Валькирии

Олаф представлял себе это так: случайно встретить ее одну, без сестер, в каком-нибудь из тех маленьких кафе, таких уютных, когда за окном метет снег, а с моря доносится рокот свинцовых штормовых волн, попросить разрешения присесть за ее столик. "Отважная фрекен рейнджер позволит скромному летчику угостить ее кофе?" Отважная фрекен рейнджер наверняка позволит. Может быть, она даже вспомнит Олафа — в конце концов, его вертолет вот уже который месяц транспортирует Брюнхильд туда, где отродье Ёрмунгарда в очередной раз вынырнуло из морских глубин. Хотя нет, наверное, не вспомнит: каждого егеря переносит по восемь вертолетов за раз, и рейнджерам некогда знакомиться со всеми их экипажами. Но это не важно: он всегда сможет сказать, как его зовут. Потом завязать разговор о... только не о ратных подвигах. Журналисты, осаждающие тройняшек Ульссон расспросами в духе "Как вы сражались против Суттунга возле острова Ян-Майен?", у нее наверняка в печенках сидят. Завязать разговор о чем-нибудь мирном. Ну, вот, например, о том, кого она с сестрами собирается поздравлять на новый год. А потом взять и выложить ей все как есть: что ему давно нравится именно она. Не сдержанно-холодная Мари, не смешливая Эмма, а именно она — порывистая, импульсивная Ингрид. Кто бы мог подумать, что у трех сестер, внешне неотличимых друг от друга, такие разные характеры... Столовая шаттердома меньше всего походила на маленькое уютное кафе. Огромное помещение без единого окна, обилие металла, тронутого ржавчиной, молочно-белый неоновый свет, вызывающий ассоциации то ли с мастерской, то ли с больницей, галдящие толпы народа в любое время дня и ночи. Гирлянды, развешанные по случаю приближающегося праздника, и искусственная елка в углу выглядели здесь чем-то неуместным, ничуть не добавляя романтики. Но со всем этим Олаф готов был смириться, потому что за длинным столом, под самой стеной, он заметил одинокую светловолосую девушку, поглощенную одновременно завтраком и чтением какой-то книги. На спинке ее стула висела теплая темно-бордовая куртка с воротником из ярко-рыжего меха. "Как различить сестер Ульссон? — По воротникам курток. У Ингрид — лиса, у Эммы — волк, у Мари — медведь". Сердце вертолетчика прыгнуло. Пусть не кафе на набережной Нарвика. Пусть абсолютно неромантичная шаттердомская столовая. Главное — Ингрид Ульссон. Одна, без своих сестер. Неизвестно, когда у него снова появится такой шанс, и появится ли вообще. — Еще один кофе дайте, пожалуйста. Подхватив свой поднос, Олаф помчался к дальнему столу. Скорее, чтобы никто не плюхнулся рядом с нею. — Вы позволите, фрекен Ульссон? Голова Ульссон, увенчанная короной из двух пшенично-светлых кос, на секунду поднялась от книги. За столом было сколько угодно места, но возражать рейнджер не стала: — Садитесь, конечно. Она вернулась к своей овсянке и своей книге, не проявляя к вертолетчику ни малейшего интереса. Шанс утекал, как песок сквозь сито. — Фрекен Ульссон, вы позволите угостить вас кофе? — Угощайте, — не отрываясь от завтрака и чтения, она протянула руку и взяла пластиковый стаканчик с кофе. — Спасибо. Сейчас она доест овсянку, выпьет кофе, захлопнет книгу, встанет и уйдет. — Ингрид! — вертолетчик ринулся в наступление. Ульссон наконец-то подняла на него глаза, смерила внимательным взглядом, а потом улыбнулась, не говоря ни слова. Олафа будто прорвало. Сбиваясь, заикаясь и путаясь в словах, но все-таки не замолкая, он выложил ей все, что хотел. Как полгода назад его перевели на службу сюда, в шаттердом Нарвика. Как он впервые увидел ее и сестер не на мониторе или экране телевизора, а вживую. Как, глядя на них изо дня в день, убедился, что они очень разные. Как из всех троих именно она покорила его сердце. Что он понимает: обычный пилот не пара одной из тех, чья профессия — спасать человечество. Но все же он не может не рассказать ей о своих чувствах. — Вот вам мое сердце, Ингрид, — закончил он. — Можете отвергнуть его. Можете принять. Я весь в вашей власти. Пока он говорил, Ульссон продолжала молчать с доброжелательной улыбкой. — Вас как зовут? — спросила она. — Олаф Энгер к вашим услугам, — он слегка поклонился. — Спасибо за откровенность, Олаф. Только я не Ингрид. Вертолетчик замер, глядя на нее с открытым ртом. Потом перевел взгляд на лисий воротник куртки. Потом снова на нее. — Куртка ее, да, — ответила она, пронаблюдав перемещения его взгляда. — На моей сломалась застежка и пришлось одолжить у сестры. А я не Ингрид. Я Эмма. Но я непременно передам ей все, что вы говорили. В ушах Олафа звенело. Наверное, что-то подобное должен был испытывать человек, который с разбегу попытался проломить лбом броню егеря. Зная характер Эммы, можно было не сомневаться, что сегодня к вечеру о его романтических словоизлияниях не по адресу будет знать весь шаттердом. — Не переживайте, больше я никому не скажу, — рассмеялась рейнджер, словно прочитав его мысли. — Честно-честно! Сказать что-нибудь в ответ вертолетчик так и не успел. Басовитый рев сирены огласил столовую, заставив всех, кто в ней был, позабыть о еде и бежать к выходу. За сотни миль отсюда, в ледяных глубинах Норвежского моря, Разлом исторг очередное чудовище. Эмма вихрем влетела в отсек, где техники уже помогали сестрам облачаться в драйв-сьюты. Похожий на рыцарские доспехи пилотский скафандр, конечно, не был столь тяжел, но по количеству деталей и проводов оставлял своего предшественника далеко позади, поэтому без оруженосцев рейнджеры все равно не обходились. — Всю войну пропустишь, любительница поздних завтраков! — отреагировала на ее появление Ингрид. Впрочем, сказано это было безо всякого раздражения, и Эмма, влезая в нижнюю часть драйв-сьюта, ответила столь же беззлобно: — Вы можете подождать, Брюнхильд — тоже. Даже кайдзю могут подождать. А вот овсянка ждать никак не может. Кто из Кайдзюхейма собрался праздновать новый год в Мидгарде? — Кодовое имя — Гейрёдд, — Мари щелкнула застежками панциря. — Третья категория. Первую научную статью о существах из другого мира написал японский ученый Ямада Хирото. Он же дал им общее название. Но первого монстра, опустошившего побережье Финмарка девять лет назад, назвали Фафниром еще до статьи японца — отсюда и пошла традиция давать им имена ётунов и прочих чудовищ из скандинавской мифологии. Несмотря на то, что эти имена очень странно смотрелись в сочетании со словом "кайдзю". — Вот как? Целая третья категория? — Эмма картинно изобразила ужас. — И куда идет? — Ну явно не на Исландию! — фыркнула Ингрид. — Тогда бы у нас тревоги не было. В наши края куда-то. Датчики фиксировали движение в Разломе и позволяли оценить габариты очередного монстра, по которым ему присваивалась категория. Тогда же ему давали кодовое имя. Напичкать датчиками весь Ледовитый океан и северную Атлантику было невозможно, определяли только, в каком направлении он двинулся. А дальше оставалось расставить по побережью егерей из ближайшего шаттердома и надеться, что кайдзю обнаружат до того, как он выйдет из моря, чтобы принести смерть и разрушение очередному городу. — Кстати, сестрица, — Эмма сочла своим долгом рассказать о неожиданном романтическом приключении в столовой до боя. — Благодаря твоей куртке и тому, что я пошла завтракать одна, у тебя обнаружился воздыхатель. — Что, у меня персонально? — изумилась Ингрид. Сестер Ульссон, как всех уважающих себя тройняшек, было очень сложно различить. Влюблялись в них частенько, но влюблялись во всех троих, скопом. — Да, у тебя персонально, — Эмма закончила с панцирем и взялась за шлем. — Зовут Олаф Энгер, вертолетчик. — Ну-ну-ну, а как это было хоть? — Мари заинтересовалась едва ли не больше сестры. — Расскажу, когда вернемся, — разочаровала ее Эмма. — Сначала — Гейрёдд. Воздыхатели — потом. На егерях первых трех серий конн-под — пилотская кабина, расположенная в голове машины — хранилась в ангаре отдельно, стыкуясь с корпусом только перед боевым выходом. Тогда егеря работали на атомной энергии, излучение плохо влияло на схемы оборудования и время воздействия стремились сократить до минимума. Брюнхильд, относившаяся к четвертой серии, приводилась в действие электроникой, так что нужды хранить голову егеря отдельно от ее тела не было. Пройти несколько шагов — и рейнджеры на месте. — Доброе утро, девушки, — приветствовал сестер из наушников голос Тендо Чои, человека веселого нрава, неопределенной национальности и выдающихся поэтических способностей. Как он любил представляться при знакомстве — "старший оператор шаттердома и скальд на полставки". Шаттердом Нарвика гордился тем, что у них одних был оператор, способный писать отчеты о боевых действиях аллитерационными стихами. — Доброе утро, Тендо, — ответила за всех троих Мари. — Где наш гость из Кайдзюхейма? — Нечестивое порождение погибели Тора, из бездн земли кораблей явившись, держит путь свой… — Так, а теперь с начала и по-человечески. Без кеннингов. — Предположительная траектория после выхода из Разлома — южное направление, — менять стили речи Тендо умел мгновенно. — Грезит о славе Бергельмира, наверное. В позапрошлом году кайдзю, названный Бергельмиром, пересек Атлантику и вынырнул у самого пролива Скаггерак. Никогда еще твари из Разлома не забирались так далеко на юг. Он расправился с Сигурдом, старым егерем, единственным успевшим преградить ему путь, словно нож сквозь масло прошел через Ольборг и Копенгаген, оставляя за собой дымящиеся руины, и ворвался в Балтийское море. Уничтожили его только через три дня, у берегов острова Готланд. — Пускай не обольщается. Отправим его к Хель, прежде, чем он успеет на берег ступить, — воинственно пообещала Эмма. — Усомниться в этом — смертельно оскорбить вас, храбрые девы, — рассмеялся Тендо. — А ловить отродье Ёрмунгарда вы будете в устье Тронхеймс-фьорда. Готовьтесь к запуску нейроконтакта. Эмма опустила веки и попыталась, насколько возможно, ни о чем не думать. Ее сестры сделали то же самое. Чем меньше у тебя в голове мыслей при входе в дрифт, тем лучше. — Пятнадцать секунд. — Десять. — Девять... Дрифт. Это очень тяжело описать словами — когда через тебя потоком проносятся обрывки твоих и чужих воспоминаний, мыслей, образов. Раскидистая яблоня на заднем дворе их дома. Эмма видит себя, забравшуюся на самую высокую ветку, и понимает, что смотрит глазами кого-то из сестер. Мама, готовящая ужин. Отец за книгой. Стены школьного класса. Протянуть руку и взять у сидящей сзади Мари листок с ответом. Аккуратно, чтобы фру Йенссен не заметила. Карл, лучший бомбардир школьной футбольной команды, прижимающий ее к стене в полутемном коридоре. Его губы близко-близко. Воспоминание Ингрид — это она встречалась с Карлом. Ровный строй курсантов рейнджерского училища на плацу. Свист ветра. Здесь, на Аляске, всегда дует пронзительный ветер. "Я, Эмма Ульссон, вступая в ряды Арктических сил обороны, торжественно клянусь..." Ревущие пенные валы, налетающие на Брюнхильд. Темно-зеленая туша, появляющаяся из-под воды. Вой, от которого кровь стынет в жилах. Металлическая рука врезается в голову кайдзю, отбрасывая его назад. Первый бой. А вот и совсем недавнее. "Фрекен Ульссон, вы позволите угостить вас кофе?" Даже рассказывать Ингрид ни о чем не надо, теперь она и так все знает. — Нейроконтакт установлен. Ингрид, Эмма и Мари одновременно открывают глаза. Где-то далеко внизу пальцы трех металлических рук сжались в кулаки и снова разжались, повинуясь их воле. Ощущение единства друг с другом и многотонной боевой машиной вызвало у Эммы нарастающий, поднимающийся откуда-то из глубины восторг. Такой же восторг — Эмма ждала его, предвкушала его и мечтала о нем — они испытают, когда вступят в бой. Когда егерь и его пилоты займутся тем, для чего созданы. — Поехали-и-и-и! — ликующе пропела Ингрид. Гигантские створки дока распахнулись и ярко-красная трехрукая красавица Брюнхильд, поднимая тучи брызг, начала движение к выходу. Лучи слабого декабрьского солнца, заглянувшие в док через открытые ворота, выхватили из полумрака руническую надпись на груди егеря — «Упоенная бурей копий». — Ульссон! — это уже не Тендо. Это низкий раскатистый голос маршала Пентекоста, командующего Арктическими силами обороны, главного человека в этом шаттердоме и во всех остальных. — На связи, сэр! — из трех сестер Ингрид появилась на свет самой первой, всегда пользовалась неоспоримым правом старшинства, а потому и в их экипаже считалась командиром. Эйфория, всегда наступающая при установлении дрифт-соединения, осталась позади. Пришло время работать. — Высаживаетесь к северу от устья Тронхеймс-фьорда. Занимаете позицию в десяти милях от берега. Держите побережье до Намс-фьорда. Берег к северу от Намс-фьорда защищает Черно Альфа. Если Гейрёдд появится в их зоне... — Мы помогаем Альфе. Если появится в нашей — Альфа помогает нам, — привычно закончила Ингрид. — Умница. Южнее вас никого. Сильно на юг он забраться не должен, но будьте готовы. — Так точно, сэр, — кивнула Ингрид. — Будем готовы. Брюнхильд шагнула в открытое море, сразу погрузившись по пояс. Наверху уже стрекотали вертолеты, готовые подцепить егеря тросами и понести его на юг. Туда, где сегодня Брюнхильд предстоит вступить в бой. Или не предстоит. Если кайдзю вынырнет севернее их и севернее Черно Альфы, то с ним будут сражаться другие. — Олаф, бедняга, сейчас особенно волнуется, — сказала Эмма, услышав вертолеты. — И за то, чтобы Гейрёдда благополучно ухлопали, и за то, чтобы ты ответила ему взаимностью. — А летун недурен собой... — задумчиво произнесла Ингрид, вспоминая увиденное в дрифте. — Может, в самом деле ответить юноше взаимностью? Разок-другой? — Только не прямо в егере, прошу тебя, — моментально отреагировала Мари. — Я после этого не смогу спокойно находится в конн-поде. Меня будут одолевать мысли о том, как это было. — В Брюнхильд?! — хором возмутились обе сестры. — Извращенка! — А что? — Мари густо покраснела. — Кино помните? "Рейнджер, который любил меня". Там была сцена в егере. — Так это же кино! — назидательно ответила Ингрид. — Условность искусства. В реальной жизни неудобно. Конн-под слишком тесный. Заскрежетали тросы. Многотонная махина егеря медленно начала подниматься в воздух. Егеря всегда занимали позиции в море, за несколько миль от берега, и старались перехватывать кайдзю до того, как он выберется на сушу. Бой с порождениями Ёрмунгарда на берегу считался крайностью, и еще большей крайностью — бой с ними в городе. PADC стремились не только убить монстра, но и минимизировать причиненные разрушения. Хотя кадры с многоэтажными домами, падающими словно кегли, конечно, выглядели в новостях очень эффектно. Давным-давно, еще в первые годы войны, егерь Девастейтор Доминейтор защищал от кайдзю город Сент-Джонс на острове Ньюфаундленд. В процессе защиты экипаж Девастейтора загнал монстра прямо в центр города и там сошелся с ним в рукопашную. Когда бой отгремел и горожане выбрались на свет из убежищ, их взорам предстала очень печальная картина: совместными усилиями рейнджеров и кайдзю большая часть домов была превращена в руины. Название егеря оказалось пророческим. Городские власти тогда подали иск к Арктическим силам обороны о возмещении ущерба, а мэр дал гневное интервью, в котором произнес историческую фразу: "Стадо взбесившихся кайдзю не смогло бы разрушить Сент-Джонс лучше, чем этот проклятый егерь!" Мировая общественность была на стороне PADC (ведь кайдзю все-таки уничтожили), суд вступать в конфликт с общественным мнением не стал, средства на восстановление города выделили международные организации, разрушение Сент-Джонса сочли досадной случайностью. Но маршал Пентекост на следующем совещании командования PADC пригрозил, что пилотов, наносящих неоправданный ущерб городам, будут отправлять собственноручно восстанавливать разрушенное. Тройняшки родились и выросли в центральной Швеции, очень далеко от моря, среди совсем других пейзажей. Но это не мешало им очень любить норвежские фьорды. Наверное, как раз за их непохожесть на знакомые с детства места. И эта любовь добавляла решимости — сражаться за то, чтобы разбросанные по побережью многочисленные городки и поселки с их кукольными белыми домиками, бревенчатыми причалами, у которых покачиваются рыбацкие лодки, не стали грудами обломков. Полумилионный Тронхейм тоже хотелось спасти от разрушения, но маленькие городки вызвали такое желание еще сильнее. Такие, как Утхауг, который по-хорошему должен был бы сверкать праздничными огнями и кипеть предновогодней суетой, но сейчас будто вымер. Снег, падающий крупными хлопьями, покрывал улицы и оставался нетронутым. В воздухе висела тишина, нарушаемая только стрекотом вертолетов. — Мы на берегу, — отрапортовала Эмма, когда егерь опустился в воду и летчики принялись отцеплять тросы. — Сейчас выдвигаемся к месту. — Отлично, — ответил Тендо. — Минут через пять-десять наш гость должен показаться, и станет понятно, кому его встречать. — Удачи вам, девушки, — зашипев, наушник заговорил незнакомым голосом кого-то из вертолетчиков. — Задайте ему жару! — Непременно, — пообещала Ингрид. — Энгер, если ты нас слышишь — Ингрид Ульссон передает тебе привет. В новом году буду ждать тебя у входа в четвертый ангар. — Кхм... — Олаф все же решился ответить. Ингрид могла поклясться, что даже на расстоянии чувствует, как горят его уши. — Понял вас, Ульссон. — А можно я тоже приду? — осведомился еще один незнакомый голос. — Нельзя! — отрезала рейнджер. — На тебя планов у меня нет. — Ну, а как насчет планов других прекрасных фрекен? — летчик не пожелал сдаваться — Другим прекрасным фрекен подавайте предложения индивидуально, — ответила Эмма. — Ага, мы рассмотрим, — добавила Мари. Пилот, наверняка, хотел еще блеснуть остроумием, но громкое "Немедленно прекратите засорять эфир!", произнесенное голосом Пентекоста, отбило у него желание продолжать диалог. Брюнхильд, неспешно переставляя свои металлические ноги (по единодушному мнению сестер, ни у одного егеря не было таких стройных ног, как у нее), шагнула в море. — Внимание, Брюнхильд. Гейрёдд появился на радарах. Движется к вам! — Поняли тебя, Тендо. Готовимся встречать. Этого момента можно ждать, наблюдая за неуклонно приближающейся красной точкой на экране радара. Можно отсчитывать секунды, оставшиеся до него. Можно сколько угодно готовить себя к нему морально. Но когда неспешно колыщущаяся свинцово-серая поверхность моря взбурлит и из глубины вырвется ревущая чешуйчатая громадина, движимая единственным желанием разрушать — это всегда неожиданно. — Мы тоже рады тебя видеть, — поприветствовала кайдзю Ингрид. — Тендо, Гейрёдд пожаловал. — Понял вас, Брюнхильд. Альфа выдвигается к вам. Монстр на секунду замер, будто оценивая появившегося противника, а затем бросился вперед. — Пилы! — скомандовала Ингрид. Эмма и Мари ткнули в панель управления, синхронно взмахнули руками, и две другие руки, механические, послушно выпустили визжащие, острые как бритва диски. Еще один взмах. Прежде чем Гейрёдд успел схватить Брюнхильд, пилы вонзились в его тело, а кулак третьей руки ударил кайдзю прямо между глаз. Ликование переполняло сестер. Пилот рожден, чтобы сражаться, и нет для него большего счастья, чем битва. Это ощущение счастья сильнее страха, сильнее боли, оно заставляет забыть о том, что чудовище, противостоящее тебе, способно начисто разнести егеря. Снова заревев, кайдзю отступил. Из глубоких ран, оставленных пилами, сочилась ярко-голубая ядовитая кровь. — Смелее! — крикнула Эмма, будто монстр мог услышать и понять ее. — Ну давай, подходи! Гейрёдд не заставил себя просить дважды. Эту атаку Брюнхильд встретила выстрелом из плазменной пушки. Заряд угодил кайдзю в бок, так что толстая шкура и мясо полетели клочьями. Не давая ему опомниться, Мари убрала пилу со "своей" руки, которой управляла, и припечатала железным кулаком нижнюю челюсть монстра. Взревев, Гейрёдд размахнулся когтистой передней лапой. Удар пришелся в голову егеря. Кабину встряхнуло так, что пилоты едва не полетели вверх ногами. Система управления угрожающе завыла, замигала красными сигналами. — Ч-черт... — Ингрид тряхнула головой, пытаясь восстановить ориентацию в пространстве. — Мари, парируй, он нам башку снесет! Эмма, что с пушкой? — Заряжается. Еще пару секунд! — крикнула Эмма, бросив быстрый взгляд на экран. Мари успела поднять руку егеря, и следующий удар не достиг цели, но их тут же тряхнуло еще раз — Гейрёдд боднул егеря головой в грудь. — Держитесь, Брюнхильд, Черно Альфа почти на месте, — голос Тендо в наушниках казался бесконечно далеким. Брюнхильд ринулась вперед. Пилы с визгом рассекли воздух и снова полоснули кайдзю по туловищу. — Пушка готова! — Эмма принялась ловить голову кайдзю в перекрестье прицела. — Получай! Но выстрел пропал зря. Монстр с удивительным для своей массы проворством увернулся от заряда плазмы. Спустя секунду огромные челюсти сомкнулись на железной руке егеря. Ее нейронный интерфейс, подключенный к драйв-сьюту Эммы, вспыхнул, не выдержав чудовищной перегрузки. — А-а-а... — девушку ошпарило болью. Эмма повалилась на бок, бессознательно пытаясь содрать с себя скафандр. Правую руку, казалось, варили в крутом кипятке. Ее боль через дрифт-соединение сразу же накрыла и двух других. Сквозь мельтешащие перед глазами разноцветные пятна, Ингрид разглядела, как лапа кайдзю медленно, словно в кино или компьютерной игре, движется к голове Брюнхильд. Система управления продолжала выть, мигать и всячески свидетельствовать о том, что дела плохи. Они с Мари почти автоматически — непрекращающаяся боль выгнала из головы мысли, оставив только рефлексы дернули егеря назад, выходя из-под удара. Гейрёдд смог зацепить их на излете, и конн-под снова содрогнулся, но уже не страшно. — Сестренки, вам помочь? — Ульссон никогда еще не были так рады слышать голос Саши Кайдановской, одной из двух пилотов Черно Альфы. — Не откажемся, — прохрипела Эмма, все равно сохранившая остатки чувства юмора. Нейронные контакты драйв-сьюта сгорели. Рук, ни своей, ни остатков металлической, она не чувствовала напрочь, зато боль вроде бы прекратилась. Альфа, боевая машина первой серии, на фоне изящной Брюнхильд выглядела грубой и архаичной (особенно благодаря своей голове, напоминавшей ведро). Но за непритязательной внешностью крылась невероятная мощь, вкупе с опытом экипажа делавшая ее страшным противником для обитателей Кайдзюхейма. Появившаяся из-за мыса Альфа в несколько тяжелых прыжков — морское дно содрогалось — преодолела расстояние, отделявшее ее от Гейрёдда, и тяжелый кулак обрушился на загривок кайдзю. Монстр, развернувшись к новой опасности, ударил Альфу. Метил в грудь, где помещалась пилотская кабина старого егеря, но Альфа отступила на шаг и кайдзю не смог до нее дотянуться. Ответный удар едва не опрокинул Гейрёдда на спину. — Я тебе покажу, как девушек обижать! — загремел в эфире бас Алексея Кайдановского, второй половины экипажа Черно Альфы. Ульссон понемногу приходили в себя. Огоньки продолжали мигать, но сирена замолкла. Гейрёдд и Черно Альфа увлеченно молотили друг друга кулаками. Чета Кайдановских сопровождала эту рукопашную комментариями, от которых уши слушателей рисковали свернуться в трубочку. — Брюнхильд, вы как? — спросил Тендо, имея в виду и егеря, и его пилотов. — Минус пушка и одна рука, — хмуро ответила Ингрид. — Мы с Мари более-менее. У Эммы сильный ожог. Бой продолжать сможем. — Тогда окажите нам услугу, — крикнула Саша. — Зафиксируйте эту заразу, чтобы она не дергалась. Брюнхильд вцепилась в кайдзю двумя уцелевшими руками. Гейрёдд с рыком попытался вырваться и пнул егеря задней лапой по ноге. Машина накренилась, но устояла и не разжала захвата. Струя пламени из огнемета Альфы угодила Гейрёдду в морду, а пилы, снова выпущенные Брюнхильд, принялись кромсать его шею, отделяя голову от тела. Ядовитая кровь хлестнула словно из пробитого шланга, заливая егерей и покрывая море вокруг пленкой неестественно-голубого цвета. Вой погибающего кайдзю, наверное, услышали даже в Тронхейме. Меньше чем через минуту все было кончено. Гигантская туша порождения Ёрмунгарда, содрогаясь в последних конвульсиях, исчезла под волнами. В каждом шаттердоме несли службу сотни людей, но все они так или иначе занимались обслуживанием, к боям прямого отношения не имели, шансы их получить ранение практически равнялись нулю. Доставалось исключительно рейнджерам, а рейнджеры — штучный товар, их во всех Арктических силах обороны несколько десятков. Поэтому медицинские блоки шаттердомов никогда не строились большими, ведь наплыва пациентов в них тоже никогда не было. На размерах палат экономили в особенности. Когда в маленькую комнатку, лишенную окон, с обстановкой из кровати, тумбочки и двух стульев, вдобавок к уже сидевшим возле Эммы сестрам вошли Кайдановские, здесь стало совсем тесно. — С наступившим вас, валькирии! — пробасил Алексей. — Извините, что без обязательных цветов и фруктов для раненой, — виновато развела руками Саша. — В шаттердоме их днем с огнем не найдешь, а в Нарвик лететь уже поздно было. — Ничего страшного, — сделала успокаивающий жест Эмма. — Раненая обойдется и без обязательных цветов с фруктами. Мы вас тоже поздравляем. Вы первые в этом году. В прошлом последним был маршал. — Ты как? — Саша указала на ее руку, лежащую поверх одеяла и забинтованную от плеча до запястья. — Шрамы останутся, но жить буду, — оптимистично заверила Эмма. — А вы как? — спросила Мари. — Не пострадали? Ох и колошматили вы с Гейрёддом друг друга... — Да что нам сделается, — махнул рукой Алексей. — Машенька, мы били кайдзю задолго до того, как это вошло в моду. Нас рукопашной не проймешь. Ингрид, до этого сидевшая погруженной в свои мысли, наконец-то вырвалась из них и посмотрела на Кайдановских: — А вы заметили — он все время по конн-поду старался ударить. Будто прицельно. И нас, и Альфу потом. Саша аккуратно примостилась на краешке кровати и тоже задумалась. — Ты хочешь сказать, что они с каждым разом не только больше становятся, но и... умнее? Если, конечно, это можно так назвать? — Вроде того, — Ингрид взглянула на часы и поднялась со стула. — Надо будет с научным отделом поговорить на эту тему. Может, они не скажут, что я рехнулась. А сейчас простите, но я вас покину. Брюнхильд там одна. Эмма подождала, пока за сестрой закрылась дверь, снова улыбнулась, заговорщицки подмигнула остальным и вполголоса произнесла: — А ведь там не только наша Брюнхильд. Там еще и Олаф Энгер. И он тоже один. — Кто такой Олаф Энгер? — уставились на нее Кайдановские. Днем они слышали переговоры между вертолетчиками и экипажем Брюнхильд, но, как и большая часть обитателей шаттердома, ровным счетом ничего не поняли. — Это пилот вертолета, — шепотом произнесла Эмма, не переставая улыбаться. Вид у нее при этом был такой, будто она рассказывает великую и страшную тайну. — С ним сыграл злую шутку воротник моей куртки. Ну, то есть не моей, а Ингрид, но она была на мне. А все началось с того, что сегодня я пошла завтракать без сестер... Когда Олаф Энгер опасался, что о его романтических словоизлияниях не по адресу будет знать весь шаттердом, он опасался не зря. В четвертом ангаре, жилище Брюнхильд, было тихо и царил полумрак. Шаттердом продолжал праздновать новый год. Кто-то в столовой, где Тендо сейчас декламировал свои новые стихи о яростной схватке, в которой против отродья Ёрмунгарда сражались три девы из шведских земель вместе с супругами из страны бескрайних лесов и бурых медведей. Кто-то после общего ужина переместился в свои комнаты и продолжал веселье с ближайшими друзьями. Кто-то еще накануне вечером отправился в город. На посту оставались только дежурные операторы, но и они могли праздновать — следующего кайдзю теперь стоило ожидать не раньше чем через пару месяцев. Ингрид вышла на балкон, тянущийся по периметру ангара, и остановилась, облокотившись на перила. Брюнхильд одиноко стояла в тишине и полумраке. Егерю изрядно досталось сегодня — оторванная рука, помятая броня на груди, трещины и вмятины на голове, электронике внутри тоже пришлось несладко. — Ничего, — сказала ей Ингрид. Она не сомневалась, что Брюнхильд понимает ее слова. — Мы тебя непременно починим. Ты и так самый красивый егерь на свете, а будешь еще краше. За спиной у нее послышались осторожные шаги. "Ставлю сотню евро против одного, что это Олаф". Рейнджер расплылась в улыбке, но оборачиваться не стала. Ей было интересно, как он себя поведет. — Ингрид? — так же осторожно спросил он. На ней не было куртки, только темно-зеленый комбинезон, но он уже убедился, что курткам тоже не стоит слишком доверять. Уж лучше спросить прямо. — Она самая, — Ульссон обернулась и протянула ему руку. — А вы, значит, Олаф Энгер? Что ж, приятно познакомиться. — Мне тоже, — она ожидала рукопожатия, но вертолетчик внезапно схватил ее запястье и прикоснулся к нему губами. "Экий романтичный молодой человек! Ничего, со мной он быстро станет куда менее романтичным". — С вашей красотой может сравниться только ваше мужество, фрекен Ульссон, — произнес он, оторвавшись от ее руки. — И ваших сестер, конечно же. — Ингрид, — засмеялась она. — Просто Ингрид. И давайте на "ты". Не возражаете? Олаф, справившись с волнением, тоже улыбнулся. Она оказалась вовсе не такой неприступной, как он думал. — Не возражаю, Ингрид. — А по поводу мужества... — она повернулась к искалеченному егерю. — Без Брюнхильд у нас ничегошеньки не получилось бы. Привыкай, Олаф! Любишь пилота — люби и его егеря! — Я постараюсь, — серьезно ответил он. — Но могу ли я надеяться, что, если назначу тебе встречу в кафе на набережной Нарвика завтра... то есть, уже сегодня вечером, то ты придешь на нее без егеря?