Странный

Впервые Оскар Безариус увидел его в саду Рейнсвортов. Худой до полубесплотности, с нечесаными белыми патлами и замотанной окровавленным бинтом половиной лица, этот тип едва не налетел на Оскара, а потом шарахнулся от него, как от прокаженного. «Странный парень», — подумал тогда Оскар, проводив незнакомца взглядом. Потом пожал плечами и зашагал дальше: не следует заставлять даму ждать, тем более, если эта дама — Шерил Рейнсворт... Но встреча не шла из головы, и, обсудив с герцогиней насущное, Оскар с улыбкой спросил: — Вы открыли здесь филиал благотворительного госпиталя? Леди Рейнсворт приподняла брови. — С чего вы взяли, герцог? — По вашему саду бродит странный тип. — Ах, это всего лишь Брейк, — легко ответила герцогиня. Вот так. Только и всего. Сломанный. Или сломавший? Или… ломающий. Странное имя. Впрочем, встреча вскоре забылась. Оскар и не вспомнил бы о Брейке, если бы через месяц не столкнулся с ним в коридоре особняка Рейнсвортов. В этот раз Брейк не отшатнулся — отступил в сторону, опустив взгляд, как делали слуги, и отчего-то это показалось Оскару неправильным. Наверное, именно поэтому он заговорил: — Без повязки тебе лучше, — Брейк поднял голову, и Оскар вздрогнул: радужка единственного глаза его собеседника тускло сверкнула алым. — И в целом тебе уже лучше, так? — Что за дело Великому герцогу до самочувствия слуги? — голос Брейка звучал настороженно. Оскар развел руками. — Не думаю, что ты — обычный слуга. Ты странный, — И, пока Брейк недоуменно хлопал ресницами, легонько дернул его за собранные в небрежный хвост волосы: — Тебе бы пошла короткая стрижка. — Какого черта?! — вознегодовал Брейк, отступая, а Оскар засмеялся: — Попробуй! Увидишь — я прав, — развернулся и пошел дальше. Он был уверен, что Брейк смотрит ему вслед. В следующий раз они встретились на светском приеме. Когда объявили о прибытии леди Рейнсворт, Оскар обернулся, выискивая взглядом не герцогиню — Брейка. Впрочем, тот был виден издалека: тонкая фигура в безупречно сидящем сюртуке — Брейк носил парадное удивительно непринужденно. А еще… — Я вижу, ты последовал моему совету, — негромко проговорил Оскар, столкнувшись с Брейком у столика с шампанским. Тот хмуро покосился на него, но смолчал. Впрочем, старательно сколотые невидимками короткие прядки топорщились, безмолвно подтверждая сказанное. — Это правильно. У меня хороший вкус. — И потрясающая скромность? — раздраженно осведомился Брейк — и замер, осознав, что сказал дерзость, но тут же расслабился: Оскар рассмеялся. — О да! Скромность — это одно из многочисленных достоинств Безариусов, разве ты не знал? — Теперь знаю, — Брейк едва заметно улыбнулся. Оскар одобрительно прищурился. — Красивая улыбка. Улыбайся чаще. Кстати, как твое имя? — Зарксис, — после минутной заминки ответил тот, и Оскар захохотал. — О! Так скромность — это не только мое достоинство? Брейк прикусил губу, явно сдерживаясь, чтобы не надерзить снова. Оскар подмигнул ему и потянулся за бокалом. — Не стоит настолько контролировать себя. Такому имени нужно соответствовать. Чем больше странностей — тем лучше! — Я запомню это, — медленно выговорил Брейк в спину уходящему Оскару. После того случая они часто встречались: в доме герцогини, на приемах, в Пандоре… Брейка стало много в жизни Оскара. А еще Брейк менялся, прямо на глазах, и Оскар ощущал нечто вроде гордости за него. Он не знал, но чувствовал: Зарксис Брейк пережил что-то такое, после чего другой сломался бы. И Оскару казалось, что он смог, пусть самую чуточку, помочь этому человеку обрести нового себя. Правда, новый Зарксис Брейк получился странным — в смысле, еще более странным, чем был до этого. В нем все было чересчур: чувство юмора — едким, субординация отсутствовала в принципе, рукава были чрезмерно длинными, а волосы — слишком растрепанными… Оскар иногда думал, что породил чудовище. Особенно тогда, когда Брейк начинал состязаться с ним в остроумии. Но в ходе этих словесных баталий Оскар чувствовал такой эмоциональный подъем, что уж точно не променял бы их на почтительно-сдержанные разговоры, которые вели с ним обычные агенты Пандоры. Перепалки с Брейком держали в тонусе и странно возбуждали, однако природа этого возбуждения стала понятна Оскару не сразу. Все стало на свои места на вечеринке в Пандоре. Подвыпивший Брейк разошелся не на шутку, такой же подвыпивший Оскар искренне забавлялся, парируя его выпады, и за словесной дуэлью они не заметили, как остались в гордом одиночестве — несколько бессознательных тел под столами были не в счет. Оскар не понял, как вышло, что Брейк вдруг оказался рядом — так близко, что он увидел свое отражение в темном провале его зрачка, и не знал, отчего ему показалось правильным не отодвинуться, а податься вперед и поцеловать, но в глубине души не сомневался: только так и нужно. А потом его руки зажили свой жизнью: пальцы пробежались по пуговицам форменного сюртука, выдернули из-под ремня рубашку — и ладони скользнули по гладкой коже, ощупывая тонкокостное, сухощавое тело, надавливая на поясницу… Брейк резко выдохнул сквозь зубы, прогибаясь, и Оскар, посчитав это согласием, занялся мелкими пуговками его ширинки. Дотрагиваться до члена другого мужчины было очень странно, но не более странно, чем ощущать ответное прикосновение: Брейк отнюдь не стоял столбом все это время. Тонкие пальцы высвободили напрягшийся член из белья, очертили контур головки, растирая выступившую смазку, и Оскар, застонав, провел пальцами вдоль налитого кровью ствола, ощупывая проступившие вены. Коротко выдохнув и прикусив губу, Брейк вжался в Оскара, жмурясь от удовольствия; а Оскар, обхватив оба члена, толкнулся в ладонь, двигая ею — быстро, жестко. Им не понадобилось много времени: удовольствие захлестнуло резко, мощно. Они цеплялись друг за друга, и кто кого держал, было неясно — да и неважно. Важно было совсем другое — то, что Оскар понял, когда отошел от оргазма. Чуть позже они молча приводили себя в порядок. Оскар едва ли не впервые в жизни не знал, что сказать, а главное — как. Но ему не пришлось долго думать: первым заговорил Брейк. — Очень странный поступок для герцога, — сказал он, глядя в сторону. Оскар усмехнулся, потянул его к себе и приподнял лицо за подбородок, вынуждая смотреть в глаза. — Безариусы любят странное, — ответил он, — разве ты не знал? Тогда Брейк улыбнулся. — Теперь знаю, — негромко ответил он и прижался к губам Оскара сухими искусанными губами.