Темная штольня

Доран размашисто шел ко входу в шахту номер один. Сегодня у него первый день практики после окончания «Школы горного искателя» и его папаша, известный ювелир Дорис, пристроил сына в одну из лучших бригад. Ради первого дня Доран даже бороду расчесал, хотя какая там борода — юношеская поросль, только начавшаяся заворачиваться светлыми кольцами. Даже заплетать еще нечего. Зато косы вполне достойной гномской длины — ниже лопаток. Радостная сестра с утра даже свои заколки ему предложила, с бирюзовыми цветочками, что вызвало смех отца и смущение самого Дорана, но что возьмешь с малявки? Она же хотела как лучше. Зато мать, по традиции, достала самую красивую одежду: новые штаны и рубаху. Первый раз в шахту нужно прийти нарядным, задобрить богов и духов подземелья. Слегка болела голова, вчерашнее знакомство с бригадой прошло познавательно — с крепким самогоном, настоянном на ягодах и грибах шики. Их то Доран и перенюхал, в надежде на пришествие бога и то, что тот в видении укажет ему удачное место для добычи, но бог не пришел, а Доран до утра смотрел похабные картинки с соседской гномкой Рафиной. Рафина и была причиной его практики не у отца-ювелира, а в шахте. Месяц прошел как дочь пекаря, увидя его в магазине родителей, угостила выпечкой. Доран был на седьмом небе от счастья, грызя позавчерашнюю булочку и решая, что такая невеста — дар богов. Мощная, грудастая, с таким задом, что не обхватить. И личико приятное: курносый нос, мясистые щечки и круглые глазки. Просто глаз не отвести от Рафины, такая она красавица. Да еще и экономная, вот дала бы свежую булку, Доран бы задумался, не гоже разбазаривать то, что можно продать, а черствая позавчерашняя — самое то, и ему приятно, и пекарне не в убыток. Тогда и пришла в голову гнома мысль, что и родителям стоит намекнуть и сватов заслать к пекарю. Пекарь, киркой ему в зад, затребовал за дочь сумму немалую, и все в золоте и камнях, на что мама Дорана долго поджимала губы в гневе, а отец решил, что не стоит такая невеста усилий. Доран не отступил и долго прикидывал, где взять эти три килограмма золотых украшений и решил, что камни добудет сам и украшения сделает, сын ювелира, как-никак. Отец и пристроил Дорана в бригаду Румуса, знакомого еще по школе, в надежде, что ковыряться сын будет долго, невеста успеет другого найти, а он женит Дорана на дочери компаньона. Доран вспомнил вчерашние картинки: будто подарил он Рафине на свадьбу короткую юбку из золотых пластинок, и в первую брачную ночь невеста его в ней и встретила. Потом всплыло в памяти, что по традиции нужно наказать будущую жену, чтоб место свое знала и уважала сильную руку мужа. Как в видениях отшлепал ее, и стала задница красная, как рубин. Долго представлялась Дорану жопа Руфины в золотой юбочке после порки, как драгоценное украшение: красный камень в золотой оправе. Немного портила все ложбинка, как трещина на кристалле, но гном закрывал глаза по очереди, и этот изъян исчезал. Хуже была мысль о том, что больно большой зад у гномки, много золота придется потратить, только все равно оно в семье останется, так что можно и постараться ради своей мечты. Доран так замечтался, что не заметил, как прошел в шахту и опомнился только от дружного гогота шахтеров. Он, как сбросил кирку в вагонетку и сам залезть пытался, но позорно промахнулся и теперь сидел на земле под дружный гогот своей бригады Потянулись мозолистые руки, отвесили ему затрещину и втянули внутрь, на свободное место. — Размечтался, — с укоризной пробасил бригадир, — шахта не любит разгильдяев. Доран сконфуженно кивнул и стал рассматривать стены, пока вагонетка несла их к новым выработкам. — Новенький, — продолжил бригадир, — ты сегодня пойдешь в десятый штрек, он еще узкий и нам пока не пролезть, расширишь его. Доран обрадовался. Самые знаменитые камни всегда находились в новых штреках и штольнях, так что ему может улыбнуться гномская удача. Только вот с киркой туда не пролезешь, значит нужно взять молоток и аккуратно расширять проход. Штрек был даже уже, чем он себе представлял, ползти можно было только на четвереньках. Смущали совсем узкие места, которые встречались довольно часто, но это не расстраивало Дорана, уж как-нибудь ужмется и расширит. Зато тут такие пласты породы, что можно рассчитывать на удачу. Здесь должны быть дорогие камни и кристаллы. Время шло к обеду, и Доран приблизился к одному из самых узких мест. Постукивал молотком и, тщательно осматривая отвалившиеся пласты, он и не заметил, как во что-то уперся. Хода вперед не было. Тупик. Развернуться тоже не получится, и Доран попытался ползти задом. Никак не получалось. «Застрял» — с ужасом понял он и чуть не взвыл. После утреннего позора с вагонеткой ему только и осталось, что застрять и опозориться на веки вечные. Молоток лежал под рукой, но изогнуться назад и отколоть пласт не получалось. Он в западне. Хотелось плакать, лучше навеки застрять здесь, чем ждать спасателей. Этот позор он не переживет. Доран вытер скупую слезу и попытался попятиться. Бок уперся в острый обломок породы, и гном чуть не взвыл в голос. Все равно он попытается выбраться сам, пока звать на помощь не стоит. Продергавшись минут двадцать и застряв еще сильнее, Доран почувствовал за спиной движение. Что-то прикоснулось к его оттопыренному заду. «Крыса» — с ужасом подумал гном, — сейчас приведет стаю и обожрут сначала мою задницу, а потом и все остальное. Он уже почти решился звать на помощь, но тут кто-то погладил его зад. И не укусил! Сначала он выдохнул с облегчением, а потом снова замер. Кто же тогда сзади? — Друг, помоги, — сипло выдохнул Доран. За спиной молчали, только гладить перестали. Доран представил, что это дух шахты и замолчал в ужасе — духи любят издеваться над гномами, а он, новичок, попался на их шутку. Внезапно под живот подлезли чужие руки, стали расстегивать ремень и стаскивать с него штаны. — Они мне не мешают, — Доран не мог понять, зачем снимать с него одежду, тем более с той, «свободной» стороны. За спиной молчаливо пыхтели и упорно пытались стянуть штаны. — Ах ты, ворюга, — внезапно осенило гнома, — ты не спасать пришел, а вещи украсть? Ему стало совсем тоскливо. Вот придут его доставать, а он не только позорно застрял, так еще и голой жопой сверкает. Да и штаны было жаль. Новые, из чертовой кожи, таким сносу нет. От досады и ужаса перед предстоящим он взвыл, за что получил хлесткий шлепок по заду. — Цыц, — прошипели сзади и облапили его зад. Доран уже собрался лягнуть насильника, но что будет потом? Тот разозлится и вообще прибьет Дорана, поэтому гном затих. Насильника лучше не злить, а то мало не покажется Сзади пыхтели и мяли его зад, изредка шлепая, от чего хотелось взвыть и громко позвать на помощь. Мозолистые пальцы насильника раздвинули ягодицы и надавили на вход. Доран прикрыл глаза и закусил кулак. Вдруг потом неизвестный сжалится и поможет ему выбраться? Сзади сопели, пыхтели и явно пристраивались к его заднице. Наконец насильник пристроился, навалился и стал медленно входить. Было очень больно, даже слезы выступили. Доран вцепился зубами в свою руку и тихонько подвывал. — Вот черт, узкий как крысиная норка, — раздалось сзади. Дорану в голову бы не пришло даже руку засовывать в крысиные лазы, не то что член, а этот, сзади, наверное, и такое проделывал. Отец намекал, что в шахтах полно сумасшедших, но до таких экспериментов еще додуматься нужно. Раньше он не задумывался об этом, а теперь понял. Зачем им жениться, если и так хорошо? Видимо, по этому отец не хотел его сюда отпускать, думал, что и он, работая здесь, так же с ума сойдет? Стоит ли женитьба таких страданий? Насильник наконец протиснулся и замер. Доран прочувствал его размер — настоящий гномий, намного больше чем у него. Стало даже немного завидно, но насильник стал медленно двигаться, и все мысли из головы Дорана испарились. Размашисто, насколько позволял узкий штрек, насильник входил в него, шлепая яйцами по заду и изредка щипая за бока. Доран дергался, скребясь и цепляясь пальцами за куски породы. Сначала было очень больно, но постепенно что-то странное стало с ним происходить. Мозолистые пальцы насильника уже не так царапали горящую кожу, а чужая рука под животом схватила и сжала его член. «Оторвет», — с ужасом подумал Доран и зашипел в голос, — поаккуратнее там. Насильник даже замер в недоумении. Доран испугался и пояснил: — Вдруг оторвешь. Сзади сдавленно заржали и выдали: — Совсем придурок попался. Доран не спорил, как есть он придурок. Умный бы так не подставился. — Тогда сам давай, — ослабил хватку на его члене насильник. — Что? — не понял Доран. — В руку тыкайся, идиот, — зло прошипели сзади. Было стыдно. В чужую руку тыкаться он не привык, в свою и то стеснялся. Но злобный голос приказал, и он побоялся ослушаться. Сначала было неудобно и стыдно, но внезапно Дорану стало приятно, и он ускорился. Можно даже представить, что рука своя или вообще Руфины. Возникла мысль, что после свадьбы он уговорит ее, и она разрешит ему потыкаться в свою ладошку. Гладкую и без мозолей. Доран размечтался и совсем расслабился, стало тепло и приятно. Вскоре, сделав пару особенно мощных движений, насильник затих. Отодвинулся от Дорана, из-за чего по его голым ногам что-то потекло. Теплое и противное. — Молоток давай, — просипели сзади, и под живот просунулась пятерня. Доран молча нащупал молоток и всунул в руку. Мысли из головы улетучились. Сбоку и сверху застучал молоток, отбивая небольшие куски породы. Вскоре стучать перестали, а молоток снова оказался под животом Дорана. Он изогнулся, доставая орудие, и столкнулся пальцами с чужой рукой. Его пальцы сжали и что-то в них вложили, маленькое и твердое. — Завтра в дальней штольне, — шлепнул Дорана по оттопыренному заду насильник и, развернувшись, пополз из штрека. Пока Доран выбирался, разворачивался, спешно устранял собственное неудобство, вытирался и натягивал штаны, насильника и след простыл. Мелькнула вдалеке задница в черных штанах и пропала, но такие штаны носили почти все гномы в шахтах, так что вычислить гада никак не получится. Доран вылез из штрека как раз к концу смены. Кряхтя и прихрамывая, он разогнулся, вздохнул и вспомнил о том, что насильник что-то всунул ему в руку, а он так и полз, сжимая это в кулаке. Разжав пятерню, в свете магических светильников Доран увидел изумруд. Треснутый по средине, но большой и чистый, без примесей и вкраплений. Покачав головой и почесав бороду, он, ковыляя, пошел искать вход в дальнюю штольню.