это значит, что всё действительно плохо. Чонин кусает губы и краем глаза замечает в толпе одинокого парнишку. Они примерно одного с ним возраста, и Ким читает в чужих глаза сходные с его собственными эмоциями. Видимо у него там внутри тоже кто-то столь же дорогой сердцу. Пробираясь сквозь негодующую толпу, полицейский старается не выронить табельное оружие. Он останавливается рядом с тем самым парнем, и тот, словно почувствовав это, оборачивается. — Добрый день, — как можно дружелюбнее говорит Чонин, поправляя фуражку. — Офицер Ким. Простите, у вас там кто-то есть или вы просто ищете сенсацию? — и он кивает на болтающейся на чужой шее журналистский значок. — У меня там, — судорожно выдыхает парень, яростно прижимая к груди свою сумку. — Кто-то есть. Что вам нужно? Я что-то нарушил? — Нет, — качает головой полицейский, бросая тоскливый взгляд на двери торгового павильона. — Кто у вас? — Любимый человек, — недоумённо отвечает парень, совершенно не понимая, к чему такие вопросы. — У меня тоже, — криво улыбается Ким и почтительно кланяется. — Прошу прощения за беспокойство, — он разворачивается и уже хочет уйти обратно, к своим, как на рукаве его куртки смыкаются тонкие пальцы. — Это правда? — спрашивает журналист, заглядывая парню перед собой прямо в глаза. — Да. — Но вы же спасёте их? — и в его голосе сквозит надежда. — Конечно. Я вам обещаю. Переговоры длятся ещё час, и за это время канаты нервов натягиваются до невообразимых пределов. Чонин отчаянно курит, отправляя на газон уже третий окурок, хотя с роду не переносил запаха табака. Пак не останавливает его, а лишь протягивает очередную сигарету и послушно щёлкает перед чужим лицом зажигалкой. Он с трудом успокаивает переполошившегося Бэкхёна и умоляет того не приезжать. Говорит, что любит, и нажимает «отбой», не позволяя своей половине и в этот раз настоять на своём. — Ты слишком много ему позволяешь, — усмехается младший, когда капитан убирает телефон в карман брюк. — Однажды он заявится на очередную перестрелку, как пить дать. — Не каркай, — фыркает Чанёль и отбирает у парня сигарету, сам затягиваясь. — Просто иногда он так настойчив, что я не могу сказать ему «нет». Это выше моих сил. — Ты слишком сильно любишь его. — Да, — мужчина выпускает в воздух струйку дыма и возвращает сигарету владельцу. — И не вижу в этом ничего зазорного. — Я вам даже завидую, — уголком губ улыбается младший, размазывая пепел по бетонному столбу. — Не надо, — качает головой Пак и поправляет фуражку. — У каждого счастье своё. Главное в этой жизни — не упустить его. — Капитан Пак! — раздаётся за их спинами взволнованный возглас. — Они согласились выпустить заложников. — Вот видишь, — усмехнулся старший. — Твоё счастье становится ещё чуточку ближе.***
«Что-то не так», — отчаянно стучит в голове у Кёнсу, который наблюдает за тем, как грабители по одному выпускают своих заложников. Через огромное окно он видит, как те благополучно добираются до ограждения, преодолевают его и попадают в объятия к своим семьям. — Не бойся, — шепчет ему Сехун и ободряюще сжимает его плечо, пока парень помогает тому подняться на ноги. Рана не кровоточит, потому что До уже в который раз затянул тугой жгут. Но мужчина всё равно потерял достаточное количество крови, да ещё и значительное время без воды даёт о себе знать. — Беспокойтесь лучше о себе, — усмехается младший. — Вам ещё предстоит брачная ночь с вашим чертёнком, поэтому поберегите силы. — Глупый мальчишка, — улыбается Сехун. — Знаешь, тому парню с тобой повезло. Нет, честно. И если он и дальше продолжит тебя динамить, то он — настоящий придурок. — Я передам ему ваши слова при первой же встрече, — ответил До. — А теперь идите, — и он подтолкнул мужчину в середину продвигающейся колонны. — И только попробуйте умереть, — шепнул он уже себе. Старший не смог идти сам, поэтому ему разрешили выйти вместе с другим мужчиной. У самой двери он обернулся, бросая на Кёнсу недоуменный взгляд, но один из грабителей ощутимо толкнул его в спину, заставляя идти. Так младший остался самым последним из заложников в этом здании. — А ты идёшь со мной, — произнёс, как понял До, главарь этой шайки. — Что? — недоумённо выдохнул парень, когда его дёрнули за локоть и прижали к чужой груди. — Почему? — Заткнись, мышка, — рыкнул мужчина, и парень с ужасом ощутил холодный метал ствола пистолета у своего виска. — Только пикни, и твоя очаровательная головка лишится своего содержимого. Под сильным ударом ноги стеклянная дверь распахнулась и Кёнсу выволокли на улицу. Щурясь от вмиг ударившего в глаза яркого солнца он попытался осмотреться и оценить своё положение. — Эй вы, копы! — громогласно раздалось над ухом. — А теперь слушаем меня внимательно! Мои люди сейчас уйдут, и ни один из вас их не тронет и не отправит за нами погоню. Иначе этот мальчишка распрощается с жизнью. Вам ясно? А, не слышу? — Хорошо, — донёсся через минуту охрипший голос, и До с ужасом узнал в нём голос Чанёля. — Пусть уходят. А на другом конце улицы назревала истерика. — Ты что творишь?! — завопил Чонин, оттаскивая друга от громкоговорителя и толкая кулаком в грудь. — Совсем рехнулся, у него же Кёнсу?! — Чонин, успокойся! — зашипел старший, хватая того за руки и заставляя прекратить осыпать его бронежилет ударами. — Так надо, понимаешь? Пусть он думает, что контролирует ситуацию. — Но он же убьёт его! — не унимался Ким, выдёргивая запястья из чужой хватки. — Ты же сам прекрасно знаешь, что последнего заложника никогда не оставляют в живых! — Знаю, — серьёзно ответил капитан, — Только если захватчика не убьют раньше. — Что? — ошарашенно выдохнул парень. — Но у нас же нет снайпера, а пока он приедет, эти уроды успеют скрыться… — У нас есть снайпер, — ответил Пак, рывком открывая дверь своей машины. — Самый лучший из всех известных мне снайперов, — он нырнул в салон и через минуту показался обратно, впихивая в руки другу снайперскую винтовку. — Я? — воскликнул Чонин, подхватывая внушительных размеров оружие. — Чанёль, ты рехнулся?! Это, твою мать, не по протоколу! У него же Кёнсу… Ты понимаешь, что я могу промахнуться?! — Ты любишь его? — рявкнул Чанёль, с грохотом захлопывая дверцу патрульного автомобиля. — Я… — Любишь?! — Да, чёрт возьми! Я люблю его! — Тогда ты не можешь промахнуться.***
Снова страх. Кёнсу не испытывал его уже довольно давно. Даже когда он наблюдал за тем, как умирают другие. Собственная смерть — вот что заставляет по-настоящему прийти в ужас. Кадык нервно дёргается, когда До сглатывает и отчаянно цепляется пальцами за подол собственного пальто. По виску, к которому приставлено холодное дуло, струится капля пота, теряясь в отросших волосах. Парень втягивает носом воздух и словно чувствует запах пороха. Ресницы дрожат, а взгляд скользит по стройному ряду полицейских автомобилей, что полукругом выстроились вокруг здания магазина. Он видел где-то там в гуще людей Чанёля, а ещё знакомую каштановую макушку рядом, у чужого плеча. «Чонин здесь», — и от этой мысли хочется рыдать. Кёнсу часто моргает, прогоняя заволакивающую глаза влажную пелену, и сильнее стискивает в пальцах покрытую катышками ткань. Он же не даст ему умереть вот так? Парень чувствует, будто что-то по ту сторону дороги не так. Люди как-то странно напряжены и словно бы ждут чего-то. Он отчаянно высматривает в толпе Пака, а когда находит, они смотрят друг другу прямо в глаза. Полицейский коротко кивает ему, как бы говоря, что всё под контролем, и одними губами что-то шепчет. До готов продать душу за то, чтобы сейчас научиться на таком расстоянии читать по губам, но увы. До старшего тоже доходит, что его послание не в силах достигнуть своего адресата. Он упрямо сжимает губы и жестом руки пытается что-то показать. Кёнсу щурит глаза, стараясь вглядеться в чужие движения, и в миг к нему приходит понимание. «Вниз». Парень не уверен, что понял всё правильно: ну, а вдруг это его единственный шанс вернуться сегодня домой. Он считает про себя до трёх, а потом делает глубокий вздох. Резким толчком ноги ботинок встречается с чужим коленом, а локоть бьёт в живот. Секундного замешательства грабителя хватает, чтобы у До появилась возможность выскользнуть из чужого захвата. Он падает вниз, ударяясь коленом об асфальт, и отчаянно закрывает голову руками. «Раз, два, три». Выстрел гремит ещё только на «раз», а остальное проносится в голове по инерции. Кёнсу кусает губы и с трудом сдерживает слёзы, когда за спиной раздаётся хриплый стон и грузное тело падает на землю под тяжестью собственного веса. Пальцы дрожат и крик застревает где-то в горле, а парень оборачивается, затем оседая на холодный асфальт. Из дымящейся дыры во лбу грабителя струится кровь, образуя лужу на покрытии парковки. Чонин оседает на землю, прислоняясь спиной к дверце машины и обнимая обеими руками винтовку. Он отчаянно зажмуривает глаза и ощущает, как пробегают влажные дорожки по раскрасневшимся от мороза щекам. «Спасибо», — шепчет парень одними губами, а его плечи содрогаются от беззвучных рыданий, — «Спасибо». И над головой раздаётся уверенное: — Ты не мог не попасть.***
Повсюду бегают люди в форме полицейских, и мелькают белые халаты врачей скорой помощи. Кёнсу замер посреди всей этой беготни и не сводит напряжённого взгляда с коробочки в своих окровавленных руках. Его посещает стойкое ощущение «дежавю», и где-то под рёбрами неприятно ёкает. Не надо. Чонин пробирается сквозь толпу, бросив бронежилет где-то по пути, вместе с винтовкой. Он отчаянно вертит головой, пытаясь отыскать нужного ему человека, и чуть ли не задыхается от колкого морозного воздуха. Когда их взгляды встречаются, между ними остаётся каких-то пять метров. Младший судорожно вздыхает и дергается вперёд, едва не поскальзываясь на выпавшем у кого-то из кармана фантике. Воздух забивает аромат апельсинового шампуня и больничной хлорки, когда парень прижимает к себе хрупкое тело и утыкается носом в растрёпанные волосы. Сердце стучит как сумасшедшее, а где-то на задворках сознания он делает шаг в эту невесомую пропасть, что дрожит сейчас в его объятиях. Раз и навсегда, и дорогу обратно сковывает обжигающим льдом. Кёнсу судорожно цепляется дрожащими пальцами за форменную куртку и прячет лицо в изгибе чужого воротника, утапливая в жёсткой ткани беззвучные рыдания. Руки прижимают к груди так сильно, словно бы желая навсегда сплести узор из хрупких рёбер. До позволяет себе не больше, чем пропитанный слезами вздох, а затем отстраняется, заглядывая в те самые глаза. — Ты как? — хрипло шепчет Чонин, и его влажные ресницы медленно леденеют. — Нормально, — отзывается старший, протягивая руку и прикасаясь холодными ладонями к его покрасневшим щекам. — Спасибо. — Ты не ранен? — Ким замечает на его пальцах кровь и отстраняется, сгребая хрупкие ладошки в свои. — Откуда кровь? — Это не моя, — отвечает парень и шмыгает носом, пытаясь скрыть улыбку на такую неловкую заботу. — Они прострелили ногу Сехуну, пришлось помочь. — Кто такой Сехун? — недоумевает младший, отпуская чужие руки и стаскивая со своих тёплые перчатки. — Вон он, — кивает До на пару, что стояла неподалёку от них. Полицейский оборачивается и наблюдает за тем, как тот самый парнишка виснет на высоком мужчине в окровавленном пальто и трепетно терзает его губы поцелуем на глазах у сотен людей. И ему абсолютно плевать. — Ах вот оно что, — улыбается Чонин и переводит глаза обратно на Кёнсу. — Они милые. — Да, — отзывается старший, незаметно пряча коробочку с подарком обратно во внутренний карман. — Сехун хочет сделать ему предложение, представляешь? Он приходил за обручальным кольцом. Кстати, оно осталось внутри… — А ты? — перебивает его Ким. — Что ты там делал? — Покупал подарок, — честно отвечает парень. — На Рождество. — Кому? — Тебе. — Кёнсу, я… — начинает было младший, но его останавливают прижавшиеся к губам ледяные пальцы. — Не надо, Чонин, — улыбается Кёнсу и отнимает руку. — Не порть момент. И парень отстраняется, не переставая всё так же загадочно улыбаться. На его волосы медленно опускается снежинка, и Чонин задирает голову вверх, чтобы увидеть ещё сотню таких же, что осыпаются с небосклона на город. — Надо же, — произносит младший, подставляя ладонь под снежный дождь. — Снег пошёл. — Да, — отзывается Кёнсу, тоже устремляя взгляд в небо. — Первый снег в этом году.***
Снежные хлопья медленно опускаются на землю, устилая её белоснежным ковром. Там, за окном, сейчас безумно холодно, но здесь, в прогретой комнате уютно и тепло. За стенкой раздаются весёлые голоса и звон бокалов, но Кёнсу похоже за два года уже отвык от шумных компаний. Он замер у окна, обхватив себя за локти руками, и не может оторвать взгляда от великолепия стихии за тонким стеклом. — Снова ты любуешься на снег, — раздаётся над ухом чуть хрипловатый шёпот. — Что? — недоуменно выдыхает старший, бросая взгляд на стоящего рядом Чонина. — Я не… — Да ладно тебе, — улыбается парень, опуская свой бокал с шампанским на подоконник. — Я же знаю, что ты любишь его. Ещё с детства, — он приваливается поясницей к оконному выступу и заглядывает в чужие глаза. В тусклом свете ночника те кажутся почти чёрными, а на самом дне зрачка плещется снежная буря. — Мне всегда было интересно, как же выглядит мир твоих снежных фантазий. Наверное, это рубленное шале в горах, завывание бури за окном, пылающий камин с тихим треском дров, терпкий глинтвейн… — И ты, — заканчивает за него Кёнсу, и на его губах расцветает мечтательная улыбка. — В моих снегах всегда есть ты, Чонин. Младший на это ничего не отвечает. Он лишь подаётся вперёд и невесомо прижимается губами к чужим губам, опуская руку на стройное бедро. До недоуменно выдыхает в поцелуй и поднимает взволнованный взгляд на парня перед собой. — Поехали ко мне, Кёнсу, — шепчет Чонин, едва ощутимо касаясь пальцами его щеки и заправляя за ушко непослушную прядку. — Зачем? — так же тихо спрашивает старший, стискивая ладони на мускулистых предплечьях. Ким ведёт носом по его щеке вверх, задевая сухими губами нежную кожу, и томно выдыхает в висок. — Встречать Рождество.***
hurts — mercy
Дверь с грохотом встречается со стеной и кажется, что сейчас с потолка посыплется штукатурка. Ноги путаются в штанинах и цепляются друг за друга шнурками ботинок. Матрац ощутимо прогибается под весом двух тел, и слишком громко шелестят свежие простыни. Чонин целует мокро, горячо и несдержанно, словно стараясь добраться своим проворным языком до самых гланд. Кёнсу царапает его плечи сквозь тонкую ткань свитера и утробно стонет в поцелуй, мечтая навсегда задохнуться им. Горячие ладони забираются под тёплую ткань и уверенно скользят вверх, по впалому животу, слегка цепляя пальцами ремень на узких джинсах. Старший отрывается от чужих губ и заглядывает в потемневшие глаза своего возлюбленного. — Ты уверен? — судорожно шепчут уже слегка припухшие губы, и Чонин замирает на покрывале. — Ты в своём уме? — выдыхает младший, касаясь ладонью бледной щеки. — Я умираю без тебя, Кёнсу. — Но ты же говорил… — Забудь, — парень подаётся вперёд, снова трепетно касаясь любимых губ своими. — Я врал. Кёнсу, я безбожно врал. Как мне теперь искупить свою вину? — Люби меня, — отзывается До, зарываясь пальцами в густую каштановую шевелюру. — Люби меня так, будто завтра мы умрём. — Кёнсу… — недоуменно выдыхает Ким, ошарашенно взирая на парня под собой. — Сегодня, — уверенно шепчет Кёнсу. — Сейчас. Как в последний раз. Как будто утром весь мир рухнет, ты слышишь меня?! Как будто больше у нас не будет ни единого шанса любить друг друга… — Даже если этот день станет последним, — судорожно выдыхает младший. — Я всегда буду любить тебя. — И я, — произносит До и медленно целует любимые губы. — И я люблю тебя, Чонин… Остальные ненужные слова тонут в сладком поцелуе, наполненном их общим безумием. За окном резвится настоящая вьюга, стучится в стекла своими ледяными пальцами, но два сердца в объятиях друг друга пылают, и это и есть их Рождественское Чудо. Одежда падает на пол комками, а следом за ней с шелестом стекает к подножию кровати и покрывало. Кёнсу откидывается на подушки, подставляя под влажные поцелуи ключицы и хрупкие плечи. Он кусает губы от удовольствия, а Чонин не может оторвать взгляда от его лица. Медленно, слегка сжимая зубами до красных отметин, он изучает это тело под собой. Пальцы уверенно скользят по взмокшей коже и под их прикосновениями старший дрожит и плавится на простынях. С малиновых губ срывается томный стон, когда кончик горячего языка проходится по чувствительному соску снова и снова. До цепляется пальцами за край подушки и кусает губы, чтобы не закричать от удовольствия. Чонин бы никогда не подумал, что это тело настолько чувствительно к чужим прикосновениям. Он изучает его, касается везде без разбора и позволяет себе даже то, о чём не мог когда-либо мечтать. Парень запечатлевает жаркие поцелуи на пропитанной апельсиновым лосьоном коже. Он целует плечи, ключицы, руки, не оставляя без внимания и каждый изящный пальчик на хрупкой ладони. Кёнсу сопротивляется, но все его попытки смывает волна удовольствия, когда жаркие губы смыкаются на сгибе локтя. Грудь судорожно вздымается от частого дыхания, а ноги дрожат и разъезжаются по простыни в стороны. Старший впивается ладонями в широкие плечи, скользит пальцами по влажной коже и упивается ощущением того, как перекатываются упругие мышцы на смуглых руках. Чонин нависает над ним, заглядывая в самый омут любимых глаз, и не может наглядеться. Ему всегда будет его мало. Пальцы уверенно сжимают округлые коленки, заставляя их разъехаться в стороны, и как можно выше подняться стройные ноги. Кёнсу не сводит взгляда с тюбика смазки в чужих руках. Ему не страшно, ведь это не первый раз. Но всё равно очень волнительно, ведь это впервые с тем, кого на самом деле безумно хочется. С первым пальцем приходит лёгкое удовольствие, разливающееся волнами внизу живота. Чонин взволнованно вглядывается в его лицо, боясь сделать больно, но старшему и так хорошо. Он притягивает чужую голову к себе и жадно целует, отвлекая не столько себя, сколько его. Со вторым пальцем приходит дискомфорт, а с третьим — лёгкая боль. Но это ничто по сравнению с теми фейерверками, что сейчас взрываются в груди у обоих. Влажные пальцы покидают разгорячённое тело, и с припухших губ срывается разочарованный вздох. Младший слегка отстраняется, коротко целуя подрагивающий плоский животик, и старается как можно быстрее разобраться с презервативом. И когда наконец у него выходит, Кёнсу больше не может ждать. Он притягивает парня к себе, обхватывая ногами крепкий торс, и упирается лбом в его лоб. «Не бойся», — шепчет До одними губами и коротко кивает, позволяя действовать. Чонин судорожно вздыхает и приставляет головку к влажному входу, делая плавный толчок. На мгновение он замирает, прислушиваясь к своим ощущениям, а потом медленно продолжает движение. Взмокшие волосы рассыпаются по подушке, и старший закатывает глаза от удивительных ощущений наполненности. Пусть внутри него и пульсируют болью мышцы, но это чувство единения шквалом сметает все другие эмоции на своём пути. Чужие пальцы бережно скользят по его щеке, вытирая горячие солёные дорожки, а потом накрывают его ладони, сцепляясь вместе в замок. Тихий стон в знак согласия, и эти часы любви начинают свой ход. Горячо и влажно, и зубы впиваются в тонкую кожу до кровоточащих следов. Чонин толкается в распростёртое под ним тело грубо и несдержанно, срывая с влажных губ одну за другой порцию восхитительных стонов. Сам младший не может сдержать тихих рыков, когда мягкие пятки до боли впиваются в поясницу, заставляя подстроиться под нужный их обладателю темп. Парню кажется, что это именно Кёнсу берёт его прямо сейчас на измятых простынях, а не он того. Старший кусает его плечи и чувственно целует в шею, до боли оттягивая взмокшие пряди каштановых волос. Чонин ощущает себя тряпичной куклой в его руках и даже не помышляет о том, чтобы обрезать нити кукловода. Он послушно вскидывает бёдра, погружая пылающий член в горячую тесноту на всю длину. Головка ударяет по простате и Кёнсу кажется, что он видит звёзды на чёрном потолке душной спальни. Тела сводит судорогой, заставляя мышцы работать на автомате до самого предела своих возможностей. Волны наслаждения накатывают одна сильнее другой, как шторм в солёном море. И с грохотом грома трещит по швам плотная ткань под двумя разгорячёнными телами. Чонин прижимает старшего к себе как можно крепче, позволяя его естеству тереться об их животы, оставляя на коже вязкий белёсый след. Пальцы же парня украшают бледную кожу россыпью наливающихся кровью синяков. Тихий вскрик пронзает тишину ночи, когда дрожащие пальцы судорожно цепляются за чужие. Они кончают с разницей в пару минут, и Чонин по инерции двигает бёдрами, заставляя обоих чуть ли не скулить в финальном поцелуе. Громко хрустят кости, но Кёнсу наплевать на боль — он сгорает в трепетном огне удовольствия. Ноги дрожат, всё тело дрожит, а в голове глухой звон от пережитого мгновение назад оргазма. Младший не лучше: он не может разогнуть руки и разжать пальцы на чужих ладонях. Влажный лоб утыкается в испещрённую алыми отметинами грудь, а сбитое дыхание пожаром опаляет и без того чувствительную кожу. — Кёнсу, — с улыбкой шепчет Чонин, упиваясь запахом морозных апельсинов, и не может сдержать нервный смешок. — Прошу, не уходи больше. Даже если я тебя прогоню — не смей меня оставить. Иначе этот мир рухнет. В тот же день, как только ты уйдёшь… — Никогда, — выдыхает старший, высвобождая руку из крепкого захвата. Он зарывается пальцами во взмокшие каштановые локоны и резко задирает чужую голову вверх, заставляя парня смотреть себе в глаза. — Никогда, слышишь? Этот чёртов мир сдохнет вместе с нами. Я тебе обещаю.