Vae victis

Яркий луч лунного света разрывал мрак камеры. Блестящие капли воды падали с потолка на пол, словно кровавые брызги. Внезапный скрип ржавой двери вспорол тишину темницы. Медленные шаги эхом отдавались в этом грязном подвале. За ними послышался судорожный звон цепей. Два человека находились в этом помещении. Один – на свободе. Другой – в плену. Один – победитель. Другой – побеждённый. Один – с хлыстом наготове. Другой – со скованными руками за спиной. В жаровне вспыхнуло алое пламя. Тонкие полоски железных прутьев постепенно накаливались. Сумасшедшие отблески огня метались по камере, по стенам, по лицам двух мужчин. Синие глаза с кипящей ненавистью прожигали пустые фиолетовые. Между экзекутором и пленником мелькала бы искра ярости, однако второй не выражал абсолютно никакой реакции. Никогда. Ни в тот момент, когда ржавые штыки пронзали его тело, ни когда кнут в тысячный раз падал на его спину, ни даже когда раскалённое лезвие вскрывало его вены. – Очнулся, значит, - произнёс Фрау. Единственный недостаток истязаемого – то, что он время от времени терял сознание. Ответа не последовало. Хотя вряд ли в таком состоянии даже Аянами мог говорить. Переломанные ребра, впившиеся в лёгкие, мешали дышать. Ту же функцию выполнял туго затянутый ошейник, прикованный цепью к стене. Решив, что железные прутья достаточно накалились, епископ-инквизитор взял один из них. Этой ночью его целью было любой ценой выдавить крик из Аянами. Но и малейший стон уже расценивался бы как победа. Vae victis!* Пристальным взором Зехель холодно наблюдал за лицом сражённого главнокомандующего, одновременно опаляя недавно нанесённые, и ещё не зажившие, раны… …но встречал лишь такой же взгляд. Припалённые кровоподтёки на теле пленного удовлетворили экзекутора, после чего он взял в руки кнут с намерением восстановить кровоточащие раны. Непрекращающиеся удары сыпались с постоянно увеличивающейся скоростью и силой. Истязаемый был связан множеством цепей и оков, лишающих владельца малейшей свободы движений. Очередной удар со своей особенной грацией лёг на плечо. При разрыве тоненькой плёнки, покрывающей рану, кровь брызнула во все стороны. Попав на лицо Фрау, она лишила его последних капель самообладания. Когда это понял пленник, он от бессилия лишь закрыл глаза. Да, тюрьма сломала его. Да, извращённый вариант инквизиции заставил его понять собственную беспомощность. Да, он сам себе стал противен. Постоянно вводимые инъекции некоего вещества лишали его Зайфона. Тело ослабевало и немело от продолжительного нахождения в одной позе, устанавливаемой видом фиксации пут. Но… …когда он освобождался от них, становилось ещё хуже. Упавшие на пол железные наручники с шипами на внутренней стороне громко звякнули. Мгновением позже на пол погрузился бессознательный труп. Точнее, ещё только наполовину труп. Резкий удар ногой в солнечное сплетение моментально вернул сознание и вызвал кровавый кашель. Сопровождаемый презрительным взглядом, Фрау, покинул камеру минут на десять. Перед кульминацией всегда даётся небольшая передышка, но не из-за моральных установок, или прочего бреда – истинной причиной является то, что узнику дают «насладиться» жгучей болью, или же её отблесками, во всем теле. Однако время отлучки Зехеля пролетело быстро. Похоже, он смягчился, так как принёс сравнительно мягкие приспособления. Связав спереди руки узника скрученной колючей лентой, Фрау зацепил их за крюк, вколоченный в стену. Аянами почувствовал лёгкое прикосновение иглы к стягиваемому ранее ошейником месту. Вряд ли кто-то ранее позаботился о том, чтобы вывести воздух из шприца. По телу прошли невольные судороги, после чего глаза пленника потеряли способность видеть. – Ты жалок, - сказал Фрау, заметив ослепшие глаза. Однако эту фразу истязаемый уже не мог слышать. Несколько сильных пинков под дых дали возможность экзекутору убедиться и в действии третьей функции вакцины – усилении тактильных ощущений. Тихий и слабый стон, прозвучавший после очередных ударов, снёс крышу Зехелю. «Неужели эти пинки для тебя сейчас более болезненны, чем выжигание клейма минутами ранее?» - заметил епископ,- «Какие же ощущения у тебя будут от следующей пытки?» Зубы блондина впились в сонную артерию пленника, разрывая её. Громкий стон доводил Фрау до сумасшествия вновь и вновь, заставляя преодолевать все границы безумия. Он прижёг рану ещё более раскалённым прутом, наслаждаясь вызываемыми криками, словно музыкой. Стянув с пленного порванную одежду, Зехель заставил его прогнуться в пояснице. Учащённое дыхание Аянами возбуждало. Решив не тратить время на растяжку, необходимость в которой отпала после ежедневных изнасилований, он вогнал свой член сразу на всю длину. Вызывая новые порывы судорожных вскриков, Фрау начал резко двигаться. Ни разу за все пытки насильника не посещала мысль доставить удовольствие узнику. Этот раз исключением также не будет. Наращивая темп, инквизитор то сминал ягодицы до синяков, то применял к ним серии тяжёлых шлепков. Однако пленник довольно быстро привык к этой боли, что вызвало необходимость усилить ощущения. Всовывая рукоятку кнута вместе со своим достоинством в анал истерзанного пленника, Фрау уничтожил последние, тысячные частицы былой гордости последнего. Любой раб становится покорным под волшебным действием кнута. Хотя ещё слишком рано применять слово «раб» по отношению к Аянами. Кровь лилась из анального отверстия рекой. Интересно, сколько её в теле узника? Однако вскоре она смешалась со спермой. Когда блондин вышел из тела пленника, первой его мыслью было: «Не стоило срываться». Однако капли милосердия вскоре покинули его разум. Ударив уснувшего Аянами кнутом, Зехель молча наблюдал за полоской крови. Да, это было завораживающе. Но преступать эту границу не стоило. ------------------------------- Vae victis! – Горе побеждённым!