Двое

— Спорим, грозы не будет? — Тебе бы только спорить. — Не будь занудой, Ромка. Давай поспорим, а? Кто проиграл, тот бежит вокруг дома в одних труселях и кукарекает. — Серж, я правильно понял, — покосился на меня Ромка, — что ты готов пробежать под проливным дождем практически голым вокруг дома, вопя во все горло, только ради того, чтобы со мной поспорить? — Да не будет грозы, говорю же, — уперся я.       Делать было нечего, солнце поднималось над лесом, суббота обещала быть томной, а мы сидели на веранде и неспешно жевали завтрак. — Будет, — захрустел листьями салата Ромка. — До девяти вечера — сто пудово. — Спорим? — протянул ему руку я. — Спорим! — сжал ее в своих лапах он. — Но бегать и пугать народ мы не будем, а будем подтягиваться на турнике и отвешивать комплименты. Десять раз. Голышом. Раз уж мы одни в доме остались, так почему бы и не побезобразничать? — Согласен! — облизнулся в предвкушении бесплатного развлечения я. — Вот уже не думал, что увижу тебя на турнике голым. Да и комплиментов я от тебя давно не слышал. — Это кто кого еще увидит, — ухмыльнулся Ромка. — Готовься петь мне дифирамбы, оптимист.       Я открыл рот, чтобы продолжить ленивую пикировку, но меня прервал звонок телефона. Держать его возле уха мне было лень, так что я включил громкую связь и приготовился к бешеному напору, потому что мой старинный друг Мишаня был из тех, кто ходит сквозь стены, разбивает кирпичи лбом и твердо верит в то, что нет предела человеческим возможностям. — Серега, станешь моим соучредителем? — как всегда с места в карьер рванул он. — Конечно, — согласился я. Увидел недовольную физию Ромки и поспешил исправиться. — А в чем? — В международной спортивной федерации. Щас приеду и все расскажу. — Я у Романа на даче. Может… — О! Роман с тобой? Прекрасно! Просто великолепно! У него гениальные мозги, которые мы на некоторое время позаимствуем. — Меня спросить не хотите? — возмутился Ромка, но Мишаня уже отключился. — Мы быстро и по-тихому, — почти смутился я, но разве лося обманешь? Он заржал и махнул на меня рукой, чем я и воспользовался. …       Если хочешь сделать что-то «по-тихому», позвони Толику. Я ему не звонил, честное слово! Но только потому, что ему позвонил Мишаня. Ромка, увидев колонну из четырех джипов и двух седанов, махнул на все рукой и пошел в погреб за бухлом. Пятнадцать человек, двенадцать из которых здоровые мужики, не так просто напоить, но к вечеру мы упились вусмерть и даже устали развлекаться. Надувной бассейн истекал последними каплями воды из проткнутого вилкой борта. Ракетки были вымазаны в картошке, которой мы заменили воланчики, когда они куда-то подевались. Волейбольный мяч благополучно сгорел в костре, в который случайно угодил в самый разгар игры, и только одинокий презерватив, надутый лично мною, гордо торчал возле забора, окруженный десятком арбалетных стрел. Никто в него не попал. Как такое возможно? Хрен его знает.       Мы дернули в честь упрямого гондона по стаканчику и один за другим начали уплывать в эфир. Наполеоновские планы о международных фестивалях, детских спортивных лагерях, олимпийских видах спорта и прочих, прочих, прочих кружили нам головы и заставляли расправлять плечи. Мы ж ого-го! Сила! Силища, можно сказать. И доказать тоже.       Толик принялся доказывать нам, что он молодец, отжиманиями от пола, уснул носом в половике на четвертом и был благополучно унесен на чердак спать Мишаней на пару с Димоном. Дамы утащили своих кавалеров доказывать ого-го в постели в гостевые комнаты. Вечные соперники Леша и Саня сцепились руками за столом, да там и уснули. Виталий вызвал Семена поговорить по-мужски в нашу с Ромкой спальню и пропал вместе с ним без следа, а Ромка посмотрел на меня жадными глазами и ухмыльнулся. — Фиг тебе, — ровным шагом абсолютно трезвого человека спустился со ступенек веранды на траву я. — Грозы нет. Пришло время петь мне славословия. Пошли к турнику, лось. — Пошлить дома будешь, — поднялся на ноги Ромка. Покачнулся, но удержал равновесие и двинул следом за мной. — И подтягиваться тоже будешь. — С чего бы это? — обхватил его за талию я. — Дождя-то нет. — Будет, — обнял меня за плечи Ромка. — Смотри, какая туча. — Где? — завертел головой я.       Ой, зря, ой, зря! Меня повело, но мой профессиональный корпоративный алконавт был настороже, так что я уткнулся в его могучую шею носом и никуда не упал. — Прямо над головой, — прошептал Ромка, и на нас обрушился ливень.       Мы промокли насквозь мгновенно, но не обратили на это никакого внимания, потому что исступленно целовались, забыв про гостей, непогоду, место и время. Нас привел в себя раскат грома, от которого одна из машин взвизгнула сигнализацией. — Пойдем в дом, Ромка, — потянул лося в сторону домика прислуги я. — Размечтался, — смахнул воду с лица он. — Гроза есть? Есть! Турник есть? Есть. Подтягивайся. — Но дождь же! — попытался свинтить я. — Скользко! — Я мечтал увидеть тебя обнаженного, под дождем, с напряженными мышцами с открытым в комплиментах мне ртом целый день, — сказал Ромка и разорвал на мне футболку. Прошелся руками по груди и ребрам, сжал в ладонях мои ягодицы и слизал капли с моей шеи. — Да как скажешь, — зашипел от острого наслаждения я и отступил от него к турнику.       Медленно стянул шорты… — Ты умный.       Прислонился плечами к стволу тополя, выставив бедра вперед… — Могучий.       Избавился от плавок… — Надежный.       Встал под турником и как следует потянулся… — Мой. — Серш-ш-ш-ш!       Ромка облапал меня как раз тогда, когда я на турнике повис. То есть попытался, но пальцы сорвались с мокрой перекладины, и я застрял в Ромкиных руках, что поддерживали меня под ягодицы. — Хочу тебя!       Я обхватил его талию ногами, а он впечатал меня в дерево спиной и устроил такое показательное выступление, что под конец я даже мычать не мог от накатившего наслаждения. Только слизывал дождь с губ, держался руками за перекладину турника и не хотел возвращаться в реальность. Зачем она мне? — Серж, родной, отцепись. Нам пора домой, а то простынем. Обними меня.       Я послушно встал на ноги и обнял Ромку за талию. Нет, за бедра. То есть за ягодицы. Такие упругие… скользкие… мне в них всегда так хорошо… — Серж, перестань. — Хочу! — Ненасытный, — рассмеялся мне в висок Ромка. — Все будет, не торопись. — Но я хочу! — возмутился я, заплетаясь ногами в траве. Когда это мы такой коврик в ванной постелили? Скользко-то как, а? — Ромка, выключи душ! А то навернемся. — Ха-ха-ха. Совсем потерялся. Эх ты, пить не умеешь. — Ты мне зубы не заговаривай! — сказал я, отчаянно борясь с зевотой. Спать хотелось даже больше, чем трахаться. — Лучше в постель ложись. И меня с собой взять не забудь. — Тебя забудешь, как же.       Я споткнулся обо что-то на полу, пролетел пару метров на бреющем и приземлился в пахнущие свежестью простыни на постели. — Красота-то какая! — сказал где-то вдалеке Ромка. — Так бы и смотрел на тебя вечность.       Я заполз на постель и свернулся на ней калачиком, укутываясь в холодное одеяло с головой. — Холодно тут. Иди ко мне, печка. Живо! — Грозная няшка, — громовым раскатом расхохотался Ромка и нырнул ко мне под одеяло. — У меня не забалуешь, — согласился я, обнимая его. Переплетаясь с ним, чтобы как следует его… но глаза почему-то… и силы как-то… — Давай я тебя завтра трахну, а? — Трахнешь? — Буду любить долго и тщательно, — поправился я, сонно рассыпая ленивые поцелуи по Ромкиному лицу. — Ты ж у меня один такой, лосенок. Люблю ж я тебя. — Это прекрасно. — Не очень. — Почему?       Я обнял его покрепче и почти уснул, но он пощекотал мой бок и заставил проснуться. Почти. — Почему, Серж? — Что со мной будет, если ты уйдешь? Ты же мое сердце, глупый. Разве можно жить без сердца? — Нельзя, — обнял меня Ромка.       Задышал тяжело, зашептал что-то на ухо, но гром заглушил его слова, а шорох дождя унес меня в далекие теплые дали. 21.07.15