Об образовании, воспитании и нечаянных случайностях

Я всегда считал, что преподаватель должен не только доносить знания, ограничившись зачитыванием лекций, но и учить на собственном примере. Быть человеком, достойным подражания. Поэтому, получив место преподавателя истории английского языка и английской литературы в языковом ВУЗе, я постарался соответствовать своему представлению о хорошем учителе. У меня всегда был готов план занятия, все распечатки и наглядные материалы, дополнительная литература. Промежуточные опросники и итоговый тест ждали своего часа. Все журналы и книги учета я заполнял вовремя. На столе у меня всегда царил идеальный порядок. На пары я ходил в костюме и начищенных до блеска туфлях, с кожаным портфелем, аккуратно причесанный. Мне было 25, и я стеснялся своего возраста. Упакованный же в пиджак и галстук, сам себе я казался старше и мудрее. Но было кое-что, не вписывающееся в идеальный строгий портрет. Едва ли гей может считаться представителем классического образа преподавателя. Я не хотел, чтобы пошли слухи, и потому пресек любые встречи интимного характера. По правде сказать, они и так были не частыми. Причин было несколько. Во-первых, прежде я уделял учёбе львиную долю своего времени и не считал правильным отвлекаться. Во-вторых, я был довольно привередлив в выборе партнера. Найти подходящего человека для долгих отношений было невероятно сложно. И тут, пожалуй, уместно будет упомянуть третью причину: уродом назвать меня нельзя, но я не красавец. Ко мне никогда не слетались пылкие поклонники, словно пчелы на ароматный мед. Мне приходилось быть инициатором знакомства, а я этого не люблю, сразу кажусь себе распутным. Таким образом, я решил вообще прекратить одноразовые свидания. Но возникла проблема. Я недооценил уровень своего либидо. Всего лишь год воздержания, а тело требовало физической и эмоциональной разрядки. Довольно настойчиво, стоит заметить. Я понял это, когда несколько раз поймал себя на разглядывании СТУДЕНТОВ! Похоже, выбора у меня нет. Нужно решать проблему, и я принялся планировать поездку в Лондон. Всё равно собирался навестить Джоанну. Я полгода прожил в Англии после окончания университета. Там и познакомился с этой милой девушкой. Она была несколько легкомысленной, но доброй и открытой. Мы переписывались регулярно с тех пор, как я уехал в Россию. Моя поездка к ней была запланирована позже на месяц, но не думаю, что смогу ждать так долго. Сексуальное возбуждение плохо влияет на мои умственные способности, а у меня не дописаны статья и диссертация. В Лондоне проще найти партнера, и это не станет известно студентам. Идеальный вариант. Так я решил и даже заказал билеты. Но у меня оставалось еще одно важное незаконченное дело. Квартира мне досталась от бабушки. Сталинка с высокими потолками и множеством книг. Мне нравилось, как пахнут пожелтевшие страницы. Думаю, если бы я не был преподавателем, стал бы библиотекарем. В кабинете, оставшемся после смерти деда в первозданном виде, книг было особенно много. Он тоже изучал историю и литературу Англии. Стеллажи были заставлены от пола до потолка различными изданиями, фолиантами, альбомами. А в квартире этажом выше поселилась неугомонная семья. Они делали ремонт и меняли трубы. Что-то пошло не по плану, и кабинет оказался залит водой. Потолок и стены покрылись ужасными рыжими разводами. Стеллажи, рабочий стол и паркет разбухли от воды. Книги я спас. Сосед сверху нанял человека, который сделал косметический ремонт. На пол постелили ламинат. Но вот мебель восстановить было невозможно, пришлось заказать всё новое. И теперь я жду, когда привезут и соберут то, что я долго и обстоятельно выбирал по каталогам. Компания, которую я выбрал, гордится своей репутацией и всячески её поддерживает. Сначала позвонили и сообщили, что доставка будет через двадцать минут, поинтересовались, удобно ли мне. Ровно в назначенное время раздалась трель домофона. Несколько сильных молодых людей внесли коробки и доски. Я наблюдал за всем этим, чувствуя, как выступает испарина на лбу. По случаю сильной жары одеты грузчики были весьма условно. Солнечные зайчики играли на лоснящихся от пота мускулистых спинах, а я нервно теребил свою домашнюю рубашку, изо всех сил стараясь унять желание прикоснуться, погладить. Недостойно терять над собой контроль. Грузчики вышли, поднялся сборщик. Сухощавый мужчина лет сорока пяти с седеющей щеткой усов, и я, было, выдохнул с облегчением. Увы, преждевременно. - Макс, ну хде ты есть? Геть сюды, мух напускаешь! - крикнул хриплым голосом мужчина в подъезд. Оттуда раздался смешок, и бархатный голос со сглаженной "р" ответил: - Иду я, дядь Паш. Тяжелый, зар-р-раза, ваш инструмент. Мож, перекурим? А потом вошел хозяин голоса, и у меня едва не подкосились колени. Он был воплощением силы, молодости, привлекательности. Широкие плечи, пересекаемые лямками белой майки, тонкая талия, длинные ноги, обтянутые светлой джинсой. Медово-русые волосы убраны от высокого чистого лба тонким ободком. Подбородок квадратный, губы чувственные, но не пухлые, изогнутые в легкой усмешке, ровный красивый нос и пронзительный взгляд ореховых глаз из-под темных широких бровей. Всё в нем кричит - самец! Я готов броситься ему навстречу. Обделённое лаской тело уже движется к нему, но разум берет верх, и я делаю вид, что хотел закрыть дверь. Заминка была краткой, и, я надеюсь, он не заметил. - Здрас-с-сти, - приветствует он, прогоняя волну дрожи по моей спине своим "Р". - Добрый день, - киваю я. Он протягивает руку и говорит ёмко, рублено: - Макс. - Арсений... Юрьевич, - я пожимаю его большую горячую ладонь, чувствуя смятение и не смея смотреть в глаза. Как будто он может прочесть, о чём я думаю. Я разрываю рукопожатие, моя рука осиротела. Я хотел бы держать её вечно. Я хотел бы, чтобы она держала меня. Максим разувается и проходит за старшим коллегой. Я прячусь на кухне, испуганный своей бурной реакцией. Весь остаток дня слышу его смех и жужжание какого-то инструмента. Работать не получается. Невозможно сосредоточиться ни на статье, ни на чтении. Невольно прислушиваюсь к гудению голосов. Представляю улыбающееся лицо Максима. Лабиринты мыслей увлекают меня настолько, что я не слышу, как ко мне подошли. - ...сений Юрьевич, - улавливаю я, осознав, что передо мной живой человек, а не проекция собственного сознания. - Попить дадите? - улыбается Максим, сверкая зубами. - Простите, задумался. Конечно... может, чаю? - я стараюсь изобразить радушного хозяина и поскорее увеличить расстояние между нами. - Да, чай - эт круто! - радуется молодой человек. - А ваш коллега? Павел... - предлагая Максиму закончить фразу, интересуюсь я. - Дядь Паша ушел уже. Время шесть. У него жена - гром-баба. Минута опоздания - расстрел на месте. Я сам всё соберу за пару дней, не переживайте. В лучшем виде сделаю, - обещает Максим и подходит ко мне, стоящему у раковины. Я замираю и задерживаю дыхание. Но он всего лишь хочет помыть руки. Стол накрыт, чай исходит паром, распространяя аромат бергамота и лимона. Мой гость рассматривает кухню, а я рассматриваю его. Украдкой, естественно. У него очень интересная мимика, живая, экспрессивная. - Я заметил у вас много книг, - кивая в коридор, где лежат стопками спасённые талмуды, говорит Максим, - они не на русском. - Да. На английском, - отвечаю я. - И вы их все прочитали? - интересуется он. - Не все, но большинство, - поправляя солонку и салфетницу, чтобы стояли в ряд, сообщаю я. Максим следит за моими нервными движениями, прикипел взглядом к пальцам, и я прячу руки под стол. Странное чувство, будто я ведомый. С какой стати я тушуюсь? Ведь я преподаватель, взрослый самостоятельный человек, вероятно, старше Максима на пару лет. А он, наверное, студент. - Максим, это ваша постоянная работа? - любопытствую я. Беседу ведёт тот, кто задает вопросы. - Не-а. Временная, - хрустя печеньем с орехами, отзывается молодой человек. - Вы учитесь? - для меня это важная тема. Я считаю, учиться может не всякий. И желание или нежелание развиваться и совершенствоваться многое говорит о человеке. - Я уже закончил. Колледж. - Колледж... это теперь так техникумы стали называть? - ровным голосом спросил я, скрывая разочарование. Правило жизни: красота с умом редко сочетаются. Останавливаю себя. Зачем я вообще интересовался? И почему разочаровываюсь? Меня с этим человеком ничто не связывает. Через два дня я улечу в Лондон, а он будет собирать столы и полки где-нибудь ещё. Он, скорее всего, гетеросексуален, предлагать ему я ничего не собираюсь. Даже будь судьба ко мне благосклонна и сделай она его любителем своего пола, очевидно, поговорить нам будет не о чем. Эта мысль вызывает улыбку, ведь, когда я смотрю на него, думаю совершенно не о беседах. Для того, о чём я думаю, необязателен высокий уровень интеллекта. От желания запустить пальцы в его локоны подрагивают руки, хорошо, что они под столом. Что он мог бы подумать, видя этот неврастенический тик? Вот опять. Какая разница, что он подумает? Это знакомство бесперспективно. Так и проходит чаепитие под мои мысленные мантры. Максим возвращается к работе. Я возвращаюсь к статье, но не в состоянии вникнуть в текст. Сижу и размышляю на отвлечённые темы, грежу наяву, и это не к добру. Проходит четыре часа, и молодой человек собирается домой. Я выхожу проводить. Он улыбается, прощается, обещает быть завтра с утра. Ночью лежу в темноте, отгоняя светлый образ, возникающий на обратной стороне век, стоит их смежить. Наваждение. Юный бог с волевым подбородком и томным, горячим взглядом не дает мне спать слишком долго. Ночные бдения и попытки не скатиться к подростковому самоудовлетворению, в угоду распалённой фантазии, привели к тому, что я безбожно просыпаю всё утро. Меня будит звонок в дверь, и я спешу открыть, не слишком тревожась о внешнем виде. - Ой, я вас разбудил? - осматривая бегло, спрашивает Максим. В его тёмных глазах странные огоньки, лицо немного удивлённое, на спелых губах намек на улыбку. - Простите, это моя вина. Я проспал, вероятно, не слышал будильника. Проходите, может, чаю? Вы завтракали? - сам удивляюсь тому, что говорю. Зачем, зачем я это делаю? Максим, кстати говоря, выглядит свежим и бодрым. Сегодня он в футболке и шортах до колен. Волосы аккуратно зачёсаны назад и закреплены ободком. Он проходит за мной на кухню, и солнечный луч вспыхивает золотом в его локонах. - Да, я завтракал. А вот от чая не отказался бы. Спасибо, - садясь за стол сообщает Максим. Я бестолково мечусь по небольшой кухне и злюсь на себя за эту рассеянность. Мне жарко от взгляда карих глаз. - У вас так чисто всё. Прям идеальный порядок, - замечает мой гость. - Порядок в доме - порядок в голове, - пожимаю плечами я. Всегда следую этому утверждению, поскольку часто нахожу ему подтверждения. Вот стоило появиться беспорядку в квартире, сразу и разум мутится. - А вам не скучно? Одно и то же каждый день. Жизнь - она ведь не такая... упорядоченная, - обнимая большой ладонью кружку с чаем, рассуждает Максим, улыбаясь. - Мне не скучно. Это дисциплинирует, - отвечаю я. Его слова меня задевают, не могу объяснить чем. - Прошу меня извинить, нужно привести себя в порядок. - Ага. Я выхожу из кухни, чувствуя досаду и раздражение. В ванной открываю кран и поднимаю глаза на своё отражение. О боже! Это ужасно! Я растрёпан и помят. Мышино-серые волосы торчат дыбом, щёки красные, со следами от подушки , очки криво сидят на носу, а за ними прячутся сонные серые глаза со светлыми, по-девичьи длинными ресницами. Еще и рубашку впопыхах надел вчерашнюю, мятую. Естественно, на двадцать пять я в таком виде не выгляжу. Кажусь совсем мальчишкой. Возможно, поэтому меня учит жизни мудрый сборщик мебели, закончивший техникум и выглядящий как модель с показа нижнего белья. А впрочем, какое мне дело до того, что он думает. Свои философские установки пусть оставит для других. Я самодостаточная личность с устоявшимся мнением и привычками. Не нуждаюсь в корректировке жизненных принципов и ориентиров. Я - преподаватель, в конце концов! На этой мажорной ноте я принимаюсь за утренний туалет. Через пятнадцать минут выхожу аккуратный, собранный, подтянутый. Умыт, причёсан, уверен в себе. Чистая выглаженная рубашка ждёт меня в шкафу в спальне, и я направляюсь туда, предварительно убедившись, что Максим покинул кухню. Мне неловко от мысли, что он увидит мой обнажённый торс. У меня обычная фигура. Худой, с тонкими запястьями и щиколотками, плечи не покатые, вполне мужские, но сравнения с Максимом, конечно, не выдержат. Такой развитой мускулатуры, как у него, мне не добиться. Рост средний, нет ни "пуза", ни "кубиков", из мышц я натренировал только пальцы и кисти рук. Музыкальная школа, класс фортепиано. Осанка - тоже заслуга моего преподавателя, Веры Игнатьевны. "Пальцы куполом, запястья ровно, спина прямая. Где вы видели сгорбленного пианиста, Арсений?" - говаривала она каждое занятие. Добираюсь до спальни, удачно не встретив Максима. Успеваю вернуть себе душевное равновесие и потерять бдительность. В разгар поисков рубахи в недрах вместительного гардероба слышу позади: - А дайте пакет для мусора. От неожиданности я вздрагиваю и с трудом удерживаюсь от постыдного взвизга. И всё же я опозорен. Стою полураздетый, выгляжу испуганным и истерично прикрываю бледные худые телеса, комкая найденную рубашку. - Ч-что? - Пакет. Мусорный. Я там ДСП резал и сверлил, опилки надо убрать, - объяснил Максим, глядя на меня без тени смущения. Словно для него в порядке вещей разглядывать полуобнажённых клиентов. Его взгляд, как раскаленный уголек, прожигает траекторию своего пути. Запутывается в моих волосах, но там больше нет места беспорядку. Зацепиться не за что, прическа гладкая, и взгляд соскальзывает, не удержавшись. Отражается в строгом металле оправы очков, срывается ниже, на искусанные губы, обжигает шею, грудь и нервно сжатые руки. Я чувствую, как меня заливает краска и злость на несвоевременное смущение. А также раздражение на молодого человека за его бесцеремонное вторжение в моё личное пространство. Одеться и перестать изображать статую. Так я решаю и стремлюсь скорее осуществить задуманное. Попадаю в рукава не с первого раза, пуговицы превращаются в юркие божьи коровки и убегают из под пальцев. Я выгляжу глупо и неожиданно успокаиваюсь. Пусть! Напрасная растрата душевных сил - эта глупая борьба со смущением. Иду на кухню, выдаю требуемое и удаляюсь в гостиную работать. Впрочем, скорее делать вид, что работаю. И даже это дается с трудом, потому что Максим прерывает меня, будто специально придумывая причины. После пакета для мусора ему потребовался веник, затем совок, затем тряпка. Затем попросил поставить на зарядку телефон в гостиной, мотивируя тем, что в кабинете заняты все розетки, но "батарея вот-вот сдохнет, зараза". И вообще, он ждет звонка, а там "даже мыслей не слышно", до того шумно, здесь же я услышу мелодию и смогу его позвать. Затем он стал прибегать каждые пятнадцать - двадцать минут, проверять, нет ли пропущенных. Не будь я так железобетонно уверен в его гетеросексуальности, решил бы, что это такой примитивный способ заигрывания. Меня его настойчивые визиты должны были бы злить. Но, признаться честно, я любовался им в эти минуты. Его стремительной походкой и чёткими движениями, искрящимся взглядом и лёгкой усмешкой, светлыми волосками на предплечьях и перекатывающимися жгутами мышц под персиковой кожей. От обеда Максим отказался, вместо этого стал собирать тяжёлые стеллажи, умаялся, вспотел, снял футболку. У меня фрустрация. До сих пор нахожусь под впечатлением от увиденного. У Максима идеальная фигура. Не просто красивая и не шикарная, я не оговорился, именно и-де-аль-на-я. Каждая косточка, каждый мускул, каждая венка, родинка, волосинка на своем месте. Потрясающий телесный ландшафт с тенистыми впадинами ключиц, подмышек, горными пиками позвоночника, покатыми холмиками ребер, солнечной долиной живота, изрезанной руслом пресса. Он дитя лета, знойно-загорелый, пахнущий морем и раскалённым песком. Я впитываю его звуки и запахи, понимаю, что сдерживаюсь из последних сил. Мне хочется подойти, положить раскрытую ладонь на его горячую грудь и провести широко, с нажимом. Я хочу знать, каковы на вкус нахальные губы. Мне нужно услышать его стон. Меня трясёт, я весь покрыт испариной и смущён невероятной силы напряжением в паху. Еще секунда промедления - и я сорвусь, совершу глупость. А он всё не уходит, мучает меня, словно того и ждёт. Из открытого окна плещется духота, и мой подозрительно ранний поход в душ можно объяснить ею. Так я себя успокаиваю, заскакивая в ванну. В глазах туман, как если бы я был пьян или бредил. Руки тяжёлые, дрожат, ноги не держат, подкашиваются. Сердце гулко бухает где-то в горле. Мне удается встать под душ с третьей попытки. Ладонь обхватывает напряженную плоть, и сквозь стиснутые зубы вырывается стон. Я замираю в ужасе. Громко? Позволить Максиму услышать эти пошлые звуки - всё равно что в открытую признать себя сексуально-озабоченным. Стыдно. Я давно не вёл себя как подросток в пубертатном периоде. Всегда считал, что разум выше физиологии. Что человек не глупое животное, а потому способен справиться с порывами, продиктованными всплеском гормонов. Увы, моя теория дает сбой. Вот он я, венец творения, прижимаюсь лбом к холодному кафелю, жмурю глаза до боли, дышу прерывисто, шумно. Нет! Этому не бывать! Я включаю холодную воду, до упора поворачивая рычаг смесителя. В первую секунду перехватывает дыхание и я едва не визжу позорно, как девица, увидевшая мышь. Вода ледяная. Тело покрывается гусиной кожей, ломит затылок, воздух проталкивается в легкие с усилием, мышцы скованы спазмом. Но возбуждение теряет свой накал, а скоро и вовсе проходит. Боюсь, мой истерзанный воздержанием и гормональным всплеском организм не скажет спасибо за внеплановое закаливание. Что ж, во всяком случае стрессовый метод сработал и мне удалось взять себя в руки. Надолго ли? Я впиваюсь взглядом в свое отражение в зеркале над раковиной. Меня еще трясёт, и цвет губ можно идентифицировать как синий. С волос капает, неприятное ощущение, надо сказать. Я накидываю полотенце на голову и неловким движением задеваю какую-то ёмкость. Она падает с ужасающим грохотом, который, вероятно, слышит весь дом. В ту же секунду дверь ванной комнаты распахивается. - Ты... Вы в порядке?! - слышу я взволнованный голос. - Мне показалось... Судорожно пытаюсь выпутаться из полотенца и, когда мне удаётся, замираю. Максим смотрит на меня. Нет, он СМОТРИТ с каким-то совершенно сумасшедшим выражением глаз. Его ноздри нервно расширены и подрагивают, голова вжата в плечи, будто он хищник, готовящийся к прыжку. Глаза прищурены. Дыхание становится учащённым прямо на глазах. Можно предположить, что он возбуждён, но я не верю, что мои сомнительные прелести его соблазнили. Не верю ровно до тех пор, пока он не делает стремительный шаг вперед и не прижимается всем своим идеальным горячим телом ко мне. Руки Максима обхватывают меня поперёк живота, нос утыкается в затылок, раскрытым ртом он слегка водит по чувствительной коже шеи, обжигая жарким дыханием. У меня подкашиваются колени, твердеют соски и встает член. Сквозь ткань его шорт я ощущаю внушительную выпуклость, твёрдую и горячую. Загорелые пальцы гладят-пересчитывают рёбра, пощипывают сосок, бёдра толкаются в меня, вжимая в край раковины. Я осознаю, что опираюсь на неё руками, чтобы не упасть, а ещё, что я не возражаю. Я не делаю ничего, чтобы остановить Максима. Он и не спрашивает. Его губы, почти не касаясь, водят по выступающим позвонкам, и меня потряхивает. Большая, немного шершавая ладонь гладит грудь, живот, спускается к паху, по внутренней стороне бедра. Запястье прижимается к моим яичкам, и я судорожно втягиваю воздух. Он гладит и притягивает ближе, вжимается в меня сзади раз за разом. Это почти секс. Нет, это уже секс, только он пока одет. Последнее обстоятельство Максима раздражает, как успевает заметить мой затуманенный мозг. Он неохотно отрывает от меня свою руку, вжикает молнией, приспуская шорты. Его твердый член упирается мне в поясницу, левая рука скользит по груди вверх и слегка сжимает горло. На правую Максим плюёт и растирает по стволу. Потом плюёт еще раз и проводит у меня между ягодиц. Его движения вовсе не ласковые, они требовательные и сильные. Но мне хорошо, меня заводит его уверенность. К чёрту здравый смысл! Я хочу! Он не миндальничает и не кружит вокруг да около. Головка его члена протискивается в меня. Это немного больно, и я привстаю на носочки, инстинктивно избегая неприятных ощущений. Уверенная рука прижимается к низу живота и пресекает любые трепыхания. Он входит осторожно, но неуклонно. Я чувствую, как насаживаюсь все сильнее, как упираются бедра Максима в мои. Почти чересчур для меня, и я не сдерживаю стона. Как его много, как горит всё там внизу. Каждое его движение, даже самое лёгкое, я чувствую. Максим покачивает бёдрами, заставляя меня задыхаться. Или это его рука на моем горле, вынуждающая откинуть голову назад, не дает мне дышать свободно. Максим не спрашивает, готов я или нет, он просто выходит и толкается обратно, мощно, глубоко, до предела заполняя меня собой. Вжимаясь в меня так сильно, что я чувствую, как жёсткие волоски щекочут мою промежность. Ни секунды промедления, толчок. Он берёт ритм и врывается снова и снова. Я открываю рот и жадно дышу, всё ещё пытаясь встать на носочки. В одно из особенно сильных проникновений я вскрикиваю жалобно, слышу, как Макс рычит, и чувствую, что он ускоряется. Он вылизывает мою шею, покусывает бледную кожу, и сквозь ресницы я вижу, как у его отражения перекатываются мускулы на плечах при очередном толчке. Хриплое дыхание опаляет моё ухо. Охотник, завоеватель, самец. Он победил меня и пользуется своим правом сильного. Я сдаюсь. Мне уже не больно. Мне хорошо. Я обнимаю его, закидывая руку назад, за голову. Я насаживаюсь, шлёпая ягодицами по его коже. Я хнычу и сжимаю пальцы на его руке, безмолвно упрашивая приласкать меня, позволить мне достичь оргазма. Максим скользит во мне быстро-быстро, я не успеваю за ним. Мне осталось совсем чуть-чуть, но я не успеваю. Всё гонюсь, гонюсь, двигаюсь рвано и отчаянно, задыхаюсь, кусаю губы и жмурю глаза. Всё во мне молит об освобождении. Максим снисходителен, его горячая ладонь сжимает мой член и играет с головкой. Тело будто обдают кипятком, я содрогаюсь, вскрикиваю и выплёскиваюсь в раковину. Максим закусывает губу. Я чувствую, как еще больше твердеет и увеличивается во мне его член, он делает несколько лихорадочно быстрых толчков и сдавленно стонет. Максим совершает лёгкие фрикции, позволяя себе излиться в меня до капли. Его руки расслабляются, тяжелая голова упирается мне в шею. Я часто дышу и рассматриваю в отражении бешено пульсирующую венку на шее Максима и красные следы его поцелуев. Сердце понемногу сбавляет обороты, а я задумываюсь о том, как себя дальше вести. Не самое удачное место и положение. Член в анальном отверстии не способствует мыслительному процессу. Поэтому выпутываюсь из сильных рук и шагаю в душевую кабину. По внутренним сторонам бёдер течет семя, становится липким. Что я чувствую? Сожаление? Мне не хочется обвинять Максима. Я ведь сам позволил, не возразил. Мне было хорошо. Но что сейчас? Он уйдет, и я больше его не увижу? Я вздрагиваю, когда горячая ладонь намыливает мне ноги с внутренней стороны, смывая скользкие потеки. - Я не буду извиняться, - говорит Максим спокойно. - Ты хотел этого. Я не слепой, видел, как ты смотришь. - Разве я просил извинений? - пожимаю плечами. - Я видел билеты в комнате, ты уезжаешь? - Да. - По делам? - Нет, я собирался там заняться своей "проблемой". - Какой проблемой? - Максим льёт гель для душа на мочалку и начинает меня мыть. - Хотел найти партнёра, чтобы на людей не кидаться, - объясняю я. Рука с мочалкой замирает на миг. - Сложная комбинация. Не проще пойти в клуб? - Могу встретить своих студентов. Это крайне нежелательно. - Ну, уезжать в другую страну всякий раз, как приспичит, тоже не выход. Ты что, каждые выходные ездишь? - Нет. - Чаще? - Я способен контролировать своё либидо. Почти всегда... просто слегка затянул. - Мда? В смысле, воздерживался? И как долго? - Год. Максим шумно втягивает воздух, но от своего занятия не отрывается. От расспросов, впрочем, тоже. - И тебе правда нравится так жить? - Как? - По расписанию. Книги по алфавиту, одежда по цветам. Полотенца параллельно полу, солонка с перечницей в ряд. - Порядок ди... - Дисциплинирует. Ты говорил. А тебе это кто сказал? - Бабушка. Умная была женщина, и у меня нет оснований ей не верить. - Но это же против природы. Тебе сколько, двадцать три? - Двадцать пять! - Тем более. А ты зарылся в свои книжки. Разве так можно? - Послушай, Максим. То, что ты... проявил ко мне интерес, а я тебя не остановил, вовсе не значит, что ты имеешь право указывать мне как жить! - выхожу я из себя наконец. - Не бесись. Я просто не понимаю. Ладно, замнём. Вымытые и благоухающие, мы устраиваемся на кухне с чаем и беседами на нейтральные темы. Я понимаю, что у этих отношений нет будущего, но не спросить выше моих сил. - А ты дальше учиться не планируешь? - Ммм, нет. Хватит, научился. Буду отцу помогать, - улыбается Максим. - Тебе этого хочется или от тебя этого ждут? - уточняю ровным голосом. Мне интересно, это всецело его решение, или оно навязано деспотичным родителем. - Мне, конечно. Я за себя сам решаю, не маленький. Тем более бате нужна помощь, он зашивается. Мы молчим некоторое время. Я раздосадован, а мой гость подозрительно задумчив. - А ты всё-таки поедешь в Лондон? - задаёт он наконец так волнующий его вопрос. - Конечно. У меня билеты заказаны, - соглашаюсь, размышляя, почему его это интересует. Я был удивлён, честно говоря, что он не покинул мою квартиру сразу после... инцидента в ванной. - И что, будешь там искать партнёра? - это произнесено недовольным тоном, но разбираться в причинах мне недосуг. - Нет. Я не люблю быть инициатором, знакомиться. Делаю это только когда нет вариантов, - пожимаю плечами. - Для меня нетипично поведение, подобное сегодняшнему. - Хочешь сказать, обычно клеишь ты, а не тебя? - удивляется Максим. - Да, разве не очевидно? - недовольно морщусь. Эта тема не поднимает мне настроения. - Я не отличаюсь привлекательностью. Мой гость совершенно внезапно закашливается, брызгая чаем вокруг, судорожно пытается прокашляться. - Это тебе тоже бабушка сказала? - успокоившись и отдышавшись, интересуется Максим. - Глупые шутки. Это говорит моя логика и наблюдения. - Не, только если ты ходишь в клуб такой же скучный и зализанный, как... да ладно?! Я вздёргиваю подбородок. Не стану спорить с ним. Решать, как мне выглядеть, определённо не его право. - Серьёзно? Ты что, в костюме ходишь в клуб? Конечно, к тебе никто не клеится: они думают, наверное, что ты занят. В ролевых играх, например. - Перестань. Это совершенно не смешно. Меня устраивает моя внешность, какая бы заурядная она ни была. Не стоит убеждать меня в обратном, - говорю я. Мне надоело вести этот бессмысленный разговор, и я поднимаюсь со стула. Статья и диссертация. А завтра вылет, и нужно ещё упаковать чемодан и ничего не забыть. Максим настигает меня в гостиной, разворачивает и ведёт в спальню. Я вновь позволяю ему собой управлять. Мы останавливаемся перед зеркальной дверью шкафа-купе. - Ты очень красивый, - шепчет он мне на ухо и снимает с меня очки, - у тебя потрясающие глаза и волшебные ямочки на щеках. Его длинные пальцы ерошат мои волосы, проводят по щекам, шее, и я краснею от смущения. - У тебя божественная кожа и губы. Я хочу... - Максим не договаривает, он поворачивает моё лицо к себе и целует страстно, властно. - Ты стройный, но не тощий, - расстёгивая на мне рубашку, пуговица за пуговицей, говорит Максим завораживающим голосом. - Обалденная фигура. А задница твоя - просто дар свыше. Я серьёзно, половина геев душу бы продали за такую задницу, - шепчет мне в ухо ласковый голос. В какой-то миг я понимаю, что стою перед зеркалом совершенно голый и растрёпанный, зацелованный и раскрасневшийся. И сейчас я понимаю две вещи: я не на шутку возбужден, и Максим прав - действительно красивый. Впрочем, своё утверждение мой гость доказывает не раз весь последующий вечер и часть ночи. Так много секса не было в моей жизни никогда прежде. И никогда я не чувствовал себя настолько желанным и свободным рядом с другим человеком. Это было опасное чувство, слишком приятное. К хорошему быстро привыкаешь, но оно имеет свойство быстро заканчиваться. Вот и наша ночь подошла к концу, небо озарилось рассветом, и уродливая реальность вытеснила романтический флер. Я мечусь по квартире в поисках необходимых вещей и укладываю их в чемодан, лежащий на кровати. Максим наблюдает за мной, расслабленно раскинувшись поверх покрывала. Он уже принял душ, оделся и выглядит поразительно бодрым для человека, который спал от силы три часа. - На сколько ты улетаешь? - слышу я. - На две недели. - Значит, вернёшься в конце месяца. Позвони мне, я тебя встречу. Я замираю с рубашкой в руках. Настал тот момент, когда Разговор неизбежен. Не хочется делать этого, в груди предательски тянет, но я всё решил ещё вчера. - Не стоит, - говорю я. - Да мне не сложно... - Нет. Я говорю, что нам не стоит продолжать. - Та-а-ак. Почему? - Максим, ты очень красив. Не думаю, что у тебя недостаток в поклонниках и поклонницах. Это был интересный опыт и хороший с... вечер. Но едва ли у нас выйдет что-то. Мы слишком разные. Нас ничего не связывает, - пытаюсь я донести свою мысль. - Откуда ты знаешь, что ничего не выйдет? Ты ведь даже не пытался, - возмущается Максим. Он зол. - Это и так понятно. У меня устоявшаяся жизнь, правила и принципы, которые тебе не нравятся, которые ты не приемлешь. Ты не сможешь жить по ним. А я не готов кардинально менять свой жизненный уклад даже ради симпатичного парня. - Погоди. То есть, ты пытаешься сказать, что я тебе не пара? - Ну-у-у, если очень утрированно, то так и есть. Посуди сам, я преподаватель в институте. А ты закончил техникум и не собираешься учиться дальше... - Далась тебе эта учёба! - Учёба - это показатель. К чему стремится человек, довольный корочкой о средне-техническом образовании? Никакого развития и самосовершенствования. Мы сможем быть интересны друг другу только в постели, но со временем эта сторона отношений приестся и что тогда нас будет связывать? - А ты, оказывается, сноб и ханжа, - зло прищуривая глаза, говорит Максим, - я правильно сказал, профессор, или напутал чего? Где уж мне, недоумку, до вас. - Это не снобизм и не ханжество. Я просто реально смотрю на вещи. Ты - хаос. А я привык, что порядок... - Знаешь что, Сеня, задолбал ты со своим порядком. Ты меня разочаровал. Глупый мальчишка, мнящий себя взрослым и солидным. Ты совершенно не знаешь жизнь, потому что прячешься от нее за своим идеально отглаженным костюмом и сияющими туфлями. Хаос - это жизнь. Мы все произошли из беспорядка, вся наша жизнь - череда случайностей и хаоса. На этом свете не было бы ничего, если бы все жили по правилам, если бы боялись выйти за рамки, раздвинуть границы. Ты, наверное, хочешь, чтобы тебе подражали твои студенты? Не будет этого. Подражают счастливым, успешным людям. А ты похож на чёртов трамвай. По одним и тем же рельсам. Унылое зрелище. Мне показалось на секунду, что твой внутренний огонь вырвется на свободу, стоит только подтолкнуть, но ты тушишь его всеми силами, загоняешь внутрь и перекрываешь кислород. Ты скоро станешь совсем скучный и совсем одинокий. Мне жаль. Но винить можешь только себя. Я стою, ошарашенный этим выплеском эмоций. Во мне поднимается возмущение и обида. Иррациональная обида. Ведь я добивался именно этого, чтобы он ушёл и не пытался со мной контактировать. Так почему же печёт в груди? В прихожей хлопнула дверь. Максим ушел, как я планировал. Только что-то подсказывает мне, что вовсе не этого я хотел. Поездки хуже у меня не было. Всё время в голове у меня вертелись мысли о Максиме и его слова. Я придумывал достойные ответы на его злые реплики. Опровергал унизительные обидные утверждения. Вскипал и мысленно ругался, потом впадал в тоску и депрессию. А однажды под влиянием момента спросил у Джоанны, действительно ли я скучный? Она помялась немного, но призналась, что да. Я скучный. Я "застёгнут на все пуговицы", как бывает только с военными и пожилыми консервативными людьми, на её взгляд. На вопрос, почему же она общается со мной, Джоанна ответила, что ждёт, когда найдётся человек, который меня растормошит. Потому что "во мне определённо есть огонь". Что за таинственный огонь? Слава богу, что я гей, ведь я совсем не понимаю женщин. Все эти воображаемые споры сводились в итоге к одному: мыслям о Максиме. Я видел его ореховые глаза словно наяву, стоило лишь прикрыть глаза, широкие плечи и большие ладони. В голову не шло ничего стоящего, не интересовали достопримечательности и красоты. Всё, чего мне хотелось, это увидеть Максима и доказать ему, как сильно он не прав. Потом - увидеть Максима и постараться объяснить всё мягче, извиниться. Потом - просто увидеть Максима. Мне было интересно, где он сейчас, чем занят? Или кем? Помнит ли он меня еще? Захочет ли он со мной разговаривать? Каково это - просыпаться с ним рядом? А жить? Может, если бы я не рубил с плеча, мы смогли бы постепенно притереться. Я бы убедил его, что он способен на большее и должен получить высшее образование. Я бы постарался не так сильно зацикливаться на полотенцах и солонках. Мы бы придумали общие правила... возможно ли было бы это, если бы я всё не испортил? И, как вишенка на торте, робкое: "Может, ещё не поздно?". Прилетаю вечером, долго добираюсь домой. Первое, что я делаю, захожу в кабинет, в котором не был с момента начала сборки. Вся мебель собрана, слегка пыльно, но мусора нет. И вот оно - то, что мне нужно! Причина, способная оправдать новую встречу с Максимом. Почти у самой двери стоят большие сумки с инструментами. Как же он работает без них? Или уже не работает? Ведь за такую оплошность вполне могут уволить. Я бросаюсь искать визитку мебельной фирмы, чтобы тотчас объяснить ситуацию и спасти Максима. Но, когда нахожу, мой взгляд падает в окно, на светящиеся неоном и рыжими фонарями улицы. Вечер. Почти ночь. Я никого не застану на месте. Меня ошеломляет осознание только что произошедшего. Насколько сильно мне необходима эта встреча, оказывается. Как неудержимо жажду я дать себе ещё один шанс. И раз так, пусть! Попробую. Именно в этот раз проявлю решительность, постараюсь исправить свою ошибку. Извиниться за надменность и ограниченность. Ведь я скорее буду сожалеть о не содеянном, чем о провальной попытке. Принятое решение успокаивает мои расшатанные нервы и дрожащие руки. Чашка травяного чая и сон проясняют разум. Сейчас, сидя поздним утром на уютной кухне, я не настолько взбудоражен, как вчерашним вечером, но доля волнения присутствует. Нотка его ощущается в моем голосе, когда я приветствую девушку, ответившую на звонок. Разъяснить ситуацию оказалось не так просто, но нам удалось достичь взаимопонимания. Однако это не особенно результативно. Менеджер Анна с милым голосом, к сожалению, не может мне помочь. В штате компании нет сборщиков по имени Максим. Я упоминаю другого известного мне человека "дядь Пашу", уточняю дату сборки и прошу связаться с ним. Анна дает слово всё узнать и перезвонить. Я в ожидании меряю шагами кухню и постоянно смотрю на телефон. Спустя двадцать бесконечных минут он наконец издаёт мелодичную трель. Анна радует меня вестью о том, что искомый Павел существует и подтвердил дату и адрес вызова. Поэтому за инструментами сегодня приедут, если мне, конечно, удобно. Я разочарован тем, что найти Максима мне не удалось. Но еще не всё потеряно. У меня будет возможность расспросить этого самого Павла, когда он приедет за инструментами. Этой мыслью утешаю себя и стараюсь занять свободное время полезным делом, чтобы не гадать о том, что сейчас с Максимом. Разбираю вещи, устраиваю стирку и уборку. Расставляю книги в новые стеллажи. Едва не роняю лампу, резко и неловко повернувшись на трель звонка. Торопливо отпираю дверь, однако за ней вовсе не Павел. Молодого человека зовут Влад, и он пришел забрать инструменты. С его слов я понимаю, что он водитель-грузчик и проездом часто бывает в моём районе. Сказать, что я разочарован - ничего не сказать. Я интересуюсь у Влада, знаком ли он с Максимом. Увы, не знаком. - Я эта... видел, что дядь Паша с каким-то патлатым парнем на сборку поехал. А чё за перец - не в курсе. Стажёр, наверно, - доверительно сообщает мне Влад. - Как вы думаете, что грозит стажёру за утерю инструментов? - решаюсь поинтересоваться я. - Ну знамо чё, высчитают из зарплаты и уволят к едрене фене. Нахрен нужны такие забывальщики. Никаких инструментов не напасёсся... и бензину. Ну бывайте. И эта... спасибо за, как там, сознательность, - ухмыляется юноша и отбывает. Я в смятении и панике. Возможно, даже скорее всего, Максима уволили. Это моя вина, ведь не скажи я тех несправедливых обидных слов, он не ушёл бы столь стремительно. А я, к тому же, ещё и уехал на две недели. Руководство могло ошибочно решить, что инструменты не будут возвращены. Это могло быть даже расценено как хищение. Я не могу позволить нести наказание невиновному человеку, я должен разобраться в этой абсурдной ситуации. И потому я снова звоню в мебельную компанию. На сей раз мне отвечает другая барышня, Юлия, и я прошу её соединить меня с отделом кадров. Юлия объясняет, что они не в праве предоставлять подобного рода информацию и она вынуждена мне отказать. Я размышляю на тем, как мне добиться решения своего вопроса. Меня осеняет мысль посмотреть контактную информацию на сайте компании. Там указан номер диспетчерской службы, по которому я сегодня уже дважды звонил, и номер приемной генерального директора. Я медлю всего секунду и набираю второй. - Приемная генерального директора компании "Тетра", Ольга. Здравствуйте, чем могу вам помочь? - Добрый день, Ольга. Мне необходимо связаться с отделом, отвечающим за увольнение сотрудников. Служба безопасности или отдел кадров... - Разрешите поинтересоваться, с какой целью? - У меня есть основания полагать, что недавно из вашей компании был несправедливо уволен сотрудник. - О ком конкретно идет речь? - Молодой человек по имени Максим, фамилию я, к сожалению, не знаю, производил у меня сборку мебели две недели назад. Он оставил инструменты в моей квартире, а позже не мог их забрать, поскольку я срочно уехал из страны и вернулся только вчера. - Он приходил к вам? Жаловался? - Нет. Мне сказали, что он не значится среди штата. - И вы звоните чтобы восстановить его в должности? Я так понимаю, вы с ним не знакомы... - Нет. Просто это не его вина, что он не вернул инструменты вовремя. У него не было к ним доступа. Не взламывать же ему квартиру, в самом деле. - Это мило с вашей стороны - побеспокоиться о судьбе человека, я сделаю себе пометку и узнаю, что можно сделать. Спасибо за... - Подождите, Ольга! Я бы хотел связаться с ним. Извиниться за доставленные неудобства. Вы можете мне помочь? - К сожалению, это личная информация... Здрасьте, Максим Борисыч, итальянцы завтра в час, - говорит девушка кому-то и возвращается к разговору со мной. - Извините. По закону мы не имеем права... - Я же не прошу сказать мне адрес или выслать ксерокопию паспорта. Только номер телефона... - Извините. До свидания, - решительно произнесла Ольга и положила трубку. Что-то подсказывает мне, что звонить - бесполезное занятие. Если я приду в офис, от меня будет сложнее отмахнуться. Я не теряю времени зря. Собираюсь и выхожу из дома, уточняя местоположение офиса компании "Тетра" через 2гис. Дорога занимает у меня около сорока минут, близится конец рабочего дня, и я боюсь не успеть. На входе в офисное здание сидит охрана, но целью моего визита они не интересуются, лишь флегматично наблюдают, как я захожу в лифт. Судя по схеме, офис "Тетра" находится на седьмом этаже. Я, признаться, нервничаю, сам не зная отчего. Планирую диалог с Ольгой, но первый, кого я вижу, выйдя из лифта, - Максим. Он что-то читает в телефоне и поднимает свои коньячные глаза только после моего: - Максим? - Арсений Юрьевич, не ожидал вас встретить, - выгибает бровь молодой человек. - Максим, как удачно, что вы оказались здесь. Я хотел просить Ольгу дать мне ваш номер... - улыбаюсь я, с облегчением понимая, что судьба дала мне шанс все исправить. - У вас какие-то претензии? - хмурится Максим. - Нет, что вы! Я приехал и увидел, что инструменты всё ещё в квартире. Стал звонить в компанию, а мне сказали, что вас нет в штате. А Влад... водитель-грузчик думает, что вас наверняка уволили. Я попытался объяснить вашему руководству, что вашей вины здесь нет, но мне показалось, что этому вопросу не уделили должного внимания. И вот я здесь... Я хотел извиниться, - сбивчиво заканчиваю я и чувствую, что краснею. Максим смотрит на меня, склонив голову и недоверчиво щурясь. - Значит, извиниться. Только за это? - карие глаза впиваются в меня испытующе. - Нет, не только... - тихо говорю я. Максим размышляет секунду и говорит: - Идите за мной. Он разворачивается и уверенно шагает по коридору, а я следую за ним. Мы оказываемся в стильно обставленной комнате, которую мой отвлечённый разум идентифицирует как приемную. За секретарским столом сидит изящная девушка редкой красоты. Она поднимает голову от каких-то бумаг, и её глаза удивлённо расширяются. - Что-то случилось, Максим Бо...? - начинает она, но мой спутник её перебивает: - Ничего, Оль. Иди домой пораньше. - Хорошо... - Проходите, Арсений Юрьевич, - распахивая передо мной дверь кабинета, приглашает Максим, я вхожу, оборачиваюсь, и мне приходит наконец в голову спросить: - Я полагаю, вас не уволили. А вам ничего не грозит за то, что мы здесь разговариваем? - Ничего, не беспокойтесь. Вы собирались просить прощения, приступайте, - довольно грубо говорит Максим. - Да, я хотел... я вёл себя высокомерно и предвзято. С моей стороны это было некрасиво. Простите меня, Максим. - Я думал, вы будете усерднее... - усаживаясь на кожаный диван, говорит молодой человек. Его поза и тон чересчур развязны, и раздвинутые ноги, кивок и взгляд, указывающий на ширинку, слишком красноречивы. Он хочет, чтобы я загладил свою вину оральными ласками? Моё смятение наверняка отражается на лице, но ответить я не успеваю. В кабинет заглядывает Ольга. - Максим Борисыч, я пошла. Не забудьте про итальянцев завтра, - говорит девушка, а мой взгляд привлекает золотистая табличка на двери с выгравированной надписью: "Четверяков Максим Борисович. Генеральный директор ООО "Тетра". Ольга исчезает, дверь закрывается, а я всё смотрю расширившимися от осознания глазами в пустоту. - Арсений Ю... - Это, наверное, было очень смешно, - говорю я, всё ещё глядя в никуда. - Так у вас принято? Приходите на досуге к клиенту мебель пособирать? А тут ещё такой недалёкий попался, чуть ли не сам задницу подставил, почему бы не воспользоваться. Наплести про красоту. Состроить из себя дурачка. Колледж, как же... Потом разобидеться, уйти. А он прибежит, как дурак будет просить: не увольняйте хорошего парня Максима, он ни в чём не виноват. А тут можно ещё и минет по такому делу оформить. Надеюсь, я выполнил свою задачу. Развлёк вас, Максим Борисович? Я не хочу видеть его и не хочу, чтобы он видел меня, поэтому отворачиваюсь и стремительно покидаю кабинет. Нет сил ждать лифта, дальше по коридору мелькает табличка "Выход", и я бездумно шагаю на лестницу. Иду, бегу вниз, перепрыгивая по две-три ступени. Вылетаю из здания запыхавшийся и разбитый. Мне стыдно за свою доверчивость. Я ведь взрослый человек, но какой же глупый. Если вдуматься, я отдался первому встречному, без возражений, не проявив и капли благоразумия. Он ведь даже не предохранялся. Ты, Сеня, безмозглый кретин, такого только дурак в дерьмо носом не ткнёт. Возомнил себя примером для подражания. Вот, наверное, господин директор повеселился. Смешно, когда тебя, успешного человека, безмозглая давалка жизни учит. Я придумываю себе все более обидные определения. Нарочно растравливаю рану, чтобы за гневом и стыдом спрятать обиду. Жгучую, поселившуюся в груди, вызывающую короткие сдавленные вздохи и злые слезы. Он казался таким настоящим, так понравился мне своей напористостью и незамысловатыми комплиментами, своей простотой и лёгкостью. Но все это, оказывается, только маска. Циничная игра хорошего актера. Не существует того человека, о котором я думал последние две недели не переставая. Нет его и не было. Хотя чего я ждал? Ведь знал, что не заслуживаю любви, что недостаточно хорош, чтобы нравиться кому-то. Мне повторяли это много лет, а я отчего-то все надеюсь. Глупый, бестолковый мальчишка. Бесполезная трата времени и генного материала. Совсем не похож на отца. Я брожу по набережной и знакомым с детства дворам. Покупаю сигареты и курю одну за одной, глядя на тонущее в воде солнце. Ветер безжалостно треплет мои волосы, но мне плевать впервые за двенадцать лет. Чувств слишком много. Они переполняют меня, и я отказываюсь их сдерживать. Мне кажется, что моя кожа вся высохла от сильного ветра, пошла трещинами и вот-вот сползёт с меня и вместе с ней тот идеальный образ, что я старательно поддерживал. А вместо неё будет новая, ранимая, настоящая. Буду я, безбашенный, глупый, дерзкий, но свободный от всех Правил и Обязанностей, от Долга и Ожиданий. В горле першит, руки покрыты гусиной кожей и комариными укусами. Холод делает дыхание лёгким, а голову пустой. Мне грустно, но я больше не злюсь. Мне хочется перевернуть этот лист и начать всё заново. Первое, что я сделаю, когда приду домой, разведу бардак. Нормальный житейский бардак, который бывает у холостых парней моего возраста. И выкину к едрене матери ее долбаный сервиз, он никогда мне не нравился. А потом замучу ремонт в остальных комнатах. И пусть она в гробу вертится, сколько влезет. Потому что её больше нет. А я есть! Кстати, есть охота, решаю я и заворачиваю в супермаркет по дороге домой. Мысли о Максиме всё ещё просачиваются из дальнего уголка, куда я их запихнул. От этого щемит в груди и щиплет глаза. Но всё проходит. Даже самое страшное горе стирается со временем из памяти. А это тем более забудется. Нужно просто подождать, занять себя делами, отвлечься. Если бы это было так просто. Я вздыхаю тяжело, подходя к двери подъезда, и шарю по карманам в поисках магнитного ключа. И в этот момент слышу: - Сеня, мы можем поговорить? Сердце, глупое, обрывается в груди. Рука вздрагивает от неожиданности, и я роняю найденную связку ключей. Максим наклоняется и поднимает их. Как я сегодня сразу не заметил, что он в дорогом костюме? Как я вообще мог принять его за простого сборщика мебели? Где были мои глаза? У него такая царственная осанка и властный голос. И проницательные глаза... - Я думал, мы всё обсудили. Отдайте... - протягиваю я руку за ключами. - Не глупи. Ты понял всё не так, - спокойно и немного снисходительно говорит Максим. - А это можно как-то по-другому понять? - удивляюсь я. - Ты уверен, что спорить здесь - хорошая идея? - досадливо морщится господин Четверяков. - Пошли к тебе, поговорим спокойно. Я не успеваю возразить, как он выхватывает у меня пакет с покупками и подталкивает впереди себя в подъезд. В квартире я решаю его игнорировать. Рано или поздно ему надоест, и он уйдет. А я пока сделаю, что собирался. Приготовлю "вредную плебейскую пищу". Максим, нахмурившись, наблюдает, как я раскладываю продукты по местам. Включаю духовку. Мою руки, достаю большую чашку, смешиваю в ней треть стакана теплой воды, стакан муки, столовую ложку растительного масла, пол столовой ложки мёда и чайную ложку дрожжей. Не отрываясь, следит, как я снимаю тонкий кардиган и закатываю рукава рубашки до локтей. Опускаю руки в миску и начинаю замешивать тесто. Это занимает у меня минут десять. Готовый колобок я оставляю в чаше и накрываю ее полотенцем. Максим всё ещё молчит. Я нахожу в холодильнике томатную пасту и майонез, кладу по две столовых ложки того и другого в небольшую мисочку и засыпаю туда же разные травы и специи, медитативно перемешивая всё это вилкой. Потом достаю четыре обычных сосиски и режу их кругляшами, та же участь постигает маринованные огурцы. Натираю сыр на крупной тёрке и думаю. На миг все проблемы отступают, и мне мерещится, будто это обычный вечер. Я понимаю, что мне бы хотелось такого домашнего уюта. Совместных ужинов и просмотров фильмов, сна в обнимку и кофе в постель утром. Мечты прекрасны, реальность уродлива. Максим не делает попыток привлечь моё внимание. А я вновь занят тестом. Раскатываю его до плоской лепёшки, верчу в руках, истончая и растягивая. Кладу на пекарскую бумагу в противень. Смазываю лепёшку майонезно-томатной смесью, художественно раскладываю сосиски и огурцы, посыпаю всё это сыром и отправляю в духовку на 15-20 минут. Духовка раскалена до 200 градусов, лицо обдаёт жаром, я чувствую, как краснею. А может, щёки заливает предательский румянец от мысли, что мне пока больше нечего делать и станет сложнее игнорировать Максима. Я сбегаю. Иду в спальню, но растерянно замираю. Не хочу переодеваться, пока он здесь. Неужели ему не надоело? - Долго ты будешь от меня бегать? - раздаётся прямо за спиной. Я вздрагиваю и отхожу, пытаясь скрыть пробравшую меня дрожь. Спальня не многим лучше кухни. Здесь немного просторнее, но все равно Максим занимает непозволительно много места. - Уходите, пожалуйста, - прошу я. Мой голос звучит скорее умоляюще, нежели твердо. - Сеня, я не развлекался за твой счет. Я не обманывал тебя намеренно. Послушай меня. - Я не хочу. Я не хочу слушать. Уйдиии... те, - желание зажать уши руками настолько сильно, что я нервно сцепляю пальцы. - Не уйду. Я уже ушёл один раз. Ты меня выслушаешь! - рявкает Максим. К черту, пусть говорит, что хочет, и проваливает, решаю я. Поднимаю на него глаза. - Я не врал про образование, просто не стал поправлять. Я закончил Хартфорд колледж. Тот, что в Оксфорде. Сборкой мебели я занимался не для развлечения. Я проверяю все отделы. Фабрику, дизайнеров, продажников, бухгалтеров, сборщиков... Мне нужно оптимизировать работу каждого отдела, для этого надо изучить его изнутри. На сборщиков всегда много жалоб, - Максим пожимает плечами и садится на кровать, упираясь локтями в колени. - Отец считает меня раздолбаем. Поспорил со мной, что я не смогу раскрутить компанию. Он передал филиал под моё начало. На самом деле он знает, что я могу, просто сыграл на моём азарте и пристроил к делу. Вот я и вникал, ездил по адресам с дядь Пашей. Пришёл, а тут ты. Конечно, я видел, как ты смотришь... но я тоже смотрел. Глаз не мог отвести. Такой холодный с виду, пай-мальчик. А в глазах столько огня! Я, когда увидел тебя взъерошенного утром, никак успокоиться не мог. Думал только об одном: Хочу! А потом в ванной... Сумасшедшая ночь! Ни с кем так не было. Не захотел отпускать. И тут ты со своими снобистскими замашками. Не подходим мы, видите ли, друг другу. Я обиделся, психанул. Когда остыл, ты уже уехал. И вот сегодня ни с того ни с сего заявляешься аккурат ко мне в офис. И вид такой невинный и обеспокоенный. Передумал вдруг, извиняешься. Я подумал, что ты узнал, кто я, и решил, что такая партия тебе подойдёт, вот и изображаешь мальчика-колокольчика. А ты не изображал, ты и есть такой. Прости меня, Сеня. Оба хороши, сначала ты начудил, потом я. Давай забудем и начнём сначала? Он встаёт, подходит ко мне и обнимает большими ладонями моё лицо. Вглядывается в глаза, проводит пальцами по губам. Я под гипнозом. Я не могу и не хочу сопротивляться. - Прости, Сень, - шепчет он и целует. Нежно, трепетно, ласково. Целует - восхищается, целует - поклоняется. И я таю, как снег на весеннем солнце. Размякаю и сдаюсь. Истома накрывает меня, сильные руки опутывают, поцелуи лишают рассудка. На периферии сознания пиликает автоматически отключившаяся духовка. Помню дальнейшее урывками на уровне ощущений. Я чувствую покрывало голой кожей. Воздух холодит обнажённое тело. Лёгкие, почти невесомые прикосновения, словно я состою из тончайшего льда, хрупкого и недолговечного. Максим плавит меня своим горячим дыханием, своими глазами цвета топлёной карамели. Я смотрю в них и почти чувствую запах корицы. Чувствую восторг и жар. Пробивающаяся щетина царапает чувствительную кожу живота и внутреннюю сторону бёдер. Пальцы оставляют розовеющие отпечатки на груди и рёбрах. Губы обжигают пах, скользят и хаотично целуют. Тёплые волны качают меня, то накрывая с головой, перехватывая дыхание, то вскидывая на гребне и резко роняя вниз. Он на мне, во мне. Секунда резкой боли - и ее грейпфрутовый отголосок, томительно распускающийся удовольствием. Я лежу на Максиме, утыкаясь носом в его влажную от пота шею, колючий подбородок царапает плечо. Во мне быстро движется его напряжённый член, постоянно задевая простату, и кажется, что каждый мускул скрежещет и скрипит, как натянутый трос. Я струна, я пою. Покалывающий горячий ком в паху растёт, ширится и подступает. Я кончаю с криком, потому что оргазм не дарит мне освобождения. Наоборот, мое тело скручивает, прошивает спазмами. Мышцы живота судорожно сокращаются, в промежности тоже спазмы, заставляющие мой член извергать семя, казалось бы, бесконечно. От этого ощущения темнеет в глазах, оно совершенно непередаваемо. Позже снова теплые волны качают меня, голова мерно поднимается в такт с дыханием Максима, потому что уютно устроена на его груди, а сам я обвиваю его руками и ногами. Между ног липко, спина ноет, плечо саднит, но я никогда не чувствовал себя лучше. После быстрого душа мы устраиваемся на кухне. Я режу ещё теплую пиццу. Максим наливает чай. Может, это не самый подходящий момент, но мне нужно, чтобы не осталось ничего недосказанного. - Когда мне было десять, мои родители развелись. Я остался с мамой, отец мной не интересовался. Потом мы узнали, что он погиб. Разбился на машине. Потом заболела мама... В тринадцать я стал сиротой. Меня забрали к себе родители отца. Я жил с ними, и каждый день был адом. Бабушку я до этого ни разу не видел. Она не одобряла папин выбор, считала, что мама ему не пара. Она очень любила папу, говорила, что он был гениальным человеком. А тут оказалось, что я больше похож на мать и внешностью, и повадками. Она злилась и называла меня бестолковым, говорила, что я напрасная трата отличных генов и на мне природа отдохнула. Что я слишком глуп и неряшлив, недостоин любви, и никто стоящий не посмотрит в мою сторону. Упрекала меня в том, что я сломал её сыну жизнь. Думаю, она считала, что брак моего отца случился по залёту. И даже в его смерти она винила меня. Дедушка на все это смотрел равнодушно. У него не было на меня времени. Он посвятил себя науке. Или просто не хотел встревать и своим заступничеством навредить мне ещё больше. Я помню это чувство, что я грязное, бесполезное, недалёкое существо, постыдный результат роковой ошибки. Я недостоин носить фамилию отца, я позорю его светлую память своим существованием. Я так старался завоевать её расположение... мне было одиноко и очень хотелось, чтобы кто-то пожалел. Но бабушка только упрекала и недовольно поджимала губы. Порядок дисциплинирует. Порядок в доме, порядок в голове. Она вбивала в меня это, она ломала меня, подгоняя под удобные ей рамки. Я так привык всегда стремиться к идеалу. Я привык к её суждениям о людях и принял их на веру. Я старался быть лучше, заслужить похвалу. Так и жил по привычке, даже после её смерти. Ненавижу... Когда на руку капает горячая капля, я вздрагиваю и понимаю, что плачу. А ещё - что меня обнимают сильные руки, и ласковые губы целуют в затылок. - Ты замечательный! Ты живой, красивый, умный! Ты нравишься мне, золото. И если рискнёшь жить по своим правилам, увидишь, что не только мне, - говорит Максим. И ему я почему-то верю. Он понял меня. Он поможет мне освоиться в мире с моей новой, тонкой кожей, лишённой навязанных панцирей. С моим новым взглядом на мир, без призмы чужих суждений. Я нравлюсь ему и, наконец-то, нравлюсь себе. Всегда считал, что преподаватель должен не только доносить знания, ограничившись зачитыванием лекций, но и учить на собственном примере. Быть человеком, достойным подражания. Поэтому я стремлюсь к успеху и развитию, учусь радоваться мелочам и быть открытым с людьми, не жить по сценарию, смотреть шире, не бояться выйти за рамки привычного, брать от жизни всё, что она мне дает. Потому что подражают не идеальным людям, а счастливым. А я счастлив.