Давно не виделись, здравствуй

Что Нурарихён любил больше всего, так это без спросу приходить в гости. Особенно – по ночам, лучше всего к красивым девушкам. В общем-то, можно и не к девушкам, ему-то всё равно, но девушки бывали обычно более сговорчивы и гораздо реже пытались прирезать его фамильным мечом, обнаружив, что их кто-то домогается. Острые ощущения он, конечно, тоже любил, но откровенного насилия в сексе не уважал. Всегда гораздо интересней убедить отдаться добровольно – уговорить, соблазнить, совратить. Вдобавок он искренне полагал себя неотразимым, и столь резкие отказы его ужасно огорчали. Но ради этого человека, пожалуй, стоило рискнуть. Нурарихён уже успел перекусить на кухне, уменьшил запасы саке в доме и теперь бродил по поместью, размышляя, какую бы безделушку стянуть на память, но мимо спальни пройти не смог. Наверное, дело было в том, что на первый взгляд спальня напоминала женскую. Все эти занавески из полупрозрачной ткани, запах духов и притираний… А оказалось – мужчина, и не трепетный юноша, нет, хотя и молодой ещё по человеческим меркам. Определять возраст людей на глаз Нурарихён никогда не умел, да и не стремился – не ребёнок и не старик, значит, вполне можно немного поразвлечься. Прокрасться ближе, забраться в чужую постель, прижаться сзади, зарыться руками под целый ворох одежды. Почувствовав его прикосновения, человек сразу же проснулся, но не стал дёргаться, брыкаться или тянуться к оружию – наоборот, выгнулся, откинул голову назад, подставляя нежную белую шею под поцелуй, и пробормотал: – О, у меня сегодня гости? Ммм… кажется, это будет весёлая ночь! Такой подход Нурарихёна только порадовал, и он приступил к делу со всем своим энтузиазмом. Стянул со случайного любовника намотанные на нём тряпки, огладил живот, обхватил пальцами член, чувствуя, как он увеличивается от приливающей к нему крови, довольно улыбнулся. Вот все бы так, а то начинают ломаться, сопротивляются, а сколько девчонок плакать начинает – ужас просто! Человек очень приятно пах: чистым телом, благовониями и ещё чем-то вкусным – сладости он, что ли, перед сном ел? Хотелось его облизать с ног до головы, собирать языком с кожи этот вкус, слушать его тяжёлое дыхание. Нурарихён зарылся носом в короткие волосы, прошёлся губами по шее, оставляя яркие пятна засосов, спустился к плечу, продолжая ласкать пальцами чужой член, и с удовольствием почувствовал, как человек прижался ягодицами к его паху. Раз так, то можно и к делу приступить, решил он и уложил человека чуть удобнее, обхватил одной рукой поперёк груди, другой погладил по бедру и уже собрался было облизать пальцы, как услышал лёгкий смешок: – Не торопись, у меня тут масло где-то было… Человек легко выскользнул из объятий, зашарил рукой возле футона. Нужный флакончик довольно быстро нашёлся в лакированной шкатулке, но, пока человек был занят поисками, Нурарихён успел раздеться и теперь лежал на боку, подперев голову рукой, и гадал, станет тот оборачиваться или нет? Не стал, лёг обратно, опершись спиной о его грудь, устроился поудобнее и протянул флакончик назад. Масло оказалось густым, пахло не то цветами, не то фруктами, но тоже вкусно, и, когда Нурарихён плеснул его на ладонь, запах поплыл по всей комнате, запутался в занавесках. Он сначала мазнул скользкой рукой по своему члену – потом мог и забыть, следом провёл пальцами между ягодиц человека, тот довольно выдохнул и согнул ногу в колене, открывая лучший доступ. Кожа у него была белая-белая, как у знатной девушки, никогда не видевшей солнца, нежная, очень приятная на ощупь. И реагировал он очень ярко, не сдерживая довольных стонов, откровенно двигал бёдрами, так что Нурарихён не видел смысла долго возиться с подготовкой. Просунул руку под согнутым коленом, чуть ли не на плечо себе его закидывая, пристроился поудобнее и мягко толкнулся членом в приоткрывшееся отверстие. Расслабленные мышцы впустили его довольно легко, но сразу же плотно сжались, будто не желая выпускать. Секс с этим человеком получился такой же, как и он сам – сладкий, медлительный, томный. Не хотелось ни с силой сжимать его, ни вколачиваться резко – с мужчинами он иногда позволял себе немного грубости. Но вот ёки, которую он всегда сдерживал, если делил постель с людьми, хотелось выплеснуть, пусть даже совсем чуть-чуть, будто кончиками пальцев по коже пройтись, обнять его всего не только руками. И Нурарихён не сдержался, выпустил свою силу, и снова в ответ на его действия не было ни страха, ни неприятия, будто к этому человеку если не каждый день, то каждую неделю точно вот так приходят ночью. А, отдышавшись после оргазма, человек снова засмеялся, провёл рукой по лицу, фыркнул даже. – А ты занятный, Нура-тян. Это ж каким самоуверенным должен быть аякаши, чтобы залезть в постель к оммёдзи? Нурарихён засмеялся в ответ, ничуть не смущённый таким разоблачением: – Ты же не станешь отрицать, что тебе понравилось? – Меня зовут Кейкаин Хидемото, Тринадцатый Хидемото, если быть точнее, – решил представиться тот, явно ожидая бурной реакции. Впрочем, совершенно напрасно. – Вот как? Так ты самый крутой оммёдзи в Киото? Как мне, однако, повезло! – Нурарихён снова провёл языком по шее человека и решил поделиться наблюдениями. – Ты вкусно пахнешь. Хидемото фыркнул, откинул голову на чужое плечо и скучающим тоном заметил: – Вообще-то я могу изгнать тебя. А могу и убить. – Ага, – согласился Нурарихён, продолжая своё занятие. – Вот прям счас начнёшь, или сначала ещё немного развлечёмся? Хидемото задумался, будто бы это был вопрос государственной важности, и заключил: – Нет, пожалуй, попозже, уверен, ты ещё не показал всё, на что способен.

***

Когда, незадолго до рассвета, Нурарихён ушёл, Хидемото довольно потянулся, зажмурился и улыбнулся. – Да, пожалуй, ему понравится именно эта женщина. Теперь нужно сказать Коремицу, чтобы отдал ей Ненекиримару, и распустить слухи о том, что именно Ёхимэ – первая красавица Киото. Всего через неделю Коремицу ворвался к нему с новостями – Ёхимэ похитили, а Нурарихён отправился её спасать. Всё шло по плану, и не было причин так психовать, впрочем, его брат никогда не отличался сдержанностью. У Нурарихёна не было ни шанса на миллион победить Хагоромо Гицунэ, но… он это непременно сделает, если ему немного помочь. Он действительно был необычным – за какую-то сотню лет собрать такое великолепное Хякки Яко! А ещё он был самым самоуверенным, самым безрассудным из всех аякаши, кого Хидемото когда-либо знал. Тем, кто не допустит даже тени мысли о возможном проигрыше. Идеальный вариант. Когда они подоспели к замку Осака, сражение шло полным ходом, оба Хякки Яко разносили нижние этажи, а их предводители выясняли отношения на крыше, где стены не мешали развернуться им в полную мощь. Как он и полагал, победить Хагоромо Гицунэ Нурарихёну было не под силу, но… он смог измотать её настолько, что она не почувствовала приближения Хидемото до тех пор, пока он не призвал Хагун, связывая её и не позволяя двинуться. И, даже со сквозной дырой в груди, с вырванным сердцем, потерявший вместе с ним изрядный кусок силы, Нурарихён ещё имел наглость заявлять, что это его добыча! Ненекиримару действительно оказался одним из лучших клинков, что когда-либо рождались на свет – всего одного удара хватило для того, чтобы разрубить Хагоромо Гицунэ пополам, но перед смертью она успела проклясть весь род своего убийцы до последнего колена. Что ж, за всё надо платить и за семейное счастье тоже, а ведь если бы Хидемото пришлось убивать её самому, получилось бы гораздо хуже: принимать тяжесть такого проклятья на свой род ему совершенно не хотелось. А Нурарихён… Даже без сердца он проживёт ещё не одну сотню лет, у него будет время придумать что-нибудь. В конце концов, он ведь просто аякаши, какое Хидемото должно быть до него дело? Убивать Нурарихёна не было никакого смысла – он искренне верил в возможность мирного сосуществования людей и ёкаев, он был молод, влюблён и собирался увести своё Хякки Яко из Киото. Но Хагоромо Гицунэ вернётся, и Хидемото понадобится тот, кто снова убьёт её вместо его потомка. Сам Нурарихён, его сын, а потом внук… Лисица возродится снова и снова, а людской век и память так коротки. И только Нурарихён будет знать, как убить её правильно. Поэтому Хидемото рассказал ему свою задумку, рассказал о спиральной печати, рассказал и про Хагун. Он мог быть спокоен за следующие поколения своей семьи – останется тот, кто будет считать, что обязан убить Хагоромо Гицунэ, считать это делом семейной чести. Глава дома Кейкаин просто постоит в стороне с Хагуном – слишком уж рискованно сходиться в схватке с Лисицей один на один. И всё же, когда он увидел, как бережно Нурарихён прижимает к себе свою Ёхимэ, стало немного обидно.

***

За что Хидемото полюбил быть частью Хагуна, так это за то, что время больше не имело над ним власти. Он говорил Нурарихёну, что проживёт ещё лет пятьдесят, но просчитался – едва ли пятнадцать лет минуло с момента гибели Хагоромо Гицунэ, как его не стало. Что ж, предвидение ему никогда не давалось. С другой стороны, ему теперь практически всегда было смертельно скучно, всё-таки у мертвеца не так много возможностей поразвлечься. Поколение сменяло поколение, и Хидемото видел, что всё-таки просчитался: пусть краем, но проклятие Лисицы задело и его род – слишком много было детских смертей, приходилось принимать в главный дом талантливых людей из побочных ветвей. И память людская становилась всё короче – уже не в каждом поколении находился способный призвать Хагун, уже не помнили, насколько сильны и опасны бывают аякаши. Даже спиральная печать, призванная защитить вверенный его заботам город, принесла не только пользу – его потомки стали на диво самоуверенны, хотя слабели с каждым новым поколением. Но в клане Нура был второй глава – выпивоха, бабник и редкостный разгильдяй, что совершенно не мешало ему раз за разом препятствовать возрождению Хагоромо Гицунэ, а значит, всё шло по плану. В клане Нура появлялось всё больше новых членов, он забирал себе всё больше власти и территорий, становился силой, с которой невозможно было не считаться. В клане Нура медленно, но неуклонно терял силу и даже старел Нурарихён, но об этом Хидемото старался не думать. Да и к чему, если сам не видел, только слухи долетали? Четыре сотни лет минули, прежде чем Хидемото снова столкнулся с Нурарихёном, снова в Киото и снова Хагоромо Гицунэ сидела в замке, правда, в этот раз в призрачном Нидзё, где собиралась произвести на свет нечто, что нельзя было назвать ни человеком, ни аякаши. Будто бы ничего не изменилось и при этом изменилось всё. Статный красавец Нура-чан превратился в сморщенного старикашку. Они не виделись каких-то четыреста лет, ничтожный срок для аякаши, тем более столь могущественного как морё-но-нуси, что повелевал всеми ёкаями Канто. Но Хидемото ещё помнил сквозную рану в его груди, так и не закрывшуюся даже после сеанса исцеления Ёхимэ. У Нурарихёна уже четыреста лет не было сердца, его икигимо сожрала Лисица, и жив он остался только потому, что уже тогда был невероятно силён и мог черпать силы у своего Хякки Яко. Нурарихён делал вид, что всё в порядке, даже пытался шутить на эту тему – мол, тоже мне человек, ни капли не постарел! Но Хидемото видел затаённую тоску в его глазах, видел, что он хотел бы снова биться в полную силу, а не оставлять всё на внука, не то что по ёкайским, даже по человеческим меркам слишком молодого. А ещё Хидемото видел, что Нурарихён ни о чём не жалел, что, если бы знал заранее, как выйдет, он поступил бы точно так же. Лишь потому, что Хидемото тогда немного опоздал, никогда больше не увидеть ему того, с кем он провёл, пожалуй, лучшую ночь в своей жизни. Он сам свёл его с женщиной, которой Нурарихён остался верен даже после её смерти, сам переложил на его плечи собственную работу. Чтобы понять потом, что всё было напрасно, и проклятие Лисицы всё равно пало на дом Кейкаин. Глупо теперь сожалеть о чём-то подобном, глупо и поздно. Нуэ не оставит Киото в покое, не оставит ни клан Нура, ни дом Кейкаин. К счастью, Нура Рикуо так одержим мыслями о мести за своего отца и его первую жену, что и не подумает отступать. Разорвать связи тела той аякаши и Хагоромо Гицунэ так, чтобы этого никто не заметил, было трудно, с проекциями воспоминаний оказалось полегче – удачная идея, как ни крути. Иногда быть мёртвым – серьёзное преимущество, иначе как бы он узнал, в кого именно вселилась Лисица на этот раз. Осталось только дать несколько советов Акифусе, чтобы перекованный Ненекиримару подошёл только Рикуо, и чтобы тот непременно пригласил его прийти за клинком лично на гору Осоре. От Гокадоинов давно стоило избавиться, а тут такая шикарная возможность! Планов как всегда было много, и жить, если Хидемото можно было бы назвать живым, снова становилось интересно. Тщательное продумывание дальнейших ходов отвлекало от посторонних мыслей и напрасных сожалений, но… Кое-что всё равно не давало покоя, одна мысль, что крутилась в голове и никак не желала уходить: а сможет ли он снова сказать Нуре-тяну: «Давно не виделись» – спустя ещё четыреста лет?