Тень ведьмы

— Человек, — сказала крылатая женщина и прошла сквозь оконное стекло. — Хочешь, я стану им? Олаф смотрел, как легко танцует ведьма, уже в танце становясь тем, кого ему хотелось видеть больше всего… или не видеть вовсе. — Человек, — сказал Вальдес и чуть прищурился. — Ты не обманываешь себя сейчас и ни о чем не будешь жалеть потом. Олаф закрыл глаза и открыл вновь — видение не исчезло. Вальдес одной рукой неспешно развязывал узел своего шейного платка. — Человек… — Красная ткань взметнулась в воздухе и плавно осела на ковер. — Ты ничего не теряешь. В этом нет лжи. В этом твой танец. Вальдес смотрел на Олафа темными глазами, и лунный свет, падавший из окна, обрамлял его силуэт, словно лаская. — Человек, будь волен в своих желаниях, и это никому не принесет зла. — Вальдес шагнул навстречу, снимая рубашку. — Это сон… — Он пальцами очертил шрам на щеке Олафа. — А сну можно простить немного фантазии и раскованности, не правда ли, господин Кальдмеер? От последних слов Олафа внутренне передернуло, он почти отшатнулся, но чужие руки удержали. И место, где они касались, грело живым теплом. Если это был сон, то лучший за долгое-долгое время. — Неужели ты совсем не хочешь хоть ненадолго оказаться рядом? — тихо шептал Вальдес и заглядывал в глаза. — Я не оттолкну. Я не ложь. Почему тебе так сложно верить во что-то хорошее? Олаф закрыл глаза, но тепло чужих рук на плечах не исчезло. А потом почувствовал дыхание у самых губ. Он уже слишком много потерял и был уверен, что, когда потеряет и это, уже не сможет двигаться дальше, но было что-то, что сильнее любых доводов. Олаф потянулся навстречу и поцеловал жесткие губы. — Тогда называй меня по имени, чтобы я не перепутал, — попросил он. — Все, что пожелаешь, — откликнулся Вальдес и на самое ухо прошептал: — Олаф. Затем схватил его за руку и закружил в легком танце. — Я буду таким, как ты захочешь, — смеялся он. — Тогда просто будь таким, как он, будь им, даже если мне это не понравится, — смиряясь, попросил Олаф. — Конечно, господин Кальдмеер. — Вальдес остановился и лихо усмехнулся, перехватил ладонь партнера, притянул к лицу и стал облизывать кончики пальцев с таким видом, словно они самое вкусное, что только может быть на свете. — Любезный адмирал, вы как предпочитаете — быть сверху или снизу? — Чужой ядовитый задор вплавлялся в кожу, въедался в кровь. — Все равно, — отозвался Олаф, отпуская скованность, чувствуя, что можно не загонять себя в рамки, а довериться чужим, пусть и не настоящим рукам, позволить им то, о чем и мечтать не смел. Вальдес улыбнулся, переплел его пальцы со своими и потянул за собой в постель, а потом и сам рухнул рядом. — Хочешь дотронуться? — прошептал он, притягивая к себе бледную ладонь. — Я как он. Рассматривай, изучай, люби. Одежда летела с кровати, а поцелуи мешались с тихим шепотом. Кэцхен учила, как быть с мужчиной, того, кто раньше и не догадывался, что ему подобное будет интересно. — Давай начнем с касаний, — шептала ведьма голосом Вальдеса. Он прижался к Олафу, прикасался своим возбужденным членом к чужому, обхватывая их ладонью, быстрыми движениями доводя до оргазма обоих. — Вот видишь, как хорошо, — сказал Вальдес, когда все закончилось, поцеловал Олафа и растворился в воздухе, оставив после себя лишь чувство обмана, неправильности и невосполнимой потери. Ведьма приходила каждую ночь. Она смотрела темными глазами, в которые просто нельзя было заглянуть днем — совесть не позволяла. С настоящим Вальдесом вообще было сложно, его и видеть было стыдно, а от одной мысли о том, что бы он подумал, если бы узнал, чем Олаф занимается с ним ночами, хотелось умереть. — Не спеши, — шептал на ухо двойник и прижимался, обнимая ногами бедра. — Я ведь тут и никуда не уйду. Будь нежен. — Неужели тебе так сложно поцеловать меня лишний раз? — смеялся он. — Знаешь, любовь надо показывать, иначе о ней никто не узнает. — Не смотри такими грустными глазами! — он брал ладонь Олафа и клал себе на грудь. — Слышишь, это мое сердце, и оно принадлежит тебе. Слова — яд, голос — магия, глаза — вся тьма мира, и сколько бы Олаф ни говорил себе, что все пройдет, — в тот вечер, когда ведьма не пришла, он почувствовал, что умер. И было бы проще пережить этот разрыв, если бы не настоящий Вальдес. Он приходил каждый день, расспрашивал, рассказывал, пытался поймать взгляд, не осознавая, насколько больно смотреть на него. — Я надоел вам? — улыбнулся настоящий Вальдес. — Отнюдь, — было ему ответом. — Но что-то не так, — не отступал Вальдес. — Думаю, я скучаю по вашим ведьмам. — Олаф и сам не знал, почему, но не смог заставить себя ни отмолчаться ни солгать. И сказал правду. Вальдес не стал расспрашивать, а лишь удивленно кивнул и исчез на несколько дней, за которые Олаф понял, что лучше не иметь возможности коснуться вообще, чем так. Ведьма раньше не входила через дверь, а теперь зашла именно так. Ведьма всегда смотрела мягко и немного снисходительно, а сейчас ее взгляд был напряжен. Она заперла дверь, хотя раньше в этом не было необходимости. Олаф встал навстречу, принимая новые правила. Вальдес решительно вдохнул и быстро приблизился. Он как будто волновался. И Олаф положил ладонь ему на грудь, как учила ведьма. — Все хорошо, — сказал он и поцеловал Вальдеса, как учила ведьма. — Ты же сам говорил, что это сердце принадлежит мне, или теперь это не так? — Так, — кивнул Вальдес и прижал ладонь сильнее, пальцами впиваясь в одежду. — Именно так. Олаф не сразу понял, что в нем неправильно, а потом осознал — в Вальдесе не было той легкости, что была присуща ведьмам. Его походка была резче, движения — жестче, взгляд — тверже. Все как раньше, но слишком реально. Уже не сон. Олаф попытался вырвать руку и не смог. Оправдываться не было смысла, он смотрел в глаза и ждал чужого приговора. — Почему ты хочешь быть с ними и не хочешь со мной? — Вальдес чуть склонил голову. — А ты бы хотел? Примешь таким? Вальдес до боли знакомым жестом перехватил руку Олафа, притянул к своим губам и поцеловал подушечки пальцев, облизывая жесткую кожу языком. — Всегда хотел так сделать.