Куплю душу. Дорого.

Бес появился в моей кухне примерно час назад, как раз к завтраку. Не иначе на запах пришел, на умопомрачительный, неземной аромат яичницы с колбасой… То есть умопомрачительной яичницей пахло до его появления, а потом восхитительный аромат был безжалостно перебит дорогим парфюмом и… чем-то таким, хипповато-растаманским. Он материализовался на табурете, за столом, оперся локтями о столешницу, положил подбородок на скрещенные пальцы, и принялся меня рассматривать. Снисходительно так. Я на него тоже посмотрела. Ничего себе такой экземпляр. Симпатичный, широкоплечий. Стильный «хвост», элегантные рожки и легкая небритость. Ну и все в тон небритости — шелковая дизайнерская рубашка, жилетка… — Гм… Привет. — Привет, куколка! — гость ловко выдернул откуда-то из-за уха красную розу на длиннющем стебле и пристукнул по столу наманикюренными ногтями. — К тебе или ко мне? — Да ты вроде и так у меня?! — Да? — Бес дернул уголком рта. — Действительно. Извини, куколка. Привычка. — Прощаю, — легко согласилась я. — Есть один вопрос и одно сообщение, с чего начнем? — Можно все сразу. — Тогда сперва сообщение. Яичницы — не дам. Визитер несколько опешил. — А… вопрос? — Надо чего? Бес сладко зажмурился. — О. Уважаю. Деловой подход! Надо — душу. Взамен, сама понимаешь, чего душа пожелает! — Например? — поинтересовалась я, отправляя в рот шкворчащий кружок колбаски. Посланник ада оценивающе прищурился. — Н-ну… молодость, красота… вечная молодость! — Вечная? — переспросила я сквозь колбасу. — Вечная-вечная, не сомневайся. У нас все без обмана! — То есть, — уточнила я, еще давая ему шанс спастись. — Ты хочешь сказать, что сейчас у меня этого нет? — Эээ… — несколько озадачился бес. Я неторопливо дожевала яичницу и демонстративно взвесила в руке любимую тефлоновую сковородку. С двойным нержавеющим дном. — Да нет, ну конечно же есть! — заторопился мой гость. — Но я же говорю — вечная! — Вечная там, или не вечная, а обидел! — подытожила я. — Менеджер хренов. Пошел вон. *** В следующий раз он явился тем же вечером. Я только-только села посмотреть любимого Робин Гуда. Бес возник рядом со мной, на диване, элегантный, как рояль. В смокинге! Честное слово, в настоящем смокинге, и с сигарой! — Ты ждала меня, зайка? — поинтересовался он бархатным, чуть хрипловатым баритоном. — Не то чтобы ждала… но, в общем, догадывалась. Что сразу не отвяжешься. — Я готов подарить тебе этот волшебный вечер и еще тысячу таких же вечеров! Мы упадем в пучину страсти. Я буду таким, как ты захочешь… — Слушай, — вздохнула я. — Есть встречное предложение. — Да, зайка? — страстно шепнул обольститель. — Сгоняй за пивом, а? Я что-то не успела сегодня. Две бутылки темного и орешков соленых. — З-за пивом? — из голоса беса даже сексуальная хрипотца ушла. Видимо, у него только что рухнула концепция романтического вечера. — За пивом. Иди-иди. Зайчик. — А душу? — неуверенно и невпопад спросил совсем деморализованный покупатель. — А душу — потом. Когда-нибудь. Может быть. Но точно не сейчас. Ну не за пиво же! — Зачем за пиво? — Бес оживал на глазах. — Любовь любого мужчины! Какого пожелаешь! — Тоже вечная? — ехидно поинтересовалась я. — Вечная-вечная! И без измен! — И зачем оно мне? Ну сам посуди: мужчина-охотник моногамным не бывает. Если моногамный — значит, не охотник. И вообще, это первые полгода хорошо — страсть-койка, конфеты-букеты, а потом все! Теплые тапочки, горячий ужин и «уйди, не мешай, я футбол смотрю». И так — вечность. Нет уж. Иди лучше за пивом. Зайчик. *** Следующее явление напоминало героическую постановку в провинциальном драмтеатре. Бес явился в ярко начищенных доспехах, громыхнул об пол рукоятью секиры и рыцарственно возопил: — Женщина! Я брошу весь мир к твоим ногам! Легионы будут прославлять твое имя! Ты будешь купаться в роскоши и вершить судьбы! — А, опять ты! — обрадовалась я. — Слушай, а чего вас так хреново учат? Ты не обижайся, но примитивно же как-то. Красота-молодость, зайка в пучине страсти… Теперь вот мир к ногам. Вот скажи мне, ты когда в последний раз в телевизор заглядывал? Или хоть в Яндекс. Ты видел, что в этом мире творится? Террористы, сепаратисты, лихорадка Эбола, все бегают и стреляют! И на кой мне этот мир? — Купаться в роскоши? — Ага. Дворец на сорок комнат… — Мрамор и золото! — оживился бес. — Сквозняки и эхо! — парировала я. — Захочешь среди ночи есть — так кухню не найдешь! Заблудишься! — Зачем искать? Прислуга и придворные! — Завистники и отравители! Поставь себя на их место — оне князья, а повелительница — из низов! Не простят. Не смирятся. Никогда! Вы ж их сами этому учили — гордыне и отравительству! — Учили, — потерянно согласился бес. Опустил голову и как-то совсем сник. Мне его даже жалко стало. — Ну… ты не расстраивайся так уж… Я ж не совсем отказываюсь. Ну придумай еще что-нибудь. Пооригинальней. Бес посмотрел на меня с надеждой. — Тогда — продашь? А то ж мне это, практику… не зачтут. И из менеджеров по душам в котловые-кочегары переведут! Навечно! Представляешь — вечно уголь под котлы и сковородки закидывать? — он зябко передернул плечами. И вдруг вскинулся. — Слушай… а может, ты сама чего придумаешь? А я исполню! — Ну ты совсем обнаглел! — восхитилась я. — Мало того, что душу ему продай, так еще и сама решай, чем заплатить. Нет уж. Иди, практикант, и думай. *** Он объявился снова через день. Скромно так, без буффонады и пафоса, на моем любимом диване. Сложив руки на коленях, и всем видом изображая вопрос. Я приветливо помахала ему горячим утюгом. — Здорово, искуситель! Неужто придумал что-то интересное? Бес молча потряс головой — рожки описали в воздухе две затейливые кривые. — Жаль… Ладно, — я покосилась на печального беса. — Есть у меня одна мечта. Воспой-ка ты меня. Литературно. В романе. Так, знаешь, с восторгом и страстью. Чтоб, как у классика, в зобу дыханье сперло! Роман, само собой, должен быть великим, чтоб в каждом доме на заветной полочке стоял. И чтоб толстые тетки с лысыми дядьками по телевизору его обсуждали. Вот как-то так. «Ничего не сказала рыбка, лишь хвостом по воде плеснула…». Вот и у меня так получилось. Бес поднял на меня отчаянный и недоумевающий взгляд, выбил каблуком два такта нервной чечетки — и исчез. *** Еще раз в квартире пахнуло анашой через две недели. По чести сказать, я уже соскучиться успела. И вот, вернувшись из магазина, еще на пороге учуяла знакомый запах с кухни. …Он сидел за столом, сжимая в одной руке кружку с кофе, а другой бодро стуча по клавишам древней печатной машинки. По столу, подоконнику и даже полу были разбросаны листы бумаги. — Творишь? — с любопытством спросила я, запихивая в хлебницу длинный хрустящий багет. Бес отхлебнул кофе и замер, глядя сквозь меня остекленевшими безумными глазами. В виртуальной дали за моей спиной явно что-то происходило, что-то пока мне неведомое и недоступное. — А бардак тут разводить — это обязательно? И вообще, почему ты здесь? Я же просила готовый роман. Меня процесс не интересует, только результат! Бес потряс головой, возвращаясь в реальность и оттянул пальцем ворот толстенного вязаного свитера — по виду родом из шестидесятых. — А! Женщина! Ты поесть что-нибудь принесла? Я даже опешила от такого нахальства. — Ч-чего?.. — Невозможно там работать, — продолжал бес. — Общежитие! Они все время пьют и девок водят, с мысли сбивают. А у меня конфликт не вытанцовывается и характеры какие-то впалые… вместо выпуклых. А они — «ботан». Ну не стой же ты, сделай поесть что-нибудь! Взгляд литератора вновь заволокло дымкой, он еще раз приложился к кружке и вновь застучал по клавишам. Я вздохнула и шагнула к плите. Блаженных на Руси никогда не обижали. Кормили, грели, и не обижали. Поужинав без отрыва от производства, бес счастливо выдохнул и сообщил: — Здесь жить буду. Пока не закончу. — А в кочегары не переведут? За прогулы-то… — неуверенно поинтересовалась я. — Ха! Меня? Да я их вот прямо сейчас самих куда хочешь переведу! Вот прямо на следующий странице — в ассенизаторы! Младшие. В кочегары они меня переведут! Слово, — внезапно проникновенно поведал он мне — Страшная сила! Писателем буду. Так-то душ гораздо больше завоюешь! Бес чему-то улыбнулся, взъерошил пятерней давно нечесаные патлы и вновь застучал по клавишам.