Batafurai kōka - Эффект бабочки

Моя жизнь невыносима. Невыносима. Невыносима во всех смыслах этого слова. Собственно говоря, с этим словом я засыпаю и просыпаюсь. Со словом и с мечтой однажды не проснуться. Просто лечь спать и вновь утонуть в бездонной пропасти вязкого, зыбкого бреда, что остальные называют снами, просто взять и забыться… Только уже не на пару часов, как обычно, как каждый день. А навсегда. Я бы с радостью не родился, если бы только мог. Лучше не жить вовсе, чем испытывать день ото дня всепоглощающую боль, в которой тонут все остальные чувства. Я не очередной нытик, раздувающий из глупых, житейских проблем глобальные катастрофы. Я не жалуюсь на плохую семью, одиночество или несчастную любовь. В этом ведь нет смысла. Я вообще предпочитаю не жаловаться. Я просто живу, с трепетом ожидая момента, когда моё сердце остановится. Лучше умереть, чем жить так, как я. Я – бабочка. Глупо звучит, да?.. Но это так. И это не даёт мне покоя. Я – бабочка. Моя кожа не намного прочнее, чем их крылья. Крылья бабочек. Хрупкие, тонкие, почти прозрачные… Стоит хотя бы мимолётно коснуться их, как пыльца осыпается, и бабочка больше не может летать, и практически невесомым камнем падает на землю, бессильно раскидывая крылья… Так же и я. Каждое неумелое прикосновение вызывает волну безумной, удушающей боли, от которой на глаза накатываются слёзы, а дыхание перехватывает на считанные секунды… Ненавижу свою жизнь. Я не могу ходить в школу, да и вообще, стараюсь реже появляться в общественных местах. Слишком много людей. Проходят, проталкиваются сквозь толпу, грубо задевают плечами, вновь вводя меня в то состояние, от которого даже сдавленный крик не может вырваться из пересохшего горла, и мне остаётся только исступлённо кусать губы, пытаясь хоть немного приглушить эту чёртову боль. Это, кажется, зовётся агонией?.. Не важно. Мне плевать на то, как это называется, точно так же, как окружающим плевать на меня. Кому я такой нужен? Разве что родителям. Маме. Но она и так настрадалась из-за меня… Попытки лечения, поиск врача, препараты, перевязки… Всё это ведь стоит денег, весьма немалых денег. Но не в них дело. Мама. Я больше не могу смотреть, как она страдает. И всё из-за меня. Мне невыносимо слушать её тихий, усталый шёпот: «Когда-нибудь мы вылечим тебя, сынок…». Каждый вечер она приходит в мою комнату, накрывает меня одеялом и, видя, как я морщусь от боли во сне, тихо всхлипывает. Ей ведь не менее больно, чем мне. Она любит меня. А я даже обнять её не могу. Большее, что я могу сделать – это сесть рядом и положить затылок на её узкое плечо. Поначалу неприятно, немного больно, но потом всё пропадает. Я часто так сижу с ней… Иногда даже беру её за руку. Это так приятно… Родное тепло… Кожа на моих ладонях огрубела, и поэтому при прикосновениях практически ничего не ощущается. Благодаря этому я могу есть самостоятельно, печатать, выводить на шероховатой белой бумаге кривоватые буквы… Но я больше не могу так жить. Жизнь посреди вечной боли. Беспомощная бабочка. Мне ведь уже семнадцать, а я и на четырнадцать едва тяну. Маленький, тощий, бледный… Я ненавижу себя, но, к моему великому сожалению, не могу от себя избавиться. А так бы хотелось… Хотелось бы родиться заново. Но не судьба. Это заболевание… Я ведь даже выговорить его не могу. Да и не горю желанием произносить его ни вслух, ни в мыслях. Оно ведь передаётся на генном уровне, разве не так?.. Значит, папа тоже был болен?.. Я почти не помню его. Разве что то, что он постоянно смеялся, и от него едко пахло сигаретами… Я практически не смеюсь. Только при маме, чтобы немного её развеселить. Когда она видит мою улыбку, тоже начинает улыбаться… Я смеюсь только для неё. Потому, что кроме неё я никому не нужен. Потому, что кроме меня, у неё никого нет. – Эй, Тё! Ты чего застыл? Поди-ка сюда, я тебя со своим старшим братом познакомлю! Юсу. Человек, возомнивший себя моим другом. Можно сказать, он опекает меня. Он один из тех, кто действительно хорошо ко мне относится. Возможно, это не больше, чем просто жалость, но на жалость это не похоже. Терпеть не могу, когда меня жалеют. Слова сочувствия – в большинстве своём неискренни, и выглядят, как кусок хлеба, кинутый тощей вшивой собаке с барского стола. Ненавижу. – Иду!.. – я, неловко одёрнув несоразмерно большую футболку, бегу к Юсу и замираю рядом с ним. – Знакомься, Тё, это мой старший брат, Сатоширо! – Юсу кивком указывает на стоящего рядом с ним высокого парня. Странно. Они ведь совсем не похожи. Юсу мне много рассказывал о своём старшем брате, но я представлял его ну совсем не таким! Этот Сатоширо… Немного резкие черты лица, чуточку впалые щёки, острый подбородок, едва заметный след синяков под глазами от явного недосыпания. Длинноватые, до плеч, светлые волосы, чёлка зафиксирована множеством разноцветных прямых заколок, и всё же пару прядей выбивается из-под них и немножко нелепо торчат в разные стороны, а то и вовсе слетают на лицо при первом дуновении тёплого летнего ветра. Голубовато-серые глаза немного сонно, но с интересом смотрят вокруг, время от времени фокусируя беглый взгляд на мне. С каждым разом он всё больше задерживается на мне, отчего я привычно покрываюсь лёгким румянцем. – Очень приятно, Тё, – он протягивает мне руку, и я, как неприручённый дикий зверёк, испуганно отшатываюсь. – Мн… м…нельзя… – бормочу что-то, сбиваясь и нервничая, прячусь за Юсу. – Объясни ему… Ещё одно моё свойство. Когда я нервничаю – я начинаю заикаться. Когда я начинаю заикаться – я густо краснею. Когда я густо краснею – я начинаю нервничать. Замкнутый круг. – Сато, его трогать нельзя, – с умным видом объясняет Юсу, поправляя вечно сползающие на нос очки с ярким салатовым стеклом в толстой чёрной оправе. – У него болезнь такая. Он вроде как бабочка. Ему больно, когда его трогают. Сатоширо сочувственно улыбается. Почему-то мне начинает казаться, что он улыбается искренне, что ему действительно жаль меня… Нет, не так. Это не жалость. Сочувствие. Искреннее сочувствие. Нда, нечасто такое встретишь. В наше-то время… – Бабочка?.. – он наклоняет голову на бок, вновь вперяясь в меня изучающим взглядом. – Ах, понял. Я читал о чём-то подобном. Бабочка… Это, наверное, не слишком приятно, да?... Я отворачиваюсь, глядя в сторону, на серые тени выцветших однообразных домов. Отчего-то у меня перехватывает дыхание, а щёки рдеют от смущения, когда я ловлю на себе внимательный взгляд Сатоширо. Он словно выглядывает во мне что-то необычное. Часто смотрит мне в глаза, ещё сильнее вгоняя меня в краску. Я тоже время от времени кидаю смущённый взгляд на Сато, а потом снова отворачиваюсь, вжимая голову в хрупкие плечи. – Эй, вы двое, долго ещё там пялиться друг на друга будете?! – обиженно надувает пухлые губку Юсу, скрестив руки на груди. Мы ведь совсем про него забыли… – Ничего я не пялюсь! – вскидывается Сатоширо, поправляя блондинистую копну волос. На его бледноватом лице проявляется едва заметный румянец, и почему-то это заставляет меня улыбаться. – И вообще, чего мы тут стали? Пойдём, что ли!.. Ещё пару минут мы решаем, куда пойти, и, не придя к единому согласию, просто идём гулять по городу. Пустоватые для этого времени суток улочки, старые, практически безлюдные аллеи… Сато, словно специально, выбирает те места, в которых мне было бы спокойно. Минимум людей. Пусто. Только наши голоса гулким эхом катятся вдоль тротуара… Мы идём и разговариваем. Сато часто смеётся, и мне тоже становится весело. Как-то легко и спокойно. Я обычно едва выдавливаю из себя улыбку, а сейчас иду и смеюсь вместе с Юсу над какой-нибудь ерундой. И Сатоширо смеётся. Когда он смеётся, на его впалых щеках появляются забавные ямочки, а глаза сильно щурятся, словно бы он смотрит на яркое полуденное солнце. Знаете, что такое свобода? Я уверен, ваше представление сильно отличается от моего. Свобода – это не полная независимость от кого-либо. Зачастую такая свобода превращается во всепоглощающее одиночество. Поверьте, я знаю, что это такое. Это не свобода. Для меня свобода – это возможность смеяться. Смеяться искренне. В тот день я был свободен. Мы гуляем, и я могу уже не смущаясь рассматривать Сато. Они ведь действительно с Юсу совсем не похожи. Даже странно, что они братья. Юсу – миниатюрный брюнет с коротким ежиком на голове и блестящими серыми глазами, кажущимися зелёными из-за цветного стекла очков, а Сатоширо – высокий блондин худощавого телосложения. Как они могут быть братьями?.. Только сейчас замечаю, что запястья Сато увешаны всевозможными браслетами из цветных нитей и ленточек. В сочетании с узким шипованным браслетом на правой руке и напульсником с изображением норвежского, кажется, флага выглядит забавно. Всё же есть у них с Юсу кое-что общее. Пристрастие к ярким мелочам. Цветные очки, всевозможные футболки кислотных цветов… Майка Сато украшена какими-то замысловатыми рисунками, на широком ремне – металлическая резная пряжка, немного зауженные к низу сероватые джинсы с явно самодельными рваными прорезями, белые кеды с разноцветными шнурками… Я иду и, увлёкшись разглядыванием нового знакомого, на полном ходу врезаюсь в дерево. Боль, адская боль исказила моё лицо, и я падаю на землю, получая от падения очередную порцию нескончаемой агонии. – Тё! – Сато первым кидается ко мне, оттолкнув застывшего в испуге Юсу, подхватывает меня за шиворот, не касаясь кожи, и подымает, ставит на ноги. – Ты как, в порядке?! Я вижу его испуганные глаза, прямо напротив себя. Взволнованные, обеспокоенные, завораживающие… – Да-да, я в.. порядке… – дышать тяжело, боль не оставляет меня, по щеке невольно скользит болезненная слезинка. – Тё, ты нас перепугал! – подключается Юсу. Он не менее нервничает, чем его старший брат. – Точно в порядке? – Да, я же сказал… – дрожащей рукой тянусь в карман, достаю какие-то таблетки. Их название я тоже не выговариваю, но они помогают. Глотаю пару штук и натянуто улыбаюсь. –Всё хорошо… Сейчас пройдёт… Две пары глаз с подозрением следят за тем, как я глотаю эти треклятые белые таблеточки, застревающие в горле. Но, возможно, именно благодаря ним я всё ещё жив. – Всё! Вот видите, я в порядке! Я жив, всё нормально! – мне приходится помахать худыми руками в воздухе, чтобы Сато и Юсу прекратили таранить меня пронзительными взглядами. – Поздравляю, Тё, ты только что угробил мою нервную систему! – фыркает Юсу, с лёгким укором качая головой. – Чёрт с ней, с твоей нервной системой. У тебя она всегда не в порядке была, – Сатоширо пихает младшего брата в плечо, и тот замолкает. Мне вновь становится неловко. Я… Я впервые чувствовал себя здоровым. Ну, как все! Я мог идти, не боясь, что сейчас меня толкнут, и сердце снова зайдётся в бешеном приступе боли! Я практически забыл о том, что я – неприкасаемый. Antatchaburu. – Ладно, идём дальше! – нетерпеливо вскидывается младший, тормоша Сато. – Тё жив, значит, можно идти! И вообще, ты мне мороженое купишь?! Сатоширо удивлённо округляет синевато-серые глаза, непроизвольно вытягивая губы трубочкой, и я невольно начинаю хихикать. Забавное зрелище. – Я обещал тебе мороженое?! Я не был пьян, Юсу, тебе меня не развести! Я ничего тебе не обещал! – вопит парень, протестующее размахивая руками. Однако его младший брат, похоже, сдаваться не собирается. – Нет, обещал! – злостно сверкая очками, изрекает Юсу. – И вообще, тебе что, жалко, что ли?! Ну ты и жмот! Я с невольной улыбкой наблюдаю за этой небольшой потасовкой. Они как дети. Ругаются из-за мороженого. Всё же Сато, пусть он и выглядит таким взрослым, ещё не вышел из детства. Он всё ещё маленький ребёнок. Сколько же ему лет?.. Снова ловлю себя на разглядывании Сато. Он странным образом притягивает меня. Притягивает так, как никто из людей. Меня вообще люди не особо-то притягивают. Скорее раздражают, пугают… Отвратительные существа. Не замечают ничего, кроме себя самого, готовы по трупам шагать, лишь бы достигнуть своей идиотской, глупой, низменной цели. Зачастую эта цель – богатство. Глупая цель, неправда ли?.. Я понимаю бесполезность денег, как никто другой. Не больше чем пустые бумажки, на которые можно купить себе статус, положение в обществе, любовь… Но здоровье нельзя за них купить. Я пробовал. Никто не смог сделать меня здоровым. Ни одна сумма денег. Говорят, деньги могут всё. Враньё. Ложь. Но если люди не будут верить в деньги, то во что же им верить, этим проклятым атеистам?.. – Тё, не отставай! – машет рукой ушедший вперёд Юсу, и я подбегаю к нему, осторожно глядя под ноги, чтобы не дай Бог не споткнуться и не упасть… Сато уже мерно вышагивает в нашу сторону от ларька, неся в руках два мороженых. Идёт медленно, чтобы не выронить, не потерять эти цветастые шарики в вафельном рожке… Глядя на то, как он идёт, возникает такое ощущение, будто он выбирал мороженое под цвет своих заколок… Мне опять становится беспричинно смешно. – Держи, Тё! – он протягивает мне одно мороженое, а второе отдаёт Юсу. Почему-то по моим рукам проходит лёгкая приятная дрожь, когда он мимолётно касается моей ладони, и я снова краснею, бормочу что-то в знак благодарности. Почему-то мне снова стыдно за румянец на своих щеках. Мне действительно было приятно его прикосновение… Хочется спрятаться. Знаете это странное ощущение?.. Стыдно так, что хочется просто спрятаться, замкнуться в себе, почувствовать себя рыбкой в маленьком тесном аквариуме. И будь что будет. Я хочу остаться наедине со своими, пускай и бредовыми, мыслями. Но меня снова и снова вытягивают в эту реальность, так опостылевшую мне… Я ведь практически виртуален. По крайней мере, мне так кажется. Большую часть дня я провожу за компьютером. Мышка в руке, размеренный стук клавиатуры… Я живу там, в той реальности. Здесь меня практически нет… – Можно попробовать?.. – несмело спрашивает Сато, глядя на моё мороженое. Чёрт. Я снова краснею… – Почему ты не купил себе?.. – мой голос едва заметно дрожит, и это смущает меня ещё больше… Сатоширо вдруг резко выпрямляется, пару секунд просто смотрит на меня, а потом наклоняется к Юсу и тихо шепчет что-то ему на ухо. – Сато!!! – лицо младшего в один момент приобретает пунцовую окраску, и Юсу с силой пихает брата хлипким кулачком. – Что?! – удивляется Сато, с невинным видом поправляя волосы. – Я говорю то, что думаю. Так можно?.. Он снова вопросительно смотрит на меня, и я тихонько киваю. Что же он такого сказал?.. Сатоширо, словно всё ещё сомневаясь, наклоняется к моему мороженому…откусывает почти полшарика и сбегает, на ходу выхватив мороженое Юсу!!! – Ах ты, воришка!!! – возмущённо вопит Юсу и пускается в погоню. – Давай, Тё!!! Мы догоним его!!! Моё смущение сменяется непонятным безграничным весельем, и я тоже бегу… Впервые в жизни бегу, не боясь упасть.