Невольник

― Ах ты, тварь, ну я научу тебя слушаться! Знакомый свист кнута ― и плечи обжигает боль. Впрочем, к ней он привык. К боли, холоду и голоду оказалось привыкнуть значительно легче, чем к унижениям. Осмотры, жадные, похотливые руки покупателей, приказы раскрыть рот и показать зубы, наклониться вперед и раздвинуть ягодицы. Таких команд он никогда не исполнял, хотя потом за это секли, и уже чужие руки исполняли требуемое. Сначала он бился, почувствовав пальцы у себя во рту и внизу, потом словно застыл внутри и стал относиться почти безразлично. Он мог теперь часами стоять обнаженным под любопытными взглядами, терпеть шарящие по телу руки, деревянный станок, к которому его привязывали, чтобы покупатель мог попробовать товар: девственником он не был, и хозяева его особо не берегли. Красота лица и стать не могли компенсировать строптивый характер раба, и поэтому он переходил из рук в руки. Многие покупались красивую внешность, а через неделю вновь выставляли его на продажу. Последний владелец в бешенстве высек его до потери сознания, а потом отдал телохранителям, с удовольствием наблюдая, как они развлекаются, вставив ему кольцо в рот, чтобы пленник не кусался, когда в него сливают, перевязав член и чередуя дилдо с собственной возбужденной такой игрой плотью. Жаль,что его не добили ― взыграла жадность. Его подлечили, вымыли, побрили и постригли, расчесали густые волосы, смазали синяки и следы плетей и вновь отвезли на рынок. Когда покупатель, с усмешкой захватив его яйца в кулак, сначала сжал их, а потом стал медленно крутить, он не выдержал. Едва сдержав стон, стремительным движением выбросил колено вперед, и мучитель согнулся, с воем схватившись за причинное место. Вот тогда его владелец и взялся за кнут. ― Забью! Запорю до смерти! ― ревел работорговец, не забывая раз за разом опускать ремень на его плечи. ― Тварь! Под кнутом подохнешь! Боль была нестерпимой, но это не мешало ему торжествующе улыбаться. Сейчас для него все кончится, и в его ситуации это не самый худший вариант. Ему, можно сказать, «повезло» дважды. Когда победители устроили показательную резню, он лежал без сознания, в подвале, укрытый товарищами плащами и соломой. Он не видел ни их последней атаки, ни смерти тех, кому не посчастливилось погибнуть в бою. Два дня он провалялся в забытьи, а когда очнулся, все было кончено. Армия победителей покинула город, отдав его на откуп своим союзникам. Был издан указ, по которому все, кто не сложил оружие, и их родственники становились рабами, так что солдаты поживились неплохо. В мятежники записывали, особо не разбираясь. И из гавани потянулись корабли, заполненные рыдающими женщинами, детьми, молодыми мужчинами и девушками. К старикам оказались милосердны: чтобы не кормить лишние рты, им просто перерезали глотки. Сначала он каждый день ждал, что его узнают, но тех, кто мог бы догадаться, какой важный пленник попал к ним в руки, среди его захватчиков не оказалось. Зато обнаружилось много ценителей мужских прелестей. Тут ему снова «посчастливилось»: несмотря на худобу и измученный вид, на него положил глаз капитан и пользовал его лично, не подпуская команду, чтобы у привлекательного пленника сохранился товарный вид. С последним было сложно: сопротивлялся он отчаянно, и приходилось его связывать и бить, чтобы хоть немного утихомирить. Капитану не пришлось насладиться ласками покорного раба, готового на все ради расположения господина. Желая вознаградить себя за это, хозяин испробовал на нем все изыски гайифских игрушек. Но покорности все равно не добился. Как он мечтал умереть! Но работорговцы были бдительны, и его в относительной целости и сохранности довезли до невольничьего рынка. Но вот теперь все, кажется, заканчивается. От нового удара он застонал и рухнул на колени. Мог ли его отец когда-нибудь подумать, что сын будет умирать вот так, полунагим, под ударами кнута, и считать это за счастье? Перед глазами поплыл розовый туман, крики хозяина и покупателя слились в один резкий звук, иглой ввинчивающийся в темя. И вдруг все прекратилось. Раздался топот копыт, резкий окрик, кнут свистнул в воздухе, но не коснулся его спины. Но сил поднять голову и посмотреть, что происходит, уже не было. ― Вы хотите убить раба? ― В голосе всадника прозвучало легкое удивление. Действительно, весьма странно для прагматичных кагетов. ― Господин, это негодный раб. Он нанес оскорбление почтенному господину и заслужил свою судьбу! ― Этот негодяй посмел ударить меня! ― Несостоявшийся покупатель говорил зло и пронзительно. ― Он должен заплатить за свою дерзость. ― Во сколько вы оцениваете нанесенное вам оскорбление? ― резковато спросил всадник. Хозяин и покупатель торопливо и быстро заговорили, видимо, пытались донести до нечаянного спасителя, какой наглец вызвал у него сочувствие. Но, как видно, впечатления на нового покупателя их слова не произвели. ― Сколько? ― резко повторил он. Послышался звон металла, а потом команда, обращенная, по-видимому, к кому-то из сопровождающих: ― В седло его, только осторожно! ― Слушаюсь, монсеньор! Да, видно, удача изменила ему окончательно, так как последние две фразы были сказаны на талиг. Он закрыл глаза и упал навзничь. …Лежать было необыкновенно приятно: кровать была мягкой и удобной, простыни чистыми и пахли уже подзабытым им горьковатым ароматом лаванды. Он пошевелился и ощутил, что все тело перевязано бинтами. Спину пронзило острой болью, и он вскрикнул. ― Тише, тише, двигаться вам нельзя, ― раздался мягкий голос над ухом. ― Пока нельзя. Потерпите! Над ним склонился довольно молодой человек с рыжеватой шапкой волос и усыпанным веснушками лицом. ― Я наложил повязки с вартомонеей, но раны рваные, поэтому даже она не может полностью заглушить боль. Но это очень хорошее средство. Послезавтра станет легче. Было странно слышать талиг. Странно и страшно. Он закрыл глаза, но успокаивающий голос не умолкал: ― Сейчас принесут поесть, вы очень истощены. Бульон пойдет вам на пользу. Интересно, куда он попал и почему с ним так изысканно вежливы? Узнали? Тогда терять ему нечего. ― Вот, уже принесли. Давайте я вам помогу. Оттолкнуть не было сил, поэтому он просто отвернулся. Но лекаря это не смутило. ― Здесь очень хороший повар, вам понравится. Попробуйте. ― Идите вы, ― пробормотал он, хотя запах сводил с ума. Крепкий бульон, как он всегда любил, с травами. ― Я понимаю, вам трудно, но хотя бы ложечку. Рука осторожно поднесла ложку к губам, и он сдался. Почему бы и нет? В конце концов, что он теряет? ― Вот так, теперь ещё одну, ещё… Через несколько минут он блаженно вздохнул, закрыл глаза и поудобнее устроился на подушке. Сознание уплывало в теплую мглу, где не было ни боли, ни воспоминаний. Сколько длилось беспамятство, понять было трудно. В себя он пришел от негромких голосов, раздававшихся рядом. ― Слаб он очень, но не это главное. Раны-то заживут, но я ведь просто лекарь, мне только тело подвластно, а что у него в голове, то лишь Создателю ведомо. Видите, кисти у него почти до мяса стерты? Значит, все время в кандалах и наручниках. Сопротивлялся или боялись, что убьет себя, а может, и то, и другое. ― Вы считаете, что он может попробовать покончить с собой? Он же слабее котенка! Знакомый голос. Какие ветры могли его сюда занести? ― Сейчас нет, монсеньор. А потом будет видно. Пусть пока поспит. ― Отдохните, я побуду с ним. Лекарь еще что-то проговорил, потом осторожно закрылась дверь, и кто-то опустился в кресло напротив кровати. Если он прав, то лучше бы его трижды забили кнутом. Этот не пощадит. Он вздохнул и открыл глаза. Синий взгляд встретился с серым. Тягостное молчание длилось достаточно долго, никому не хотелось его прерывать. Первым заговорил Рокэ Алва: ― Зачем вам это потребовалось? ― Вы не должны умереть вот так, ― просто ответил Ричард Окделл. Рокэ вгляделся внимательней. Его бывшему оруженосцу должно было быть немногим за двадцать. А на него смотрел человек лет тридцати с усталыми глазами много повидавшего и пережившего человека. ― А как? Так, как умерли последние защитники Хексберг? Ричард не ответил, медленно вращая на пальце фамильное кольцо. ― Все думали, что вы погибли вместе с ними, просто тела не нашли. ― Там, как я понимаю, трудно было кого-либо найти. Ричард внимательно посмотрел на пленника. ― Дайте слово, что не попытаетесь бежать или свести счеты с жизнью. ― Зачем? Дорого заплатили за полудохлого герцога? Или хотите благополучно доставить бывшего Первого маршала в Талиг ― ах, простите, Талигойю ― для очередного праведного суда? Даже в полумраке комнаты было видно, как побелел Ричард. ― Если поклянусь, что в Талигойю вы не попадете, вы пообещаете? ― Поклянетесь? Кажется, вы уже клялись мне когда-то, не помните? Ричард встал и направился к двери. Уже на пороге он обернулся и произнес: ― Вас будут охранять. В первую очередь ― от самого себя. Лечение шло успешно. Через неделю Рокэ уже полусидел в кровати и самостоятельно держал столовые приборы. Но с уходом боли ночами стали приходить воспоминания. Все эти годы они его не мучили, заглушаемые голодом, холодом, болью, чувством унижения. Но сейчас, когда он вновь оказался в условиях, о которых сумел порядком подзабыть, прошлое вернулось. Странно, что чаще всего ему представлялись Хексберг и смерть Рамона, Вальдеса и Филиппа. Он не видел этого, так как был ранен за день до трагедии, но почему-то был уверен, что все случилось именно так. Рамон и Филипп погибли в схватке, как и многие другие моряки, которым суждено было принять свой последний бой на земле, а вот Ротгеру повезло меньше. Вместе с другими уцелевшими он был изрублен победителями, проверившими на раненых противниках остроту своих сабель. Крики и хрипы умирающих, камни, не желающие впитывать кровь, искаженные мукой лица… Он заметался, срывая с себя бинты, когда сильные руки прижали его к кровати: ― Тихо, все хорошо. Тихо. Прохладная ладонь легла на лоб, провела по лицу, волосам, плечу. Он прижался к кому-то сильному и большому и затих под успокаивающий шепот. С тех пор это повторялось часто. Рокэ знал: надо просто выдержать первые несколько минут, а потом придет спасение. Кто успокаивает его воспаленную память, он не знал, считая его тоже плодом ночных видений. Но однажды утром он удостоверился, что не прав. Слуга неплотно задернул шторы на окне, выходящем на восток, и его разбудили первые солнечные лучи. Открыв глаза, Рокэ Алва вздрогнул. Рядом с ним спал Ричард Окделл, осторожно обнимая его за плечи. ― Кажется, вы несколько преждевременно решили посетить мое ложе, ― сдержанно произнес Рокэ. ― Боюсь, я не в состоянии доставить вам все те удовольствия, на которые вы, без сомнения, рассчитываете. ― Вы ужасно кричите каждую ночь, ― хмуро пояснил Ричард, сонно моргая. ― Через стену слышно. ― И вы приходите меня утешать? Как трогательно. ― Просто спать очень хочется. Когда вы ночь за ночью зовете своих друзей, это невыносимо. ― Он встал и торопливо вышел из комнаты. Окделла Рокэ более не видел, но и кошмары его мучить перестали. Теперь с ним постоянно находился лекарь, как оказалось, его зовут Брион Селби. Он был из Надора, но говорил об этом неохотно. Рокэ помнил, что Надор погиб, и, кажется, при этом его оруженосец потерял всю семью. По крайней мере, так утверждал Марсель, рассказавший ему эту историю после побега из Нохи. Расспрашивать не хотелось ― может, и близкие люди Селби навсегда остались под надорскими камнями. Зато лекарь много знал о местных порядках, и они ему не нравились, как не нравилась и жизнь в современной Талигойе. Обо всем этом он говорил хмуро, но охотно, и оставалось удивляться, как герцог Окделл терпит такого слугу. О бывшем оруженосце Рокэ думал постоянно, не понимая, чего тот добивается. Впрочем, Ричард всегда был непредсказуем. Еще через неделю он уже самостоятельно гулял в маленьком внутреннем дворике с фонтаном. Часто к нему присоединялся Брион, и они подолгу сидели рядом с розовыми кустами, вдыхая густой сладковатый аромат. Рокэ легко сумел разговорить наивного надорца и, к своему удивлению, понял, что пребывание здесь Окделла в качестве военного представителя королевства Талигойя скорее напоминает почетную ссылку. Интересно, чем не угодил Ричард своему сюзерену? И как в связи с этим сложится судьба его самого? Может, несмотря на обещания, оруженосец постарается вернуть расположение Альдо, привезя в столицу Кэналлийского Ворона? Тогда ему лучше подохнуть здесь. Любым способом. ― А где мой новый хозяин? ― как-то поинтересовался он у лекаря, блаженно любующегося розами. ― Зачем вы так? ― обиделся Брион. ― Монсеньор считает вас гостем. Рокэ хотел хмыкнуть, но удержался. К нему действительно хорошо относились. ― Так где он? ― У себя. Но вам лучше не заходить к нему сегодня. В такие дни он не любит, если беспокоят. ― А что это за дни? ― Годовщина гибели Надора. ― Как мне его найти? ― Отступать Рокэ не собирался. Лекарь нахмурился, подумал с минуту и неохотно сказал: ― Его спальня примыкает к вашей, только с другой стороны. Пройдите по веранде и увидите дверь. На стук ответили отборными ругательствами, но Рокэ, не колеблясь, переступил порог. Окделл сидел на ковре у кровати. Рядом лежала пустая бутылка. ― Убирайтесь! ― невнятно выговорил он, глядя на Рокэ пустыми глазами. ― Память вином не зальешь, не старайтесь. ― Что вы знаете о памяти? ― Достаточно. Рокэ опустился рядом и отобрал у Ричарда початую бутылку. Тот с минуту помолчал, разглядывая узоры на ковре, а потом произнес: ― Вы поправились. Охрану я дам, убирайтесь к себе в Кэналлоа. От неожиданности Рокэ выпустил из рук бутылку, и она покатилась по полу, заливая ковер темной струей. ― Вы серьезно? Ричард кивнул, по-прежнему не глядя на него и задумчиво водя пальцем по пестрым узорам. ― Сделайте так, чтобы мне было больно. Стыдно. Противно. Вы знаете, как. Не можете не знать… ― вырвалось вдруг у него. ― Вам нельзя пить, вы этого явно не умеете. ― Рокэ встал. ― Послушного раба для утех из меня так и не получилось, поэтому на мои добровольные услуги можете не рассчитывать. Окделл кивнул, поднялся и шагнул к двери. ― Куда? ― Рокэ едва успел схватить его за рукав. ― В бордель. За деньги желающие найдутся. ― Совсем обезумели? Пожалуй, это было похуже его ночных кошмаров. ― Закатные твари! Алва, отойдите! Ричард рванулся что было сил, но бывший монсеньор держал крепко. ― Пустите, Леворукий вас возьми! ― Но вы же сами хотели. Или раздумали? ― Алва швырнул его на кровать и принялся весьма некуртуазно срывать одежду. Ричард не двигался, лишь глядел в глаза и молчал, тяжело дыша. Когда с последними тряпками было покончено, Рокэ осмотрел его и усмехнулся: ― Ничего. На рынке или в борделе имели бы успех. Он неторопливо разделся сам и склонился над Диком. ― Значит, больно, стыдно и противно? Не передумаете? ― Я не капризная эрэа. ― Вот и хорошо. ― Рокэ впился в полуоткрытые губы, стараясь сделать как можно больнее. Ричард вздрогнул, широко раскрыл глаза и подался ему навстречу. Особо увлекаться прелюдией Рокэ не собирался. Оторвавшись от губ Дика, когда обоим стало нечем дышать, он грубо перевернул того на живот и прошелся губами по плечам и шее, оставляя болезненные метки. Ричард лишь тяжело переводил дыхание. Красивое, сильное тело, покорно распластанное на кровати, возбуждало. И Рокэ впервые за долгое время почувствовал, что испытывает желание сам, без помощи новомодных гайифских средств. Он поднес к вспухшим губам руку и в ответ на недоуменный взгляд Ричарда приказал: ― Оближи! Ощущение горячего языка, аккуратно вылизывающего пальцы, заставило застонать сквозь зубы, и Рокэ понял, что возбужден донельзя. Одной рукой он перехватил запястья Дика, а другую довольно грубо и нетерпеливо всунул между сжатых ягодиц. Ричард только вздрогнул, когда Рокэ один за другим ввел в него два пальца. Нащупав нужную точку, он помассировал её и, услышав сдержанный стон, а затем нетерпеливый рык, вытащил пальцы и изготовился к вторжению. Почувствовав, как внутрь протискивается весьма немаленький член, Ричард дернулся так, что едва не вывернулся из захвата, и выругался. ― Вы ведь об этом мечтали? ― прошептал в заалевшее ухо Рокэ, плавно входя на всю длину и замирая, чтобы Ричард привык. Неожиданно тот вскрикнул и стал неистово сопротивляться, что ещё больше возбуждало. ― Ну уж нет! ― Разозлившись, Рокэ снова ловко перехватил запястья, прижав их к кровати, и начал резко двигаться в узком, неразработанном отверстии. Сопротивление ослабло, и он осторожно отпустил правое запястье и быстро просунул руку между Ричардом и постелью. Нашарив набухшую плоть, он стал яростно ласкать ее, с наслаждением чувствуя, как извивается под ним сильное тело, слушал стоны и ругательства и ощущал, как что-то отпускает его изнутри. Наконец Ричард выгнулся, застонал, и Рокэ почувствовал, как ладонь стала влажной и горячей. Он позволил себе еще несколько мощных толчков, входя до конца и сознательно растягивая удовольствие, и лишь затем с глухим вскриком упал на неподвижное тело. Несколько минут они молчали. Наконец Рокэ повернулся и посмотрел на Ричарда. Тот лежал, зажмурив глаза и кусая губы ― Вы получили, что хотели? ― светски осведомился Рокэ и вдруг, пораженный догадкой, приподнялся на локте, разглядывая Дика. ― Каррьяра! Почему вы не сказали, что для вас это впервые? ― Какое это имеет значение? ― Дурак. ― Он обнял Ричарда и притянул к себе, беспорядочно гладя по лицу и волосам. ― Неужели было так плохо, что потребовалось именно это? Ричард вздохнул, неловко повернулся и ткнулся носом в горячее плечо Рокэ. ― В эти дни всегда так бывает. Не настолько сильно, просто наша встреча, наверное, подействовала. Мне одно время даже развалины не снились. А тут я начал снова все вспоминать. Как приехал, как метался, как около озера ночами звал их всех… Рокэ крепче прижал его к себе ― Что там сейчас? ― Многие вернулись. Дороги восстановили, завалы разобраны, я разрешил бесплатно брать поваленный лес для строительства. Правда, герцогская резиденция теперь в Лараке. Мне ещё повезло: нашелся старый управляющий. Умный старик. Он мне многое подсказал. И что часть леса надо отдать людям, а остальное ― продать, и что каменоломни можно устроить там, где скалы трясло, и то, что серебряные рудники неплохо бы начать разрабатывать по-новому. Они, конечно, не как в Кэналлоа, хиленькие, истощились ещё во времена Алана, но на безрыбье-то и такие хороши. Я почти два года там жил, пока все более-менее не устроилось. А потом приехал сюда. ― Я думал, ты участвовал в военных действиях. Ричард замотал головой, прижавшись теснее: ― Я уехал в Надор почти сразу, когда пришло известие о том, что замок рухнул. Потом, там уже, узнал, что ты бежал из Нохи, что выпустили Штанцлера и он предложил организовать коалицию. Что Альдо решил расплатиться спорными землями и людьми, возродив древнегальтарский закон о том, что мятежников можно продавать в рабство с родными, близкими и слугами, а земли присоединять к короне. Мне приказано было вернуться, но я не мог бросить Надор. Там же узнал о победе, о браке короля с принцессой Гудрун, словом, обо всем. Вернулся около восьми месяцев назад и попал сюда. Он вздохнул и теперь уж сам притянул Алву к себе, благодарно целуя его и зарываясь руками в волосы. ― Мне жаль будет расставаться с тобой. Только не смейся, но когда ты здесь появился, на душе стало как-то спокойнее. Как будто вернулось что-то из прошлого. ― Жалеешь? ― Синие глаза смотрели внимательно. ― О чем-то ― да. ― Ричард отвернулся и резко сменил тему: ― Послезавтра здесь будет посольство из Кэналлоа. Я уже попросил маркиза Аламанте о встрече. ― Квальдэто цэра, Дик, ты понимаешь, о чем говоришь? Ричард поднял удивленные глаза. Рокэ вздохнул. ― Все изменилось. Салина успел уже освоиться в роли правителя, его приняли. К тому же, в отличие от меня, у него есть наследник. ― Когда ты снова станешь соберано, твои подданные будут счастливы. ― Даже узнав, чем занимался их повелитель? Неужели ты думаешь, что правду удастся скрыть? И как будут относиться к герцогству, где соберано был… хм… как бы сказать помягче… ― Но что тогда делать? ― оборвал его Дик. ― Здесь тебе оставаться нельзя. ― Нельзя, ― согласился Алва и улыбнулся. ― Или ты хочешь ко мне в наложники? ― Улыбка у Ричарда была грустной. ― Должен разочаровать: не держу. Да и тебе, как я понял, не очень понравилось быть игрушкой для утех? ― А тебе не очень понравилось находиться здесь в качестве бесполезного приложения к послу Великой Талигойи, не так ли? ― Нет, ― огрызнулся Дик. ― Но тебя это не касается. ― Меня касается все, что меня касается. Неожиданно фраза вызвала у Ричарда смех. ― Когда-то ты это уже говорил. ― Я рад, что ты сохранил память о прошлом. ― Сейчас надо думать о будущем! ― Ну так думай, а мне не положено. Я всего лишь раб, твоя собственность. ― Он еще смеется! Рокэ, ты знаешь, что тебя ждет в Талиге? Уверяю, тебе не поздоровится! ― Но ты, кажется, не собираешься дарить меня Альдо? ― Слишком дорогой подарок. ― Серые глаза сверкнули, и Рокэ вдруг понял: у Ричарда Окделла огромный счет к его величеству королю Великой Талигойи. Да, его бывший оруженосец очень переменился. Наивного мальчика сменил много повидавший и переживший молодой мужчина, умевший принимать решения и нести за них ответственность. Рокэ вдруг стало жаль, что это произошло без его участия. ― Как долго ты собираешься здесь оставаться? Для герцога Окделла назначение странное, если не сказать ― унизительное. ― Через месяц посол уезжает в Ракану, ну а я могу возвращаться в Надор. ― Что, Ракана недостойна Повелителя Скал? ― Рокэ, что ты хочешь узнать? ― Ричард сел на кровати. ― Спроси прямо, и если смогу, я отвечу. Да, его оруженосец раньше так не разговаривал. ― Ты в опале? ― Можно сказать и так. Я предпочел Надор военным действиям. Хочу предупредить новый вопрос: я понимаю, что моя карьера не удалась, но не жалею о своем решении. Я слишком многим должен: моим погибшим родным, моим вассалам, моему герцогству. Долги наживать легко, а отдавать сложно. Только их сначала делаешь, а потом это понимаешь. Тебе, ― он криво улыбнулся, ― я тоже должен. Ты даже не представляешь, сколько! ― Представляю. ― Рокэ растрепал русые волосы. ― Только за эти годы и я кое-что понял. Твои долги накопились только потому, что я вовремя не отдал свои. Так что мы в расчете. ― Рокэ, сейчас не до взаимных расчетов. Он ласково прижал Ричарда к себе. ― Ты по-прежнему нетерпелив! Дик зажмурился от удовольствия, чувствуя, как тонкие пальцы перебирают его волосы. ― Ты меня отпускаешь, я правильно понял? ― Глаза Рокэ улыбались. ― Как удержать ветер? Но мне хотелось бы, чтобы ты вернулся. ― В бывших Золотых землях мне больше нет места. Но я ещё достаточно молод и полон сил, чтобы найти себе другое. И достаточно терпелив, помни это. <div align="right">Сведения из википедии «Все о Золотых Землях»</div> <i>Рокэ Алва, герцог, Повелитель Ветра, соберано Кэналлоа, Первый маршал Талига (362 К.С. ― 400 К.С. или 1 г. К.В.?) …после бегства из Нохи, участвовал в ряде операций талигской армии. По не подтвержденным до сих пор сведениям, погиб при защите города Хексберг вместе с остатками армии Эмиля Савиньяка (см. Савиньяки, графы) и моряками. Тело Р.А. найдено не было. Сведений о его дальнейшей судьбе нет. Дневник Р.О., герцога, якобы обнаруженный при перестройке дворца повелителей Йерны, как и т.н. переписка Ветра и Скал, признаны научным сообществом Талига подделкой. Ричард Окделл, герцог, Повелитель Скал (381К.С. ― ?) …по возвращении из Кагеты в 3 К.В. безвыездно жил в Надоре, подняв свое герцогство и поставив его в один ряд с Приддой и Эпинэ. Р.О. открыто не участвовал в свержении династии Раканов, но есть косвенные подтверждения, что именно деньги Повелителя Скал сделали это возможным. После реставрации Олларов Р.О., передав титул сыну, неожиданно покинул страну, приказав наследнику отныне чувствовать себя полновластным хозяином герцогства и не искать его. Несмотря на все усилия, предпринятые современными исследователями, узнать что-либо о его дальнейшей судьбе не удалось. Личный архив и переписка герцога Р.О. бесследно исчезли. Скорее всего, бумаги были уничтожены им или его сыном, герцогом Аланом Окделлом, по его приказу. <div align="center"> Из статьи «Не позволим искажать наше прошлое», опубликованной в «Историческом вестнике Олларии» от 19 дня месяца Весенних Скал 399 г. К.В. </div> …[i]«По мнению известного историка, мэтра Иоганна Инголса, высказанному им на заседании королевского исторического общества, книга Г. Понси «Скалы и Ветер», основанная на переписке Ричарда Окделла и Рокэ Алвы, якобы имевшей место в первой четверти первого столетия К.В., а также на мемуарах самого герцога Окделла, ничего общего с реальными историческими событиями не имеет. Указанные документы являются позднейшей фальсификацией, созданной с целью опорочить две самые яркие личности истории Талига прошлого круга. Того же мнения придерживается и потомок герцога Окделла, супрем, герцог Роско Окделл. Очень жаль, что данные произведения издаются огромными тиражами, так как знакомство с ними искажает представления как об истории нашего государства, так и о его политических деятелях». </i>