Бумажные крылья

- Наташенька, я быстро слетаю и к утру буду у вас. Когда? Ну, часов в 9. Ведь вы в 8 часов на ногах? Значит, в 7 часов будет не поздно? Ну вот, я в 6 и явлюсь! Родной голос, тёплый и немного ироничный, вновь согрел сердце молодой актрисы. Девушка прижала к груди маленького плюшевого медвежонка и улыбнулась своему отражению в зеркале, стоящем на столе в крошечной комнатушке, ещё недавно служившей кладовой, а теперь переделанной в гримёрную. - Наталья Матвеевна, Вам пора! - помощник администратора театра, появившийся в дверях, вывел девушку из задумчивого состояния. - Иду, - кивнула Наташа и, спрятав мишку в свою сумочку, поспешила на сцену. *** - Как ты замечательно пела сегодня, Наташенька! - заливалась соловьём Матильда Карловна всё в той же гримёрке, уже после представления. Сегодня давали Пиковую Даму. Несмотря на голод, холод и изнурительный труд, зал драматического театра Тобольска и не думал пустовать. Артистов вызывали на "Бис!" целых 5 раз, и даже после того, как занавес окончательно опустился, зрители не спешили расходиться. - Я, кажется, оглох от оваций, - подал голос Ананий Светловидов. - Ваша мама права, Наташа. Вы изумительно прочувствовали переживания Лизы. - Это всё Вы, Ананий Палыч! - прощебетала Матильда. Девушка с большим трудом сдержалась от того, чтобы позволить себе рассмеяться. Сколько раз она слышала эти слова! Неужели мама и правда думает, что все эти дифирамбы помогут ей добиться своего? Матвей Егорыч Куликов подошёл к дочери и ободряюще приобнял её за плечи. Наташа благодарно улыбнулась. Ей порой казалось, что только этот седой человек с необычайно живыми и добрыми глазами держит их семью на плаву. Он, верно, очень любил мать - иначе как можно было объяснить тот факт, что девушке ни разу в жизни не пришлось стать свидетельницей их ссор? Только недавно Наташа начала понимать, что отец, в сущности, всю жизнь играл роль громоотвода и с помощью своего дипломатичного характера и живого ума сводил все разногласия на нет таким образом, что конфликтные ситуации исчезали даже не успев зародиться. Не в силах больше слушать восторженные трели матери и покровительственные речи Светловидова, Наташа начала мысленно перебирать благозвучные предлоги и, наконец, сославшись на усталость, сбежала домой. Нет, конечно, не в Москву. Но и комнатушка в коммунальной квартире вполне устраивала молодую певицу. Хотя бы тем, что туда Ананий наведывался не часто. - Вы же понимаете, Матильда Карловна, для того, чтобы настроиться, мне нужны красота и гармония. А у вас там этот! - как правило манерно отвечал Светловидов на приглашения проводить их из театра и остаться на ужин. В тот вечер коммуналка встретила Наташу тишиной. Девушка захлопнула входную дверь и стала ощупью искать столик, на котором должен был стоять подсвечник. Найдя искомое и запалив свечу, она осторожно пробралась в комнату, отведённую ей и родителям. Поёжившись и отметив про себя, что не нужно было так рано снимать пальто, она затопила печь и, завернувшись в шерстяное одеяло, забралась в старое кресло с высокой спинкой, которое отец по просьбе матери придвинул поближе. Скоро звук потрескивающих в печи поленьев и тёплое, хоть и колючее, одеяло сделали своё дело... - Вот ведь чёрт! - выругался лётчик, пытаясь увернуться от очередного залпа. - Прицепился гад! Фриц, сидевший за штурвалом "Мессера", висевшего у них на хвосте, похоже, решил поиграть в кошки-мышки, прежде чем добить их окончательно. - Иван Кузьмич! Не будет подмоги! Рация накрылась! - Ну всё. Держись, Николай! Наташа! Я тебя люблю!! *** - Наташа! Наташенька... Наташ, проснись! Девушка вздрогнула и открыла глаза. Огонь в печи догорал. - Наташ, успокойся. Всё хорошо. Это был сон, - сосед по коммуналке протянул девушке носовой платок. - Дядя Митя... Я вас разбудила, да? - всё ещё всхлипывая, она попробовала просушить глаза. - Не говори ерунды, дочка. Я часто допоздна уснуть не могу. Ты вот что. Давай-ка, отдышись и приходи на кухню. Чайку попьём. Я хлеба и сахара раздобыл. С этими словами Дмитрий Фомич осторожно развернулся, стараясь при этом не затушить язычок пламени свечи, которая освещала ему путь, и, тяжело опираясь на свою палку, тихонько двинулся обратно. - Как там ваши, дядя Митя? Слышно что-нибудь? - через двадцать минут Наташа сидела на кухне и пила горячий чай. Человек, в чью квартиру Куликовых волею судеб занесло после эвакуации театра из Москвы, был абсолютно не похож на её отца. В нём не было той мягкости и дипломатичности - напротив, в пылу спора он мастерски вворачивал такие многоэтажные непечатные конструкции, что оппоненты зачастую теряли дар речи. Несмотря на всё это, москвичи, за исключением, пожалуй, Анания, довольно быстро нашли с ним общий язык. - Получил весточку неделю назад, - просиял сосед. - Пишут, что всё ничего. Леночка со Светкой учительствовать подались. Институты ещё и не закончены, но будто кому до этого есть дело. Эвакуированных там теперь много, ребятишек тоже. А Глаша шитьём промышляет. По всему видать, наконец-то привыкли. Холодно там – вот и боялся. Но, видишь, рыбой и мясом кое-как прокормятся. Ещё бы от Санька хоть слово получить – и самому жить можно. Полгода назад, в апреле 1942, семья Бриченко приняла непростое решение. Дочерей-погодок Дмитрия Фомича отправили в Нарьян-Мар, к Ульяне Андреевне, его двоюродной сестре. С ними поехала и мать, Глафира Семёновна. Старший сын дяди Мити, Александр, с первых дней войны ушёл на фронт добровольцем. - Вы, наверное, тоже за родных переживаете? - Не такая уж у меня и большая семья, дядь Мить, - грустно улыбнулась девушка. Я из них кроме мамы и папы никого не знаю. - Да что ты? Наташа кивнула в ответ и сделала ещё глоток ароматного чая с мятой. Глафира Семёновна оставила мужу солидный запас сушёных трав. - Кстати, где же твои? - Мама разговорилась с Ананий Палычем, и папа решил дождаться её, чтобы она не шла одна по темноте. А меня артисты подвезли. Вы мне лучше скажите, как ваше здоровье. - Жив. Нога ноет немного, а так - держусь. Немного посомневавшись, старик добавил: - Это лучше ты мне скажи, что это за сон такой был, что тебя до слёз довёл? И кто такой Иван, если не секрет? - Иван? - откликнулась девушка, стараясь придать своему голосу хоть какое-то подобие непринуждённости. - Ты его во сне звала. Сопротивление было бесполезно. Под спокойным, проницательным взглядом соседа Наташа, часто слышавшая восторженные отзывы о своём актёрском таланте, почувствовала себя провалившимся разведчиком. - Это мой давний друг, - вот и всё, что она смогла ответить. - Сейчас на фронте? День за днём, постепенно складывавшиеся в монотонно тянущиеся недели, девушка бессознательно вглядывалась в лица людей на улицах и в театре, отчаянно надеясь каким-то чудом увидеть среди публики Колю, Толю или Машу или кого-нибудь из их сослуживцев. День за днём эта безумная надежда вела непримиримую дуэль с почти паническим страхом. И вот теперь, когда на то, чтобы научиться делать вид, что всё хорошо (разумеется - хорошо, насколько позволяло военное время), было потрачено столько сил, и когда бдительность матери начала по-тихоньку засыпать, она просто так взяла и сама всё испортила! Муму в двадцатом веке - иначе не скажешь... Кивнув вместо ответа, Наташа подпёрла голову пальцами, гадая, что же теперь будет. - Не переживай, дочка. Я - могила. А он вернётся. - сосед поднялся из-за стола. Звук глухих ударов его палки об пол ещё некоторое время раздавался в тёмном коридоре и наконец затих.