Страхи

— Голубая Роза, — голос Котецу звучал умоляюще, — скажи, что ты умеешь обращаться с детьми. Карина не могла отказать Котецу, когда он о чем-то просил, но и врать ему не могла тоже. Она и так постоянно обманывала его, не в силах сказать, почему в его присутствии краснеет и нередко начинает нести чепуху. — Не умею. Лицо Котецу приняло поистине страдальческое выражение. — Но я и правда не умею! — принялась оправдываться Карина. — Никогда не умела! Вспомни хотя бы ребенка мэра! Котецу воспрянул духом. — Тогда Дитя Дракона! Где Дитя Дракона? — Она на задании. — Карина развела руками. — Да что случилось-то? — Ты еще не смотрела последний выпуск «Хиро-ТВ», душечка? — К беседующим неспешно подошел Натан, которого Карина сейчас предпочла бы не видеть. Она так редко оставалась с Котецу наедине! — Нет, — призналась Карина. — У меня был выходной. — У красавчика появились две копии, — сказал Натан. И хихикнул. У Карины пошли круги перед глазами. Чтобы удержаться на ногах, ей пришлось схватиться за Котецу. — Как это… копии? — Собственный голос доносился до нее будто бы со стороны. — Барнаби Брукс-младший-младший, — добавил Натан, — и Барнаби Брукс-младший-младший-младший, совсем сопливый… Хотя все они такие хорошенькие! — Тот, которому лет шестнадцать, еще ничего, — признал Котецу, — такой же упрямый, как Кролик, к нему нетрудно найти подход. Но вот ребенок! Ему же и восьми нет. Он все время молчит и таращится на меня огромными глазищами. И не выпускает того игрушечного кролика, которого Кролик ему дал. — Да, восьмилетнему ребенку эта игрушка подходит гораздо больше, — согласился Натан. — Погодите-погодите, — перебила Карина. — Откуда у Барнаби копии? И почему они разного возраста? — У Некста, с которым мы вчера столкнулись, была необычная способность… — начал Котецу. — Дальше можно не говорить, сладкая? — проницательно уточнил Натан. Карина кивнула. — Да и что тут говорить, — вздохнул Котецу. — Преступника мы упустили, а по какому принципу работает его сила, так и не поняли. Нужно будет опять поймать. А до тех пор справиться с Кроликами. Младшенького можно с Каэде познакомить… — Как они у тебя неожиданно размножились. — Натан, похоже, искренне веселился. — Как кролики. — Хватит этих намеков, — буркнул Котецу и почему-то покраснел. *** Это было похоже на машину времени. Во всяком случае, именно так подумала Карина, когда увидела сразу двоих Барнаби Бруксов. В том, что оба тут именно Барнаби, сомнений возникнуть не могло: выдавали светлые волосы и черты лица. Барнаби, который был постарше, уже носил очки и вид имел несколько надменный. Он казался чуть младше Карины, а то, что нос задирал, ее нисколько не удивляло. Правда, до Барнаби настоящего, здесь отсутствовавшего, ему по степени высокомерной отчужденности все еще было далеко. Чувствовалось, что подросток пока не закалился до нужной степени. Или не охладился, Карина затруднялась с формулировкой. Барнаби, который был помладше, очки не носил. В отличие от своего старшего возрастного варианта, этот, совсем ребенок, по сторонам не оглядывался. И правда не выпускал игрушечного кролика из рук. Карина тяжело вздохнула. По ее мнению, даже одного Барнаби было слишком много. Разговаривать сразу с двумя, пусть оба они были «младше» оригинальной версии, решительно не хотелось. Но Котецу просил ее помочь с ребенком. А она никогда не могла отказать Котецу. — Привет, — сказала Карина и честно попыталась улыбнуться. Два Барнаби Брукса одновременно на нее уставились. — Я — Карина Лайл. Если вы чего-нибудь хотите, можете ко мне обратиться, — сказала Карина. — Постараюсь помочь. Ответом ей стало неловкое молчание. Барнаби помладше с интересом ее изучил, как диковинную зверушку, а потом отвернулся. Барнаби постарше смотрел дольше, и его взгляд ничего хорошего не обещал. Именно этот, второй, Барнаби и заговорил первым. — Котецу-сан, спасибо, но мы не нуждаемся в помощи. Привлекать к данному инциденту посторонних людей — непозволительная растрата ресурсов. Мы справимся собственными силами. — Как я понимаю, он хочет сказать, — Натан явно умилялся помолодевшими версиями Барнаби, — что даже в детстве превосходно справлялся без няньки. Может, есть смысл отвести его в какой-нибудь центр развлечений? Все дети любят аттракционы… — Никаких аттракционов, — железным тоном сказал третий Барнаби. Карина даже не успела заметить, когда он здесь появился. — Все уже решено. Мы идем на оперу. Раз уж все равно выдался незапланированный выходной… — Лучше бы мы отправились на тренировку, — возразил шестнадцатилетний Барнаби. — Это было бы более рациональной растратой ресурсов. — Для тебя — быть может, — парировал Барнаби-оригинал, — но я, в отличие от тебя, уже знаю, как важно время от времени расслабляться. — А что такое опера? Момент, когда заговорил Барнаби-ребенок, все дружно упустили. — Опера — это такое скучнющее действо, — ответил Котецу, и впрямь враз поскучневший, — на котором надо высидеть несколько часов. При этом еще слушая малопонятные за счет особого исполнения песни, зачастую на иностранном языке. — «Кольцо нибелунга» в Штернбилде ставят далеко не каждый день. — Оригинальный Барнаби скрестил руки на груди. «Надо понимать, кто не пойдет — тот мой худший враг», — подумала Карина. Быть врагом Барнаби она не боялась, но возможность посидеть несколько часов рядом с Котецу казалась очень заманчивой. Поэтому Карина была первой, кто поддержал идею с оперой. — Я всегда ценю настоящее искусство. — Подумав, Натан тоже дал «добро». — Если будет нудно — можешь смело спать, — сказал Котецу Барнаби-ребенку. — Хотя едва ли ты сможешь уснуть при этих воплях… Барнаби-подросток неопределенно хмыкнул. *** — Что они делают? — шепотом спросила Карина. — И вообще, кто это? — Это валькирии, — ответил Натан. — Странно, что они так рано появились. Должны бы только во второй части… — Это и есть вторая часть, — отозвался Барнаби-подросток. — «Кольцо нибелунга» — не одна опера, а четыре. И каждая часть длится где-то по четыре часа. Первая часть, «Золото Рейна», была вчера. А это уже «Валькирия». — Кто такие валькирии? — не унималась Карина. — Женщины-воительницы. Летают по воздуху, собирают души умерших воинов. — Как герои? — поняла Карина. — Героини. — Тише, — попросил Барнаби-оригинал. — Отвлекаешь. — Но мне ведь интересно! — возмутилась Карина. — А тут ничего не понятно! — Почитай программу. Карина последовала совету, но вскоре убедилась, что в программе тоже ничего не понятно. Доступного пересказа сюжета там не было. В отличие от Карины, Котецу никого не отвлекал и не донимал расспросами. Он уже спал. У ребенка-Барнаби, который сидел между Котецу и Кариной, тоже слипались глаза. Похоже, он был слишком мал для высокого искусства. Любовная сцена между Зигмундом и Зиглиндой внесла некоторое оживление. Даже Натан, втихомолку начинавший зевать, на какое-то время впечатлился. Карина же отчаянно жалела, что не понимает по-немецки. Слова персонажей казались такими проникновенными, Зигмунд действительно любил Зиглинду, и ее муж не мог стоять между ними. У него не было ни единого шанса… Если бы так было в жизни, горько посетовала Карина. А то у настоящей любви тут как раз шансов нет. Борешься, страдаешь, любишь, а остаешься… валькирией какой-то. Дальше стало сложнее. Если сцены с Зигмундом и Зиглиндой были понятны интуитивно (а о том, что они будут, именно с этими персонажами, в программе предупреждали заранее), то высокие сомнения главной валькирии Карина постичь не могла. На каком-то этапе она почувствовала, что уже вообще ничего не понимает. Тут, очень вовремя, сделали антракт. Котецу проснулся, осоловело поморгал и был утащен Барнаби-ребенком из ложи. — Не очень удачная Брунгильда, — прокомментировал Барнаби-подросток. — Технически исполнение безупречно, но за душу не берет. И это называется современная постановка? Вагнер бы за голову схватился. Далее последовало детальное перечисление упущений, которые, по мнению Барнаби, допустила исполнительница. В конце их подробного перечисления подросток-Барнаби остался в ложе в одиночестве. Похоже, ему удалось достать даже самого себя. *** — Главный смысл этой оперы — в важности выбора, — сказал Котецу, наблюдая, как Барнаби-ребенок старательно моет руки. — Есть другие, дополнительные, и их много. Но этот — основной. Брунгильда выбирает между высшей справедливостью и справедливостью локальной. Если она не подчинится Вотану — то будет наказана. Она знает об этом. Но, поскольку она лучшая из валькирий, в данном случае она не может ему подчиниться. Она полагает это несправедливым. Потому она защищает беременную Зиглинду. Долг героя — помогать слабым. Пророчества и страхи великих не имеют значения. — Значит, Брунгильда — герой? — уточнил Барнаби-ребенок. — Да, — подтвердил Котецу, — самый настоящий. Она спасла жизнь другому герою, нерожденному Зигфриду. Но он отплатит ей сторицей. В конце «Валькирии» Вотан погружает Брунгильду в сон и ограждает место ее сна стеной пламени. Зигфрид — единственный, кто способен пройти сквозь это пламя и разбудить ее. — А потом Зигфрид и Брунгильда станут напарниками, как ты и старший братик? — спросил мальчик. Котецу смущенно кашлянул. — Ну, вроде того. — Интересно, откуда у тебя такие познания о «Кольце нибелунга». — В туалет зашел Барнаби-оригинал. Судя по удивленному выражению лица, он подслушивал за дверью. — Ты же не любишь оперу. — Да, — подтвердил Котецу, — и в музыке ничего не понимаю. Я читал текст. В молодости. На немецком. Давно это было… — Все четыре части? — не поверил Барнаби. — Ага. Конечно, хреново все это дело закончилось. Вторая часть — самая лучшая. В ней есть надежда. А в третьей сплошное предательство. Напарники из Зигфрида и Брунгильды выдались неудачные. Зигфрид выпил волшебное зелье, поднесенное другой, и начисто забыл Брунгильду. Ну, и зачем она ему вообще. Она ведь старше. Герой прошлого, так сказать… — Ты на что это намекаешь? — насупился Барнаби. — Я тебя вспомнил. — Да я без намеков, — удивленно ответил Котецу. — Просто не люблю оперу. Похоже, в этом он был не одинок; совсем скоро неподалеку послышались крики. — Ну что такое, даже в театр не пойти, — посетовал явно повеселевший Котецу. *** — Вы просто слишком похожи, деточка, — проникновенно объяснял Натан. — Поэтому вам обоим так нравится наш Тигр. — Он всем нравится, — возразила Карина, торопливо припудривая румянец, проступивший было на щеках. — Да, и это закономерно, — согласился Натан. — Людям хочется тепла. Всем, без исключения. Всем нужно, чтобы их любили и понимали. Хладнокровные засранцы могут восхищать только издали. В жизни связываться с таким никто не пожелает. Поэтому неудивительно, что тебе, девочка, нравится Тигр. Он не хладнокровный и не засранец. У него недостаток на недостатке, но он точно знает, чего хочет. И может осчастливить тех, кто рядом. Совершенно безвозмездно. Но тут еще одна загвоздка. Тигр, конечно, нравится всем. Но не всем так сильно, как тебе или красавчику. — Н-ничего он мне не нравится, — отрезала Карина. — Нравится, конечно, — опроверг Натан. — Вы с нашим красавчиком оба очень холодные. А Тигр очень теплый. Противоположности притягиваются! — Хочешь сказать, — уточнила Карина, — что мы и есть те самые хладнокровные засранцы? Незнакомая женщина, как раз вышедшая из кабинки, уставилась на Натана как на восьмое чудо света. И впрямь, не так часто увидишь в женской уборной столь пестро одетого мужчину. — Я хочу сказать, — вздохнул Натан, — что наш красавчик куда хладнокровнее тебя. И на твоем месте я бы сдался, пока меня не заморозили. — Пф-ф. Я сама кого хочешь заморожу. Когда из зала раздались испуганные крики, Натан заключил: — Самое время продемонстрировать это умение. *** — Вы где были? — Именно этой фразой Барнаби-подросток поприветствовал ворвавшихся в ложу героев. — Тут происходит что-то очень странное. «Странное» — это было мягко сказано. В опере откуда-то появились всевозможные существа, будто вылезшие из фильмов ужасов; эта братия летала кругом, рычала, завывала и пугала до смерти всех желающих. Но жрать, что характерно, не жрала. — Какие милые! — оценил Барнаби-ребенок. Котецу посмотрел, куда он указывает, и увидел группу мрачных черных кроликов в рост человека. Кролики стояли на задних лапах и скалили огромные неровные зубы, будто выточенные из цельных камней. Мимо полетело создание, смахивающее на осьминога. Если, конечно, у осьминога могут быть крылья и глаз на затылке. Завывая, пронеслась женщина-призрак в бутафорских с виду цепях; на сцене скалился огромный рот, похожий на диван, у которого неожиданно выросли зубы. Зубов вокруг вообще было очень много. Но в ложах и в партере происходили вещи, даже более удивительные. — Ты мне изменяешь! — кричала со вкусом одетая немолодая женщина на своего (предположительно) спутника. Спутник рассеянно оглядывался и пытался высвободиться от цепких рук трех обнаженных красоток. На призраков, пролетавших над ними, этот квинтет не обращал никакого внимания. — Тут террорист! — надрывался какой-то мужчина, тыча пальцем в своего соседа, увешанного динамитом, как рождественская елка игрушками. — Но я не преступник! — Сосед отчаянно пытался оправдаться. — Я всего один раз украл книгу в библиотеке! Я верну ее, только, пожалуйста, не отправляйте меня в тюрьму! Рядом истошно вопила молодая девушка. Молодой ее видели только другие люди: в огромном зеркале, возникшем рядом с ней, вместо девушки отражалась сгорбленная старуха. — Это не я! — Парень в черной маске умоляюще глядел на окруживших его полицейских. Лица у хранителей правопорядка отсутствовали напрочь, вместо них чернела пустота. — Я не виноват в том, что тут происходит! — Опера, — стенал какой-то старик рядом, — опять опера! Эти жуткие безголосые создания! Так вот оно какое, современное творчество! Немногочисленные дети плакали навзрыд, шарахаясь от подлетавших, подползавших и подходивших к ним чудовищ. Похоже, монстры были связаны именно с ними. Были их… страхами? — Какой кошмар, — севшим голосом сказала Карина. — Что здесь происходит? — Некст, я так полагаю, — ей ответил Барнаби-оригинал. — И достаточно сильный. Способный осуществлять чужие страхи. — Я не преступник! — раздался вопль из зала. Потом еще и еще. Кричали совершенно разные люди. — Похоже, тут много кто боится, что их примут за преступников, — сосредоточенно отметил Котецу. — Можно поймать всех по очереди, — предложил Натан. — Особенно мне нравится вон тот лапочка во фраке! «Лапочка», кажется, дирижер оркестра, бегал по залу кругами. За ним гнались две женщины, обе не менее пугающие, чем монструозные кролики. Одна была чуть моложе, вторая — постарше. — Я не преступник! — завывал дирижер. — Я выплачиваю тебе алименты, так что забери свою мамашу и оставь меня, наконец, в покое! — По-моему, у детей самые симпатичные страхи, — неожиданно сказала Карина. — И самые невинные. — Кстати, Кролик, — Котецу обратился к Барнаби-оригиналу, — ты не помнишь, как так случилось, что мы тогда погнались за тем Некстом? Из-за которого появились… — Мы! — подсказал Барнаби-ребенок. — Он ничего предосудительного не совершил. По-моему, вообще просто сидел в кафе. Почему мы на него напали? — спросил Котецу. Барнаби-оригинал пожал плечами: — Мне показалось, что он как-то связан с Уроборосом. — Вот и у меня была твердая уверенность в том, что он преступник, и его нужно поймать поскорее. В итоге тебя теперь трое, а мы до сих пор не знаем, что то был за человек. — Нас трое, потому что он этого боялся. — Подросток-Барнаби подчеркнуто обращался к Котецу. Кажется, он не питал к своему оригиналу особенно теплых чувств. — Он боялся вернуться в детство или подростковый возраст. Ему тогда непросто приходилось. А еще он боялся, что появятся серьезные конкуренты в борьбе за твое внимание. Вот и нарвался. — Это ты себя считаешь конкурентом? — Умей Барнаби-оригинал испепелять взглядом, от Барнаби-подростка только кучка пепла бы осталась. — Я еще расту, — отрезал подросток. — И мне требуется больше внимания, чем тебе. А ему так вообще. — Он кивнул в сторону Барнаби-ребенка. — Котецу-сан будет нас опекать. На тебя у него времени не останется. — Погодите-погодите, — Котецу прервал назревающую ссору. — Правильно ли я понимаю, что это все проделки одного и того же Некста? И то, что произошло с Кроликом, и эта… вакханалия? — Получается, так, — согласился Натан. — Похоже, Некст плохо контролирует свои способности. Скорее всего, они проснулись недавно. Недаром в первый раз он осуществил собственный страх. — Это каким образом? — удивилась Карина. — Мы с Кроликом приняли его за преступника, — объяснил Котецу, — без всяких на то оснований. Кажется, это вообще распространенный страх… — Значит, преступник — кто-то из тех, кто это отрицает, — резюмировал Натан. — Вовсе не обязательно. — Барнаби-оригинал покачал головой. — У человека много страхов. Он мог нечаянно пробудить любой из собственных. А мог вообще уже научиться контролировать свою способность. И тогда мы его не найдем. Тем более… Он не успел договорить. Карина неожиданно упала на колени и схватилась за горло. — Голубая Роза! — встревожился Котецу. Карина подняла на него глаза и попыталась что-то сказать, но из ее рта не донеслось ни звука. — Это ее страх. — Натан понял первым. — Девочка боится потерять голос. Не волнуйся, дорогая, как только мы отсюда выйдем, голос к тебе вернется! — Плохо дело, — встревоженно сказал Котецу. — Сила этого Некста начинает действовать и на нас. Если мы не найдем его и не нейтрализуем в ближайшее время… Его перебил Натан. — Мыши! Жуть! Кошмар! — С потрясающим изяществом вскочив на сиденье, Натан воззрился на нескольких маленьких серых мышек, которые устроились рядом с этим сиденьем и, вообще-то, никого не трогали. — Неужели… дядя боится мышей? — Барнаби-ребенок, казалось, был готов рассмеяться. — Не смешно! — возмутился Натан. — Эти твари могут сожрать все, что угодно! Плакало мое норковое манто! — Еще хорошо, — сказал Котецу, — что оно у тебя не из кролика. А потом упал, не издав ни звука. *** Барнаби сжал зубы. Он уже попал под воздействие силы неведомого Некста, поэтому был уверен, что это не повторится. Однако страх у него и правда был не один. Несправедливо, что из всех страхов Некст выбрал именно этот. Страх потерять Котецу. Без Котецу Барнаби не представлял своего существования. Это был не пафос, не пустые слова, которые так легко говорить с экрана, но невозможно произнести в жизни. Это была правда. Голубая Роза пыталась проверить у Котецу пульс, но она всхлипывала, у нее дрожали руки, и на верность вынесенного ею вердикта, очевидно, нельзя было полагаться. Тем более что и вынести вердикт она сейчас не могла. Возможно, подумал Барнаби, это был не только его страх? Потерять Котецу. Голубая Роза была давно и отчаянно влюблена; может, и она боялась, что объект ее страсти умрет? Может, этого боялся и сам Котецу? В конце концов, он был не так молод, как Барнаби, и прекрасно это осознавал. Даже намекал, что Зигфрид, более совершенный герой, всегда предает свою Брунгильду… представления которой о жизни изрядно устарели. У многих людей общие страхи. Об этих страхах пишут книги, ставят оперы, снимают фильмы ужасов. Бороться со страхами невозможно. Так просто они не уйдут. Более того, страхи делают людей сильнее. Это как способность испытывать боль. Боль неприятна, но она — сигнал об опасности. Предупреждение. Поэтому ребенок всегда отдергивает руку, если подносит ее слишком близко к открытому огню — потому что чувствует боль. Если бы боли не было, ребенок мог бы легко сгореть. То же и со страхом. Страх предупреждает. Иногда это предупреждение излишне, иногда приходится очень кстати. Бесстрашие граничит с безрассудством. Если бы люди ничего не боялись, в обществе воцарилась бы анархия. На страхе общество, преимущественно, и держится. Великие воины всегда испытывают страх. Но они знают, как этим страхом управлять, и не боятся его. Заглянув ему в лицо, они становятся сильнее, и страх либо уходит в прошлое, если он уже несущественен, либо переплавляется в чистую силу. Самый распространенный страх — пожалуй, страх смерти. На втором месте стоит страх одиночества. Понять, что никому не нужен, что в твоей жизни нет смысла — что может быть ужаснее? Барнаби помнил, чего боялся в детстве и в подростковом возрасте. Именно поэтому двое других Барнаби, в отличие от него, сейчас не боялись. Следовательно, могли мыслить непредвзято. — Это кто-то из них, — сказал Барнаби-оригинал. — Преступник там, внизу. — Тоже боится? — спросил Барнаби-ребенок. Он еще не открыл в себе силу Некста, поэтому в данной ситуации мало чем мог помочь. — Вероятно. Только вот чего? — Уж точно не того, что его примут за преступника, — отозвался Барнаби-подросток. — Этот его страх уже осуществился. Мимо пронеслась летающая голова, истошно завывавшая. В черепе у нее торчал мясницкий топор. Барнаби-ребенок проводил голову взглядом и крепче прижал к себе игрушечного кролика. — Почему он вообще появился в опере? — продолжил Барнаби-подросток. — Почему не устроил нападение в каком-нибудь другом общественном месте? Не думаю, что он настолько овладел своей силой, чтобы иметь какие-то планы на этот счет. Скорее всего, в оперу он попал случайно. — Как это — случайно? — переспросил Барнаби-оригинал. Секундой позже до него дошло: — Ты имеешь в виду, что он боялся здесь оказаться? Вместо ответа Барнаби-подросток указал в партер. — Опера, — продолжал сетовать старик, ближе всего стоявший к сцене, — это ужасное место, где истинный талант никогда не получит признания! О, сцена — как бездонная глотка, пожирающая одаренных! Рот на сцене согласно защелкал зубами. — Вот это я называю, — по такому случаю Натан даже отвлекся от своих мышей, — упиваться своим страхом. Да он настоящий мазохист! На лицо бесчувственного Котецу упала слезинка. Кажется, временно безголосая Голубая Роза так и не смогла нащупать у него пульс. Сам Барнаби делать это боялся… — Давай я проверю. — Он отстранил девушку, сочтя, что бежать от собственных страхов бессмысленно. Раз уж им все равно свойственно сбываться, надо встретить их лицом к лицу, как и подобает воину. Пульс у Котецу был. Слабый, прерывистый, но несомненный. — Эти страхи никому не причиняют вреда, — заметил Барнаби-подросток. — Вы заметили? Не режут, не убивают, не душат. — И Котецу-сан жив, — подтвердил Барнаби-оригинал. Голубая Роза облегченно вздохнула. — Получается, страхи полностью не сбываются? — уточнил Натан. Но с сиденья спускаться не стал. — Если бы они сбывались, тебя бы сожрали мыши, — бесстрастно сообщил Барнаби. — И еще. Каждый человек боится смерти. Но никто из присутствующих здесь людей не умер. Такое впечатление, что и сами-то страхи были выбраны случайно. По принципу «кто о чем в первую очередь подумал». Голубая Роза кивнула. Наверное, она в первую очередь подумала именно о страхе потерять голос. — У этих страхов нет особенной силы, — продолжил Барнаби-оригинал. — Они не сбываются… за исключением одного-единственного случая. С этими словами он посмотрел на Барнаби-ребенка и Барнаби-подростка. — Тогда он в первый раз проявил свою силу, — сказал настоящий Барнаби. — Преступник. Мы не смогли его поймать, наверное, он не боялся этого. А может, его страх просто не смог сбыться до конца. Но вы воплотились. Почему? — Думаю, на наше создание он потратил немало сил. — Ему ответил Барнаби-подросток. — Больше, чем на все эти фантомы в опере. Мы — такие же фантомы, надо полагать. Только держимся дольше, чем другие. Возможно, скоро мы тоже исчезнем. — А до этого можем тебе помочь. — Барнаби-ребенок положил игрушечного кролика на сиденье, присел на корточки и продемонстрировал всем желающим мышь, изловленную за хвост. — Немедленно отпусти животное, — велел ему Барнаби-подросток. — Это негигиенично. — Мы можем управлять чужими страхами, потому что сами — страхи, — сказал Барнаби-ребенок и выбросил мышь с балкона. Вслед за ней последовала вторая. И третья. Мыши не возвращались. — Уф, какое облегчение. — Натан смог спуститься. Голубая Роза посмотрела на него с осуждением. Потом перевела взгляд на Барнаби-подростка. — Ни за что. — Он скрестил руки на груди. — Мне больше нравится, когда ты молчишь. — Я тебе помогу, сестричка, — пообещал Барнаби-ребенок. — Иди сюда. Голубая Роза шагнула вперед. — Наклонись. Ребенок едва коснулся рукой ее шеи. Голубая Роза выпрямилась, удивленно оглянулась, будто размышляя, о чем могла забыть, а потом перевела взгляд на настоящего Барнаби и сказала: — В детстве ты был просто прелесть. — Благодарю за комплимент. — Теперь нужно схватить преступника.— Натан сконцентрировался на призыве своей силы. — И избавить людей от страхов, — подсказала Голубая Роза. — Мы этим займемся. — Ребенок-Барнаби чуть застенчиво улыбнулся. — Полагаемся на вас, — решил настоящий Барнаби. *** — Известный в прошлом оперный певец, — рассказывала Карина. — На старости лет немного повредился в уме. Но беда не приходит одна — вдобавок у него проснулись способности Некста. — Надо же, — восхитилась Пао-Линь, — прямо Призрак Оперы какой-то. — Скорее, фильм ужасов. — Карина тяжело вздохнула. — Барнаби теперь в ссоре с самим собой. — Как это так? — Пока мы вязали того преступника, Брукс-младший-младший и Брукс-младший-младший-младший освобождали всех от страхов. В какой-то момент Брукс-младший-младший понял, что забыл разбудить Котецу, и решил это исправить. — Карина подавила желание схватиться за голову. — Знаешь, как он его разбудил? Поцелуем! По-це-лу-ем! И, что самое противное, потом не исчез. Они вообще не исчезли и неизвестно, исчезнут ли. Живут теперь с Котецу и Барнаби, которые, — Карина трагически понизила голос, — оказывается, лю… любят друг друга! — А, это, — протянула Пао-Линь. — Ну так да. Все вокруг знают… — Я не знала. — А чего боялся Дикий Тигр? — Ну… его страх осуществился на все сто. Он, когда проснулся и сумел освободиться из объятий Брукса-младшего-младшего, пожаловался на то, что боялся проспать всю заварушку. А оно так и вышло. Кстати, он на подростка был не в обиде. Думал, что тот ему делал искусственное дыхание… — Дикий Тигр благороден, как всегда, — признала Пао-Линь. — Очень странно, что ты не знала о них с Барнаби. По-моему, там посмотреть один раз достаточно, чтобы понять. С этими словами Пао-Линь кивнула в сторону Барнаби и Котецу. Они стояли неподалеку и о чем-то ожесточенно спорили. Карина прислушалась. — Но он не ест помидоры! — отстаивал свою точку зрения Котецу. — И Каэде не ест! Да и я их не особенно люблю… — Без помидоров этот салат не готовят, — возражал Барнаби. — Говоришь, нет? — Котецу вытащил из кармана телефон. — А ну, слушай! — Не смей! — Барнаби потянулся за телефоном. — Отдай немедленно! — Боишься, что все узнают, какую чушь ты бормочешь, когда спишь? — дразнился Котецу. — Ну разве они не идеальная пара? — мечтательно спросила Пао-Линь. — Идеальная, — со вздохом признала Карина. — Боюсь, мой страх насчет этого осуществился на все сто. *** — А потом наступил конец света! — вдохновенно вещал Барнаби-ребенок. — Рейн разлился и затопил все вокруг! Только три дочери Рейна выжили… — Так проходит величие, — согласился Барнаби-подросток. — Послушай… ты не боишься исчезнуть? — Умереть? — уточнил ребенок. — Я не уверен, что мы живем в полном смысле этого слова. Мы — просто тень прошлого. Чей-то сон. И мы в любой момент можем исчезнуть. — Все когда-то исчезнут. — Барнаби-ребенок беспечно улыбнулся. — Может, все люди родились из чьего-то страха. Как мы. С чего все начиналось — к тому и вернется. Ты зря переживаешь! — Мы существуем только благодаря страху, — сказал подросток. — Разве это честно? — Не думаю, что дело в одном страхе. — Ребенок покачал головой. — Мне кажется, мы задержались так надолго не из-за него. Дело в любви, а не в страхе. — Любви? — Да. Старший братик любит Котецу-сана. И мы любим. А он любит нас, потому что мы — старший братик в прошлом. Его любовь нас подпитывает. Нам не нужно стыдиться или бояться будущего. Мы можем быть не просто страхами. Мы можем делать сильнее. — Ужин готов. — Из кухни показался Котецу с жареным рисом. За ним шли Каэде и Барнаби, груженые столовыми приборами и тарелками. — Где они? — Каэде поняла первой. — Думаю, исчезли. — Барнаби принялся накрывать на стол. — Давно пора. — А по-моему, они очень милые. — Котецу поставил рис на стол, а потом поцеловал Барнаби в щеку и потрепал по волосам. Каэде старательно отвернулась; у нее покраснели кончики ушей, а Барнаби едва не выронил тарелки. — И я всегда знаю, где их искать. «Ведь они — это ты. Твои страхи».