Не возражаешь, если я сделаю тебе больно?
Мерлин, кажется мне, ещё сильнее похудел, за неделю проведённую в камере. Его белые, совсем тонкие, руки сжимают ручки пыточного кресла, а скулы ещё больше выпирают. То ли он действительно похудел больше, а может слишком сильно сжал челюсти, чтобы не закричать? Боги! Как же я не хочу делать ему больно, нарочно надавливая серебряным клинком на матовую кожу слабее. Мой глупый Мерлин, как же я не хочу так поступать, но если я откажу отцу, он пошлёт к тебе другого палача. А тот, я знаю точно, не будет тебя щадить.Что ты наделал!
Я верю в твою невиновность. Как отец не может понять, что ты защищал его жизнь, а не хотел её отобрать? Наёмники появились неожиданно, а их количество в несколько раз превышало наше, ведь мы просто отправились на прогулку. Бой был коротким, но весьма насыщенным. Уже в первые пять минут этой бойни полегла половина нашего отряда, а главарь наёмных убийц приставил нож к горлу короля, и ты, немедля ни минуты, прошептал что-то на незнакомом нам языке. Твои синие глаза сверкнули золотом, а убийца отлетел на несколько метров. Наёмники убежали в ужасе. Мой же отец (право, не знаю почему он так слеп) смотрел на тебя с ненавистью и презрением, а потом приказал холодным бесстрастным голосом схватить тебя. Я думал, что уже вечером тебя казнят, но у отца созрела другая идея. Он посчитал, что ты не просто так стал моим слугой, а с плохими намерениями, которые нужно узнать. С помощью пыток. О, небо, это поручили мне! Мерлин, верь мне, я хотел тебя спасти, убеждая отца в твоей невиновности, но он начал думать, что ты околдовал меня. Мне пришлось согласиться!Хотелось чтобы у меня был другой выход, Чем причинить боль тому, кого люблю.
Если бы отец мог читать мои мысли, то отрёкся бы от меня. Знаешь, Мерлин, я всегда хотел брата, который бы всегда был рядом, с которым можно бы было обо всём поговорить, точно зная, что он не осудит, а поймёт, поможет. Да, я тебе никогда об этом не говорил, да и не скажу, наверное, но ты стал мне этим братом, идиот. Ты всегда выдерживал мой взбалмошный характер, детские выходки. Ты всегда, чтобы ни случилось, был рядом и, как я уже сейчас понимаю, не раз рисковал своей жизнью ради меня. Я — дурак, Мерлин, заметил это слишком поздно. Брат, почему же ты сразу мне ничего не рассказал?Что ты наделал?
Теперь я твой палач. Ты раздет по пояс, я могу видеть твой хрупкий торс, пересчитать рёбра, позвонки. Я вновь и вновь режу твою плоть, окрашивая белую кожу красными потёками. Какой уже день это продолжается? Ты весь в шрамах и порезах: полузаживших, свежих. Каждый вечер король-отец спрашивает меня о том, рассказал ли ты о своих намерениях, признался ли в злодеяниях? Что я могу сказать? Ведь ты всегда молчишь, смотря мне прямо в глаза. Чувствую себя бесом, что мучает невинную душу в адских огнях! Мерлин, прочитай в моих глазах, что я не хочу, чтобы всё закончилось так! Я бы и сам сказал тебе это, но отец приставил ко мне под видом помощников шпионов, чтобы убедиться, что ты не околдовал меня да, как это не абсурдно, убедиться, что я не увлекаюсь магией. Я уже, веришь ли мне, давно не сплю, думая, как вытащить тебя!Я знаю, что лучше прекратить попытки Ты знаешь, что нельзя отказаться!
Сквозь странную пелену слышу, что кто-то из помощников предлагает бросить глупое занятие резать тебя, ведь так ничего не добьёшься. Я содрогаюсь. Он предлагает калёное железо! Твои глаза также расширились то ли от страха, то ли от неверия, что я это буду делать с тобой. Я не смогу! Отрицательно качаю головой, но, кажется, стражники слишком догадливы. Я вижу, как они перешёптываются, указывая на нас с тобою, обговаривают, стоит ли говорить королю о своих догадках. Мне ничего не остаётся, друг, как согласиться. Я сам держу над пламенем железо, раскаляя его добела. Мимолётно смотрю в твои глаза. Я понял: ты и сейчас поддерживаешь меня, едва заметно улыбаясь, смотря с теплотой на меня. Я чувствую, как бледнею. Крикни мне проклятие, смотри с ненавистью! Я не могу… Мерлин, ты действительно ничего не понимаешь, идиот?Я не пощажу тебя Я знаю, что нужно прекратить верить Я знаю, что нельзя исправить. Все позади.
Пойми же ты, я не смогу облегчить твою боль, глупый мальчишка. Сколько можно тянуть, ведь кусок железа раскалился донельзя? Я задерживаю воздух в лёгких, чувствую жжение в гортани и дрожащими руками доношу его к твоей груди! Съёжившись под твоим испуганным взглядом, как можно легче касаюсь гладкой кожи. Напряжённый воздух пыточной камеры разбил твой болезненный крик, который ты не смог сдержать. Я резко отдёргиваю от тебя это железо, с ужасом видя то, что я наделал. На белой коже красуется прожжённая зловонная дыра с запёкшимися краями. Она ещё и дымится, боги! Дрожащим голосом вновь спрашиваю, какие зловредные дела ты хотел сотворить, а в носу уже щекочут меня слёзы, наливая глаза. Мерлин, молчишь, ободряюще мне улыбаясь. Я оборачиваюсь, пряча лицо от тебя и стражи, а кто-то ещё предлагает приложить к тебе железо. Я выдохся! Роняю на грязный пол клещи, опираюсь лбом о холодную стену. Чёрт знает, кто поднял это орудие пыток, поднёс его к огню и до предела прижал к тебе. Слишком громкий крик пробудил меня от транса. Я виноват в твоей боли, в сорванном голосе, ведь проявил слабость. Бросаюсь к тебе, наплевав на все запреты, а ты уже потерял сознание, твоя кожа в мелких росинках пота. Я приказываю окончить пытку, затаскивая тебя обратно в камеру. Сам же выхожу с подвала, шатаюсь, словно хмельной… Хмельной! Как бы я хотел забыться в пьяном угаре, да только вино давно не помогает.Почему? Почему судьба заставляет нас страдать? Проклятье между нами…между тобой и мной…
Заваливаюсь в полуобморочном состоянии в свою комнату, прогнав перепуганного слугу, что заменял тебя. Нет, тебя никто не заменит, Мерлин! Я прилёг на кровать, надеясь забыться хотя бы на минуту. Но только веки, хотя они налиты свинцом который день, не закрываются, как бы я ни пытался, но спать не могу. Всё в тумане, а думаю я лишь о твоих страданиях, о ткани худой рубашки, что прилипла к ожогам и порезам. А если раны начнут гноиться? Без должного медицинского внимания ты погибнешь! Нет, почему я себя накручиваю, всё будет хорошо. Подымаюсь с перин, кружа по комнате голодным волком. Смешно, но мне и правда хочется выть! Эту ночь я тоже провёл в пустых метаниях по комнате, натыкаясь то на сапоги, то на кровать, то на стол, а то и на стены.Ну, что я наделал?
Утром отец вновь вызывает меня к себе, расспрашивая о тебе. Он пытается меня накормить, говоря мне, что я сильно похудел и стал слишком бледным. Я же почти не слышу и не понимаю его от истощения как и физического, так и морального. В один момент всё поплыло перед моими глазами, пол начал уходить из-под моих ног и я потерял сознание. Проснулся я уже в комнате Гаюса. Сколько я его уже не видел? С той поры, как я стал твоим палачом, меня все попросту игнорируют, избегают, да это и не странно. Я сам не могу их видеть. Старик смотрит на меня с укором. Ну, а чего я ещё ожидал? Только доктор говорит мне то, чего я никак не ожидал. — Чего вы так себя изводите, Артур? Это не ваша вина. Я чувствую, как меня начинает бить крупная дрожь. Я не виноват? А как же! Ты много раз, Мерлин, спасал мою шкуру, рискуя собой, не ища славы и благодарности, а я… — Сколько вы уже не спали? Не могу говорить с ним. Он — твой второй отец, я чувствую себя последним предателем, когда он помогает мне — палачу своего сына. — Артур, вы слышите меня? Киваю. Он вновь повторяет вопрос, на который я вновь не отвечаю. Гаюс опять и опять проверяет мой пульс, температуру, и снова говорит: — Принц, не стоит так себя корить. Тут нет вашей вины, рано или поздно, так должно было случиться. Это я не уберёг Мерлина, а то, что вы его палач — просто ирония жизни. Просто не могу больше этого слушать. Поднимаюсь на слабые ноги и, не обращая внимания на Гаюса, шатаясь и держась за стены, ухожу. Опять ночь, опять не сплю. Я понял лишь одно: я спасу тебя, какой бы ни была цена, пусть даже и придётся положить свою жизнь! Поднимаюсь, иду к резному шкафу и достаю ключи от твоей камеры. Плевать на всё: я выпущу тебя.Не возражаешь, если я убью тебя? Не возражаешь, если я попытаюсь? Ведь ты стал моим злейшим врагом. Ты ненавидишь, но я этого не ощущаю.
Крадусь, словно вор, по широким коридорам замка, ступая, словно кошка: бесшумно и быстро. И где только взялись силы? Меня напоила надежда, я дал себе слово, что именно сегодня я выпущу тебя с этого чёртового подземелья. Усыпив стражу, я бросаюсь к дверям твоей темницы. Ты не удивляешься, увидев меня, а лишь тихо-тихо шепчешь: — Я знал, что ты придёшь. Стою на коленях возле тебя, невесомо касаясь обескровленного лица, истощённого тела, глубоких ран. Ты легко проводишь ладонью по моему лицу, стирая слёзы. Я плачу? Странно… — Прости, прости! А ты лишь слабо улыбаешься: — Не мучай себя, ты не виноват, Артур. Как так? И ты туда же? Это ведь я, глупый, тебя пытал, резал тело, клеймил железом. Мерлин, я трус: мог ведь, рискнув своей головой, спасти тебя, идиот. Не нужно меня оправдывать, ведь я не отмоюсь от предательства никогда. Я обманул твои доверия, я не верну твоего расположения никогда. Это ты сейчас, из жалости, поддерживаешь меня. А хотя… Твоя душа так чиста, что ты и правда можешь меня простить! — Беги, Мерлин, умоляю! Ты с удивлением смотришь на меня, недоумённо морща мраморный лоб. Ты и правда не понимаешь меня? — А как же ты, Артур? Я не брошу тебя. Я не выдержал, Мерлин, твоей неземной тяги к самопожертвованию и детской наивности. — Идиот, я пытал тебя, мучил, предал тебя. Я мог тебя оградить от этого всего, но приложил к этому слишком мало усилий, а ты всё ещё хочешь меня защищать? Беги, ты же погибнешь! Обречённый вздох вырвался из твоей груди. Ты понял, да? Я уже приготовился увидеть в твоих синих глазах ненависть и услышать от тебя нелестные слова, я ждал, что ты прогонишь меня. — Ты неисправимый осёл, Артур. Закрой темницу и смотри! Я не понял, что это тебе даст, но исполнил твою странную просьбу, а ты опять прошептал что-то, протянув руку. Твои глаза вновь стали золотыми, а тяжёлая дверь темницы бесшумно открылась. Боги! Ты мог убежать в любое время, но ты терпел все пытки! — Зачем, Мерлин!Что ты наделал?
Я услышал за нашими спинами кашель отца. Меня бросило в холодный пот, я понял, что отец, после того, как Гаюс доложил о моём побеге с врачебных палат, начал следить за мной. Я сам того не ожидая, навлёк на Мерлина ещё большую опасность да и на себя, наверное, тоже. Мне стоит сказать отцу, что я пришёл сам, добровольно, чтобы он не трогал Мерлина. — Отец, я… Он перебил меня властным голосом: — Отведи Мерлина к Гаюсу, пусть он его осмотрит.Я…Я ждал такого как ты!
Кто знал, что отец, увидев твою преданность, Мерлин, пересмотрит своё отношение к магии, он ведь узаконил её использование ради добра? Плевать на то, что всех магов контролируют? Главное, что уже не казнят их налево и направо, обвиняя в измене. Мерлин, ты же готовишься в скоре принять должность придворного мага, параллельно прислуживая мне, как прежде. — Мерлин, помнишь, мы дали друг другу клятву, что больше ничего и никогда не скроем друг от друга. — Да, а что, вы тоже маг и скрывали это от меня? — Нет! Слушай, идиот, я всегда мечтал о брате. Ты стал мне им, Мерлин. — Ты тоже стал мне братом, осёл…венценосный.