Часть 1
28 октября 2014 г. в 01:56
Нищета — это не латаные башмаки и не застиранная одежда с заплатами. Нищета — это когда нечем зашить и нечего залатать.
Это не пустой суп на воде, не картофель без мяса, не сухой черствый хлеб. Это жменька крупы, которая могла бы поместиться в ладони у маленького ребёнка, жменька, из которой варят похлёбку на всех, добавив немного съедобной травы. Это полугнилой раздавленный абрикос, который соскрёб прямо с пыльной дороги — наглости украсть на рынке или залезть в чей-то сад пока не хватает, зато с избытком хватает страха: когда-то кнут не пощадил спину, следы от него сошли быстро, даже слишком быстро, но та боль до сих пор напоминает об одной-единственной неудачной попытке.
Нищета — это не чувство постоянного голода, это когда голод уже не ощущается, зато всё время хочется спать, и мысль, доживёшь ли ты до следующего дня, уже не вызывает ужаса, одну только усталую покорность.
Ему девять лет, а может быть, восемь или десять, старшим всё равно, когда он родился, и ему это тоже неважно. Его называют Дагом, Дугом, иногда — Уродцем или «эй, как там тебя», и он с одинаковым спокойствием отзывается на все имена. Он крупный и сильный, ему есть с чем сравнивать, но подработать, хотя бы дотащив мешок какому-нибудь торговцу, удаётся редко. Детям он не нравится, животным — тоже, но взрослые почему-то не любят его больше всех: считают странным. И он сам себя считает странным, потому что другие не видят золотой свет, а может быть и видят, только другие — не глупые, они умеют о нём молчать, они никогда не застывают посреди улицы с широко раскрытыми глазами, никогда не начинают улыбаться без причины и ловить невидимые остальным лучи.
Но однажды, однажды в его жизни появляется такой же. Тот, кто делится с ним пирожками и ничего не просит взамен. Тот, кто никогда не говорит «Эй!», не цедит «Уродец» и ничего не путает, кто называет его Дагом всегда. У кого широкая улыбка и море идей, кто умеет строить домики из палочек и яблочных огрызков, с кем никогда не бывает скучно. Его лучший друг, Фанг.
Когда торговка пряностями называет Дага страшилищем, Фанг метким пинком рассыпает все её склянки, та ругается, багровеет, размахивает короткими пухлыми ручками, в воздухе пахнет дикой смесью разных трав, а Даг — возможно, не впервые, но прошлые разы он совершенно точно не помнит, — смеётся. Заходится грубым, хрипловатым, неуклюжим хохотом. А через несколько дней Фанг отводит его к Баскервилям, и Даг перестаёт быть нищим, он больше никогда не голодает. Он не голодает и у него есть цель: служить господину Глену. А ещё у него есть желание жить.
Годы идут, и Даг становится контрактором, узнаёт о Бездне, учится управлять Цепями. Он много читает: господин Глен научил его читать, у Баскервилей была большая библиотека. Фанг часто ввязывается в драки, встряёт в потасовки и даже нарывается на дуэли, он шутник и зубоскал, на нём всё заживает лишь немногим хуже, чем на самом Даге, а с некоторых пор на Даге всё заживает ещё быстрее, чем раньше. Но они оба знают — даже будь Фанг обычным человеком, он вёл бы себя точно так же, он любит ходить по лезвию ножа, любит неприятности, и они отвечают ему взаимностью. А Даг любит пирожки. Он набивает ими карманы, пока никто не видит, а потом втихомолку ест за книгой, или на улице, но чаще всего он раздаёт их голодным детям. Тем, кто его не боятся, конечно.
Фанг поёт шуточные серенады для Шарлотты, для Лотти, ещё одной из Баскервилей, та отмахивается, хмурится, шутливо бьёт его по пальцам веером, но он всё равно их поёт. Фанг разрисовывает лицо себе и Дагу. «Смотри, — говорит он малышке Лили, — смотри, какой у тебя замечательный знак, мы тоже хотим себе такой». И Лили больше не боится смотреть в зеркала, Лили смеётся, а Даг и Фанг катают её на плечах по очереди. Господин Глен, сперва Леви, а затем и Освальд, всегда наблюдает со стороны. Глен кажется Дагу печальным, но он понимает — это всё глупости, ведь у господина есть цель. У него, Дага, она тоже есть, и, наверное, именно поэтому жизнь кажется ему очень хорошей штукой.
А потом наступает день, когда господин даёт приказ убить всех в замке. И Даг несётся по коридорам, по уже скользкому от крови полу — Лотти всегда была самой быстрой и самой способной из них — добивает раненых, ищет всех живых, которым удалось спрятаться; массивный топор с лёгкостью крошит черепа, разрубает тела от плеча до паха, с хрустом входит в кости конечностей, и его плащ становится мокрым, на него налипают куски плоти — Даг даже не замечает, что какое-то время тащил за собой чьи-то раздавленные внутренности. Дагу кажется, что оторванная голова младенца в окровавленных лохмотьях кожи на оголившихся — лезвие прошло по касательной — рёбрах его матери будет преследовать его во сне, вместе с рукой, которая всё ещё прижимает к животу тельце. Но Фанг рядом, Фанг всегда рядом, у него дёргается щека, но он хлопает Дага по плечу: — «Ещё пять штук и по домам!», — шутка выходит мерзкой, но Даг снова смеётся, будто пьяный, грубо и хрипло, до кашля, до рвоты, и когда его, наконец, выворачивает, он всё ещё хочет жить.
Он хочет жить даже в Бездне, даже понимая, что прошло сто лет и в мире осталось очень мало знакомого, даже зная, что господина Глена больше нет — есть только части его тела, замурованные в печати. Ведь у него есть цель, есть голубое небо над головой и запас пирожков в кармане.
... Когда Фанг, весельчак Фанг, лучший друг Фанг умирает, убитый Безумным Шляпником, чувство усталой покорности впервые за сотню с лишним лет возвращается, забирает силы и желание двигаться. Цель у него есть по-прежнему, но его снова зовут «Эй».