Гимле

* Гимле — самый лучший чертог, куда уходят души умерших. Выше и лучше, чем Вальхалла. Буквальный перевод — «защита от огня». Когда он разжал руку, то закрыл глаза, но даже сквозь плотно сомкнутые веки видел, как перед ним проносятся и гаснут разноцветные искры. Это сверкал обломленный Радужный мост, разрезавший своим ледяным сиянием темноту. Его брат кричал его имя в черную бездну. Локи часто снились сны, в которых он падал с большой высоты. Когда ему было шесть, он приходил посреди ночи к матери или брату, не в силах справиться с резкой дрожью, сидел там до самого утра. Он помнил мягкие, теплые объятия, шерстяное одеяло, близкое чужое дыхание, тишина, прерываемая уютным шепотом, светлые ночи, когда луна была во все небо, и мириады звезд, далеких и близких. Локи поднимался с кровати, подходил к окну, отодвигая тяжелые портьеры, и смотрел, как чернота у горизонта потихоньку светлела, разрастаясь красным, оранжевым и тепло-желтым. Когда ему было десять, он впервые пошел в одиночку на Радужный мост. Тем ранним утром было холодно и влажно, и поверхность моста была покрыта светлым, пушистым инеем. Локи встал на колени, оставляя на мосте отпечатки рук. Оглушающе ревела вода, и он видел, что там, внизу, чернота не светлеет и кажется почти мертвой, но он знал, как знал это каждый ребенок в Асгарде: там есть жизнь, такая, какую они не смогли бы даже представить. – Там миров столько, сколько на небе звезд, – сказал однажды Тор, а Локи ему поверил. Им с братом сложно было друг друга понять, но, несмотря на постоянные ссоры, Локи все также приходил к нему по ночам. Как-то раз Тор пришел сам: испуганный и бледный, он дрожащим голосом рассказал, что видел нехороший сон – сон про смерть. Он рассказал, что ему снилось, что Локи, потеряв равновесие, упал вниз с Радужного моста, а Тор шагнул за ним следом. Как жаль, что Тор был только отчасти прав. Потом они оба выросли, и Локи уже знал наизусть карту звездного неба, имена звезд и созвездий, далеких туманных галактик. Он знал многое из того, чего не знал теперь старший брат, и с помощью магии мог творить удивительные вещи, но то мальчишеское восхищение – что, неужели все-все миры? – никак не хотело исчезать. Каждый раз с замиранием сердца он смотрел, как появляется перед ним дверь в новый мир, сияющая белым, мягким и манящим светом, и любая темнота тех миров, что спрятаны под мостом, казалась тусклой по сравнению с этой ослепительной белизной. А вот теперь он падал. Как это было для него? Он был первым, кого темнота приняла в свои холодные объятия, а значит – я могу выжить – билась мысль в его объятой паникой голове. Перед ним вдалеке все еще блестел мост, но тьма пожирала его беспощадно. Вместе с мостом она пожирала то немногое, что Локи когда-то называл домом: тяжелые красные портьеры в покоях, семейная картина – мать, отец, брат и Локи, - в коридоре возле тронного зала, недочитанная книжка, оставленная на столе, непотушенная свеча, талисманы, усыпавшие полку над кроватью – он собирал их всю свою жизнь… В растерянности сжав кулаки, он вздохнул тяжело и резко – воздух здесь был разреженный, вязкий – в руках у него было пусто, и пусто было внутри, словно магия закончилась в нем вместе с Асгардом. Я хочу жить, подумал он, я не хотел, это несправедливо. Он вспомнил, что в кармане у него амулет на счастье – мамин подарок, и потянулся за ним, но опухшие пальцы не слушались, срывались на мелких серебряных пуговицах плаща. Темнота вокруг была полна красок: миры переливались всеми цветами радуги, пульсировали, издавая утробный стон. В кармане оказалось пусто. В отчаянии Локи искал амулет, выворачивая карманы наизнанку, руки тряслись, очень хотелось кричать. Нет, он не падал с горы; он тонул в необъятном море, шел камнем ко дну, не в силах пошевелиться. Мимо него проплывали миры, величественные и равнодушные, словно огромные, поющие киты, и Локи все слышал, как что-то оглушительно трещит, бьет и звенит. Это пыталось вырваться из грудной клетки его живое сердце. Он замер, не в силах сделать вдох, и вдруг понял, что это – конец. Я не хочу умирать. Я – Локи из Асгарда. Я был рожден, чтобы править. Я был рожден царем. Я был рожден богом. Мы должны знать все секреты мироздания, но мы не знаем, и только блуждаем в меньшей, чем люди, темноте. Мы должны знать ответы – как обмануть смерть, а я – бог обмана и лжи, но я все равно не знаю. Мало времени, слишком мало. Неужели она такая крохотная, жизнь? Словно жизнь мошки, залетевшей в комнату к человеку… Миры вокруг шумели, сливаясь в один бесконечный шуршащий звук прибоя, а его голос терялся, растворяясь в этом великом и бесконечном. Немели от холода пальцы. Какая ирония: он, йотун, замерзнет до смерти в этом ледяном море. Локи бы улыбнулся, но не было сил. Он посмотрел на свои стремительно синеющие руки, а перед ним поднялся с потревоженного дна какой-то иссиня-черный мир, мерцая, словно далекая звезда. Мир поднялся, но испугался, нырнул вновь под ноги, всколыхнув вязкую, непроглядную мглу. О чем нужно думать перед своей смертью? Локи чувствовал, что что-то нужно сказать, потому что привык бороться до самого конца; язык его – оружие его, и он хотел выразить что-то важное, что-то безумно, безудержно нужное, но слова соскальзывали с отяжелевшего языка. Он уйдет к Хель, и будет коротать вечность в царстве мертвых, среди праха, тлена и тумана, и никогда больше никогда не увидит Асгард… Говорят, что если кого-то оплачет каждое живое существо, то Хель освободит пленника, но кто будет плакать о нем? Разве что Тор. – Я не хотел, – сказал Локи в всепоглощающую пустоту, рвано и резко закашлявшись. Однажды мир был создан инеистым великаном, думал Локи, смотря на свои покрытые инеем ладони. Я сделал все правильно. Вздох дался ему тяжело, словно воздух пытался вырваться из тела, разрывая легкие. И было так холодно, холодно… Я сделал все правильно и ни о чем не жалею. Сердце захлебнулось своим ритмом. Миры равнодушно сияли вокруг, словно сигнальные маяки в бескрайнем и черном море, озаряя его бледное лицо, сухие руки: Локи стремительно белел, становясь листом чистой бумаги, и завернулся в плащ, словно в кокон. В Асгарде всходило солнце, и в его лучах Радужный мост сиял мягкими теплыми оттенками красного. На краю моста, поглаживая руками острые обрубленные осколки, сидел Тор, подслеповато щурясь. Бездна не донесла до него такие нужные слова. Где-то на асгардском небе, незаметная, загорелась и тут же потухла одна-единственная звезда, но её затмило ярко-желтое солнце. fin.