Один день

— Джон, вы должны дождаться подкрепления! Мы не знаем, сколько их там! Джон, подкрепление будет через пятнадцать минут! Отряд спецназа уже выехал, дождитесь его. Это приказ, детектив! — голос Мальдонадо тихо бубнил в левом наушнике, раздражая все больше. — Они начали стрелять в заложников. Некогда ждать. Перезарядив магазин и передернув затвор, Кеннекс осторожно выглянул из укрытия. — Джон, капитан Мальдонадо права. Слишком рискованно идти туда в одиночку. Внутри здания раздался одиночный выстрел. — Заткнись, Дориан. Центр, я вхожу. — Кеннекс, я запрещаю! — К черту, — сорвав наушник, Джон бегом рванул к черному ходу. Дориан бесшумной тенью скользнул рядом. — Есть сигнатуры? — Никого. Кивнув самому себе, Джон скользнул внутрь узкого коридора. Три метра вперед, поворот налево, и они окажутся на кухне. Чисто. Лестница вверх, фойе. Чисто. Помещение слева — банкетный зал. Перевернутые столы, опрокинутые стулья, разводы крови на темном паркете. Трупов нет. Чисто. Дориан проверит второе помещение. Дождаться его (чисто) и вверх, на второй этаж. Звонок поступил двадцать минут назад, когда они возвращались с патрулирования. Прохожий заявил о выстрелах в ресторане «Белая орхидея», на углу улицы Палмето и Ситон-стрит. Джон и Дориан находились неподалеку, всего в четырех кварталах, когда поступил вызов. Дориан сумел засечь пятерых мужчин с автоматами. В течение десяти минут, пока Джон докладывал о ситуации, раздалось четыре выстрела. Четыре заложника погибло. Если преступники сразу не сообщили о выкупе, а начали стрелять, ждать не имело смысла. — Дориан, сколько там заложников? — Тридцать шесть. — Стрелки? — Трое у стены справа. Еще двое по центру. Все вооружены импульсными винтовками. — На тебе те трое. — Понял. — Пошел! Ворвавшись в комнату, Кеннекс мигом выхватил взглядом двоих кряжистых мужчин в бронежилетах и с оружием в руках. Два стремительных выстрела — и оба валятся на пол с аккуратными отверстиями во лбу. Сбоку раздались выстрелы. Со вскинутым пистолетом обернувшись к Дориану, Джон с облегчением убедился — все нормально. Видимо, заряды прошли стороной, не зацепив его. Заложники зашевелились, удивленно загомонили. Со стороны раздались всхлипы, быстро переросшие в плач, послышался чей-то нервный смех. Удивительно просто. — Сзади! Резко развернувшись и вскинув пистолет, он уже знал — не успеет. Разорвавшая тело боль стала подтверждением. Джон нажал на курок, но уже поплывшим взглядом отметил, что не попал. В груди пекло, заряд пробил бронежилет совсем рядом с сердцем. Потолок опрокинулся, и последнее, что почувствовал Джон — это холодный кафель под своей щекой. Джон мёртв. Джон просыпается. Он в своей квартире. Рядом с кроватью, на специальной подставке, заряжается кибернетическая нога. Часы на тумбочке показывают ровно шесть утра. Все так же, как и тысячи других утренних пробуждений. Но этого просто не может быть! Рывком подняв тело с кровати, перекинув культю и поставив здоровую ногу на пол, Джон потянулся к протезу. Мысли в голове лихорадочно метались. Это не было сном. Ни черта подобного. Он знает, с каким звуком пуля входит в тело. Он знает, как это, когда из-за ранения подкашиваются ноги и весь мир плывет. Он умер, в этом не стоило сомневаться. Тогда почему же сейчас он жив? Даже если предположить, что та перестрелка не окончилась для него смертью, он должен был бы очнуться в больнице. Это Дориан может словить пулю, а через пару часов быть как новенький. На то он и синтетик. Людей чинить сложней, как ни прискорбно это признавать. Во всем следовало разобраться. Вскочив с кровати, Джон оделся и вышел из квартиры. Через тридцать минут он был в управлении. В дверях на него налетел Пол, грубо толкнув плечом, и, буркнув на ходу извинения, умчался вдаль по коридору. Его МХ преданно, как собачка на поводке, потрусил следом. — Я схожу с ума… Однажды, еще в школе, на уроке истории они с классом в течение семестра изучали кинематограф прошлых лет. Джону вспомнился один фильм. Кажется, назывался он «День сурка». Там герой точно так же, проснувшись однажды поутру, обнаружил, что проживает один и тот же день. Раз за разом. Кеннекс чувствовал себя долбанным Биллом Мюрреем. И ему это не нравилось. — Дориан… — Доброе утро, Джон. Рад видеть, что ты хотя бы сегодня не опоздал. Его состояние можно было описать как нечто среднее между глубоким шоком и… да, подступающей истерикой, можно и так назвать. — Издеваешься, да? Дориан выглядел по-настоящему недоумевающим. — О чем ты? — Да так, забудь… — Капитан Мальдонадо приказала нам сегодня вести патрулирование. Предстоит спокойный денёк, судя по всему. — Если бы… — Джон, ты хорошо себя чувствуешь? Я фиксирую отклонения от нормы в твоем физическом состоянии. — Прекрати меня сканировать. — Ты уверен? — Поехали. Это было слишком дико. Может, ему все приснилось? Дикий кошмар. Ну, или вещий сон, как вариант. Ученые до сих пор не раскрыли природу этого феномена. Стоило понаблюдать. Бежать к мозгоправу рано — упекут в больницу. Этим коновалам только дай до себя добраться, измеряют все, что можно. А уж если намекнуть, что с головой нелады… его не выпустят. Врач, что курировал его, все время твердил о возможных последствиях комы. Джону даже казалось, что когда особо сильных патологий не было выявлено, тот натурально был этим недоволен. К врачу он обратится в последнюю очередь. Может, это как раз таки обещанные последствия. Спустя полгода, но всякое бывает. Стоило разобраться для начала самому, а потом идти сдаваться на руки белым халатам. Может, ничего страшного и не произошло. Когда через семь часов его вновь убивают, с этой теорией приходится распрощаться. Джон просыпается. Серьезно, это уже даже не смешно. Провалявшись в кровати целый час, дождавшись язвительного звонка от Дориана с комментарием, собирается ли он сегодня вообще придти на службу, Джон заставил себя встать. Весь путь до управления он пытался решить, что делать. — Доброе утро, Джон. Капитан Мальдонадо приказала нам сегодня вести патрулирование. Предстоит спокойный денёк, судя по всему. Так. Это точно ненормально. — Арт-Дистрикт? — Откуда ты знаешь? Ты говорил с капитаном? — Нет. Я сегодня Эдгар Кейси. — Ясновидящий начала двадцатого века? — Не думай об этом. — Я никогда не пойму твое чувство юмора. — Ха-ха. Если бы. Знаешь, я сегодня себя чувствую не лучшим образом. Давай поменяемся с кем-нибудь. Как тебе денек покопаться в архиве? Мечта, а не работенка. — Твое состояние удовлетворительно, нет причин для уклонения от приказа. — Я обожаю тебя за поддержку. — Это взаимно, Джон. Целый день они безрезультатно катались по улицам. Одно дорожно-транспортное происшествие, старушка, застрявшая посреди дороги и перекрывшая движение, несколько ложных вызовов. Все так же, как и предыдущие два дня. Тот самый вызов поступил ровно в шестнадцать сорок пять. Минута в минуту. И в этот раз они решили дождаться подкрепления. Пуля настигла его все равно. Джон просыпается. И снова. И еще раз. И так — множество раз подряд. Бесконечное число. Одно утро, одни и те же реплики Дориана, один и тот же вызов. Нескончаемая череда повторяющихся событий. Раз на пятнадцатый он четко осознает, что едет крышей. Хочется достать пистолет и перестрелять все, что движется вокруг. Но Джон хороший коп и хороший человек. Он не может себе позволить подобного. Вместо этого он пытается найти решение. Сделать хоть что-то, чтобы разорвать этот замкнутый проклятый круг. Сначала он пытается следовать за событийной линией, но влиять на ситуацию изнутри. Так, первой попыткой они вновь выезжают. Дожидаются подкрепления и входят вместе с отрядом спецназа. Джон последний. Джон умирает. В следующий раз он просто игнорирует вызов. Дориан зудит над ухом, словно курица-наседка. Они подъезжают к ресторану только тогда, когда группа захвата уже внутри. Преступники обезврежены, среди заложников — шестеро погибших, трое раненных. Джон и Дориан получают выговор с записью в личные дела. На следующее утро все повторяется. Он остается дома, притворившись больным. Фантомные боли в ноге, это вам не шутки. Мальдонадо знает, что порой он мучается этим. Боль настолько сильна, что не спасают сильнейшие анальгетики. Капитан дает ему выходной. Это не помогает. Они меняются сменами. Не участвуют в операции вовсе. Вновь штурмуют ресторан в одиночку, но Джон предусмотрительно выпускает целую очередь в дверь туалета, убивая шестого бандита. Штурмуют ресторан вместе с прибывшей группой зачистки, опять же, предусмотрительно достав последнего члена банды. Окружающих удивляет провидческая осведомленность Кеннекса. А он внутренне бесится, пытаясь сдержать свои эмоции. Дориан все чаще интересуется его состоянием. За полгода он довольно неплохо изучил своего напарника, и не может не заметить, что что-то происходит. Все бесполезно. Проснувшись очередной раз в своей пустой квартире, Джон решает все же обратиться к врачам. Хоть внутренне и понимает всю бесполезность этого поступка. Полицейский психолог здесь точно не поможет. Обстоятельно и подробно описав свою ситуацию, в глазах выслушивающего его врача Кеннекс ничего не видит. Ни сострадания, ни интереса. Просто еще один свихнувшийся коп. Его заставляют пройти кучу тестов. Показывают долбанные цветные квадратики, из череды цветных картонок убеждая выбрать наименее омерзительные. Демонстрируют кляксы Роршаха, череду странных людишек, из которых нужно выбрать двоих наиболее симпатичных. Заставляют пройти несколько опросников, отличающихся лишь формулировкой вопросов. Все это утомляет. Психолог расспрашивает о его психологическом состоянии, о кошмарах, трудностях на работе и в личной жизни. Джон чувствует себя голым, пугалом, выставленным на всеобщее обозрение. Под конец этот потрошитель мозгов признает Джона вменяемым (отклонения в пределах нормы), выписывает ему успокоительных и отправляет домой. Бесполезный день. Спустя еще немного Джон ломается и идет к Мальдонадо. Он рассказывает ей все, как есть. В мельчайших подробностях. Наверно, он слишком похож на психа. В ее глазах — сомнение. И он снова оказывается в кабинете психолога. Мальдонадо не верит ему ни во второй, ни в третий раз. В четвертый он хитрее. Он приходит к ней, выкладывает все, описывает события, преступников, пробивает их по базе. Убеждает ее не отправлять его на очередной сеанс психоанализа, а дождаться вечера. Захват происходит без их участия. Все в точности так, как предсказал Джон. Теперь она ему верит. Но это бессмысленно, потому что на следующее утро капитан, в отличие от него, все забывает. Он пытается рассказать Дориану. Дориан, несмотря на свою природу, подчиненную логике, ни на миг не сомневается в его словах. Это единственный луч света в беспросветном хаосе, в который превратилась его жизнь. После этого он рассказывает Дориану раз за разом, и они пытаются найти решение вместе. Подобное безоговорочное доверие поражает до глубины души. Именно тогда Кеннекс задумывается о том, кто он в жизни Дориана. К сожалению, найти ответ он не может. Они напарники. Джон — человек, Дориан — синтетик. Между ними нет ничего общего. Кроме того, что они оба полицейские и пытаются максимально хорошо и качественно выполнять свою работу на благо общества. Но и этого оказывается недостаточно. Джон хочет умереть. Он не понимает, почему, НУ ПОЧЕМУ, он никак не может сдохнуть. Исчезнуть. Перестать существовать. В какой-то момент он сдается и перестает пытаться что-то изменить. Встать утром, приехать на работу, ответить на вызов и напороться на пулю. Его личное расписание. И так миллиарды раз. Джон Кеннекс никогда не верил в Бога. На дворе двадцать первый век, люди научились клонировать себе подобных. Научились моделировать клетки в утробе, заранее занося в код ДНК желаемые параметры будущего члена общества. Хочешь мальчика с голубыми глазами? Запросто. Будущий спортсмен? Музыкант? Политик? Как нечего делать. Главное иметь деньги. Бог ни при чем. Все в руках человека. Но объяснить происходящее Джон не мог. А потом — и не хотел. Только бы все это закончилось. Раз и навсегда. По сути, его жизнь давно не приносила удовольствия. Приевшаяся работа, отсутствие личной жизни, позади — сплошные сожаления и утраты, впереди — одно и то же. Есть от чего взвыть. Но рано или поздно человек привыкает ко всему. Или сходит с ума. Свихнулся ли он? Сложный вопрос. Но в тот день, когда ему в голову пришла та самая идиотская идея, он предположил: вероятно, да. Если каждый день идет по замкнутому кругу, и ты не в силах повлиять на это, следует отдаться течению и попытаться получить удовольствие от сложившейся ситуации. Бесполезно биться головой о бетонную стену. Стена не рухнет. А вот голову точно разобьешь. Он приглашает Валери на свидание. Давно хотел ведь. Ничего не происходит, они мило сидят в кафешке, болтая обо всем и ни о чем. Второй раз он ведет ее в кино. В третий раз они катаются по ночному городу, едят мороженое и занимаются сплошной чепухой. Словно дети маленькие. Каждый раз он узнает ее чуть-чуть лучше, чуть-чуть больше. Словно ведет в голове дневник наблюдений, фиксируя малейшие крупицы информации. При этом он чувствует себя предателем. В какой-то мере насильником. Он знает все ее слабые точки, ее предпочтения, симпатии и антипатии, виртуозно использует эти знания, чтобы добиться желаемого. В очередной раз (Джон давно перестал считать) дело заканчивается постелью. Секс хорош. Но не приносит удовлетворения. Кеннекс чувствует гадливость, направленную, главным образом, на самого себя. Кажется, он что-то испортил. Нет, Валери Стал не стала ему противна. Он все так же находит ее прекрасной женщиной, надежным напарником, интересным собеседником. Но что-то испортилось. Перегорело в нем самом. Он словно получил игрушку, о которой давно мечтал. Наигрался и бросил. Омерзительно. Его жизнь и сам он — омерзительны. — Доброе утро, Джон. Капитан Мальдонадо приказала нам сегодня вести патрулирование. Предстоит спокойный денёк, судя по всему. — Скажи, Дориан. Если бы ты был свободным, имею в виду свободным от службы, мог бы пойти на все четыре стороны, что бы ты стал делать? — Философствуем с утра пораньше? Довольно странно для тебя. — Нет, если серьезно, без шуток. — Я бы хотел увидеть мир. — Зачем? Ты в любую секунду можешь получить изображение любого места на Земле. — Но это суррогат, Джон. Оно не будет настоящим. Не пополнит копилку моего личного опыта. — Где ты таких фраз-то нахватался… — Я оставлю это без комментариев. Идем, нам нужно выезжать. Джон задумчиво смотрел в спину уходящему напарнику. Дориан — ходячая железяка, управляемая микросхемой в голове. Есть ли за этой грудой металла что-то большее? Он привык думать, что нет. В этот раз он не дал ему и слова сказать. — В чем ты видишь смысл своей жизни? — И тебе доброе утро. Что за настроения? — Да так, думаю о том, о сем. — Раньше ты не слишком интересовался моим мнением. — А сейчас заинтересовался. Так что? — Ты знаешь ответ. Мое предназначение — служить людям. — Это стандартный ответ. Я не проверяющий, который должен оценить профессиональную и психическую пригодность. Меня интересует твое мнение. — Это — мое мнение. — Кто мне твердил, что он — больше, чем программа? «У меня есть чувства, Джон». Так где же они? — Я оцениваю твое поведение как вызов. Ты пытаешься оскорбить меня, чтобы спровоцировать на агрессию? Мне казалось, мы переросли это. — Нет, дьявол. Меня правда интересует это. Зачем ты живешь? Дориан долго молчал. Внимательно смотрел на напарника, явно испытывая легкое удивление от всей ситуации. — Я хочу понять людей. Почувствовать, что такое любовь, дружба. Человеку доступен небывалый спектр эмоций. Я знаю характеристику каждой эмоции. Ее научное обоснование, процессы организма, стимулирующие проявление той или иной эмоциональной реакции. И я тоже способен испытывать это. Искусственная душа, помнишь? Это заложено в мою природу. — Что тебе мешает? — Скажи, Джон, мы друзья? Что ты испытываешь, глядя на меня? Взгляд Дориана был необычайно серьезен. Кеннекс поежился. Кажется, совершенно случайно он выпустил тигра из клетки. — Я уважаю тебя. Я знаю, что могу положиться на тебя. — Значит ли это, что ты доверяешь мне? — Да, — с заминкой ответил Джон. Дориан грустно усмехнулся. — Видишь. Даже ты не видишь во мне живое существо. — Нет, Дориан, это не так! — Синтетик должен беспрекословно исполнять свой долг. Отработал, и в ящик, можно отключать питание. Но у меня есть чувства и эмоции. Мне неприятно, когда меня включают и выключают по некоей человеческой прихоти. Да, вы в своем праве. Как создатели. Но я и подобные мне уже давно не просто ходячие тостеры. Джон поморщился. Ходячий тостер. Его это задело, раз запомнил. — Зря ты затеял этот разговор. — Нет, не зря. Дориан смотрел устало. Потеряно. — Давай закроем эту тему. Идем. Долг зовет. Шагая вслед за напарником, Джон размышлял об услышанном. Он и подумать не мог, что в душе у Дориана (душа? у синтетика? дурацкая шутка) кроется такая рана. Насколько же слеп он был. И правда. Кто он для Джона? Напарник. И друг? Время творить глупости. Так окрестил он тот фарс, что происходил с его жизнью. И да, стоило признать: он окончательно и бесповоротно спятил, раз уж решил признать, что тостеры имеют право на человеческую жизнь. Пора брать в руки транспарант и вперед, митинговать вместе с фриками, борющимися за права синтетиков. Боевой андроид не имеет права покидать участок вне службы. Закончился трудовой день — добро пожаловать в ангар. Вещь нужна — ею пользуются. Когда она без надобности, в целях экономии энергии и безопасности следует ее отключить. Чувствует ли Дориан себя вещью? Приспособлением, созданным людьми и предназначенным для облегчения человеческого существования? Наверно, после того разговора, Джон впервые увидел в нем личность. Андроид значит человекоподобный. Но человек отказывает андроидам в признании их человеческой стороны. Пока он не задумывался об этом, жить было легче. Добиться разрешения у Мальдонадо было непросто. Она сдалась лишь после угрозы похитить Дориана втихую. Руди бы помог, в этом Джон не сомневался. — Куда мы идем? У нас задание под прикрытием, о котором мне не посчитали нужным сообщить? — Нет. Мы идем развлекаться. — Развлекаться? Озадаченный Дориан — забавное зрелище. — Ага. Девочки, бар, выпивка. — Ты меня разыгрываешь. — И еще раз нет. Сегодня мы оттянемся на всю катушку. — Это запрещено протоколом. — Мальдонадо дала добро. — Ты угрожал ей? — Как ты можешь настолько плохо обо мне думать? — Просто я знаю тебя. — Да неужели? И какой же я? — Беспринципный, наглый эгоист. И ради достижения собственных целей готов пойти на все. — Как-то… нерадостно. Странно. Джон сам себе удивился, но слышать подобное было неприятно. Льстить себе было не в его правилах — Дориан не солгал, все вышесказанное было уместно. И все же… — И в то же время ты — надежный, преданный делу и верный. Отличный напарник. Этот гребанный хитрец ухмылялся! — Правда, чувства такта тебе не хватает. — Ага. Понятно. Знаешь, Дориан. Это последний раз, когда я делаю для тебя что-то хорошее. Ты просто этого недостоин, тостер неблагодарный. — Значит, девочки, бар и выпивка? — Точно. — А ты в курсе, что я не способен испытывать алкогольное опьянение? — Дерьмо. А девочки? — У меня нет пакета необходимых программ. — Твою мать! Я не хотел это знать! Кто-нибудь, сотрите мне память. Дориан тихо смеялся. — Тогда просто будешь танцевать. Ну, знаешь, это такая глупая человеческая традиция — припадочно дергаться всем телом под разрывающую уши музыку. — Отличная традиция. С удовольствием ей последую. — Прекрати ухмыляться. Ты похож на идиота. — Ни за что. — Идиот. — Джон, ты становишься еще невыносимее, когда смущен. Это смешно. На это заявление только и оставалось, что пренебрежительно фыркнуть. В груди разливалось непривычное тепло. Он все сделал правильно. Осознавать это было приятно. — Спасибо. — Не за что, придурок. Конечно же, Дориан забыл об этом. Как и о многом другом. Например, о партии в покер вместе с Руди. Об их шахматных баталиях, в которых Кеннекс проигрывал в девяноста девяти случаях из ста. О нескольких ночных посиделках опять же у Руди в лаборатории и долгих разговорах. Еще о трех неформальных вылазках, в течение которых Джон таскал его в кино и к себе домой. Все это жутко напоминало свидания. Впервые подумав об этом, Кеннекс хохотал как припадочный. Это ж надо подумать! Он, Дориан и свидание! А потом эта идея перестала казаться ему такой уж дикой. Во-первых, у него была бурная юность в колледже. Честно говоря, он не предполагал, что еще хоть раз соберется играть за другую команду, но сюрпризом это не стало. Не после Патрика на втором курсе. Во-вторых, андроиды давно стали нормой на рынке секс-услуг. Конечно, в самом начале для многих идея спать с синтетиком была дикостью, но в последние лет десять это стало обыденностью. От живой женщины не отличишь. В-третьих, он же сошел с ума. А желание трахнуть собственного напарника-андроида вполне укладывалось в пошатнувшуюся картину мира. Впервые поцеловав его (совершенно спонтанно, во время очередного совместного времяпровождения после смены), он закономерно ожидал получить по морде. Дориан ответил. Учитывая отсутствие опыта, его способности впечатляли. До секса они добрались в тот же вечер, плавно перетекший в ночь. Дориан позволял творить с собой многое (да, он все же установил себе тот пакет расширений, и нет, Джон не хотел знать, как он преподнес это Руди). Он с упоением экспериментировал. Изучал мир и людей. Через Джона. Последнего это устраивало. Вообще, он с удивлением осознал, что эти отношения его удовлетворяют. Более того, они приятны. Ему комфортно в компании Дориана, и это касалось не только секса. Джон с ужасом гнал от себя мысли о том, что влюбился. Его сумасшествие стало ему импонировать. Он больше не хотел умереть. А вот проснуться в новом дне — да. В том новом дне, где он сможет строить и развивать эти отношения дальше. Черт побери. Его ад не мог стать хуже. Застрелиться бы. Но ведь не поможет. Он пробовал. Джон просыпается. В нос ударяет раздражающий запах больницы: хлорка, медикаменты, казенное постельное белье и пижама. Если вы думаете, что все выше перечисленное не имеет специфического, легко узнаваемого запаха, вы никогда не лежали в больницах. Над головой мерно пищит аппарат искусственного кровообращения. Сгибы локтей болят и пульсируют: скосив глаза, Джон видит черно-желтые синяки. И трубку капельницы. Понятно, истыкали, как игольницу. Голова тяжелая; глухая, монотонная боль разливается от висков к затылку. Общее состояние организма можно оценить как паршивое. Или препаршивое, Джон еще не решил. Но в то же время хочется улыбаться до ушей. Петь и плясать. Если бы он мог, конечно. Похоже, все закончилось. Чем бы это ни было, оно закончилось. Скрипнула дверь. С трудом повернувшись на звук, Джон увидел входящего Дориана. Сердце забилось чаще, а на лицо сама собой выползла счастливая улыбка. Влюбленный идиот. Опомнись, ты же здоровый мужик, разменявший четвертый десяток. А, да кого это волнует! Но вот не видеть отклика в знакомых глазах оказалось прискорбно. — Рад видеть, что ты пришел в себя. — А уж я как рад, — прохрипел Джон, тут же закашлявшись. В глотке пересохло и немилосердно першило. Подав ему стакан с водой и соломинкой, Дориан помог напиться. — Джон, что последнее ты помнишь? Сто девяносто семь адских дней. Самых ужасных в его жизни. И самых лучших. — Все смутно… я был дома?.. Или ехал куда-то?.. Нет, не помню, все как в тумане. Дориан с осуждением смотрел на него. — Я нашел тебя в подпольной лаборатории. Судя по всему, ты вновь пытался вспомнить прошлое. — А, да, может быть… В памяти действительно промелькнуло что-то подобное. — Ты даже не пытаешься оправдаться, — Дориан покачал головой. — Ты еще помнишь, что это незаконно? — Да, типа того. Что дальше? — Тебе крупно повезло, что нас срочно вызвала Мальдонадо, и мне пришлось тебя искать. В дистрикте произошел информационный сбой, и все оборудование перемкнуло. В течение шести минут с твоим мозгом происходило что-то, далекое от погружения в собственную память. — Нихрена ж себе… Всего шесть минут. Ха! Шесть минут! Не могу поверить… — Расскажешь? Джон устало закрыл глаза. — Позже. — Хорошо. Когда я приехал, то помог тому доктору отключить машину. Ты знаешь, что у него просрочена лицензия? — Глупый вопрос. — Я поражен твоей беспечностью, — Джон на это только хмыкнул. — У тебя была клиническая смерть. Мне удалось завести сердце, но я боялся, что органы в любой момент могут отказать вновь. Прости, но мне пришлось вызвать скорую. — Спасибо. — Ты понимаешь, Джон? Это будет внесено в твое дело. Процедура, которой ты подверг себя, незаконна. Это значит, что твой проступок будет разбираться и тебя могут подвергнуть дисциплинарному взысканию. В лучшем случае. — Плевать. — Плевать? Твоя реакция наводит меня на мысль, что ты без раздумий повторишь свой безрассудный поступок. — Это важно. Это помогает мне вспоминать. Я вижу зацепки в деле. Ты понимаешь? — Понимаю. Но не представляю, как ты можешь подвергать свою жизнь такой опасности. Все могло закончиться плачевно. — Но ведь обошлось. — В этот раз. Впрочем, подозреваю, что другого не будет. Я буду удивлен, если после подобного на тебя не повесят отслеживающее устройство, чтобы всегда быть в курсе, какую очередную выходку собирается совершить детектив Кеннекс. — Это перебор, тебе не кажется? — Не думаю. Выздоравливай, Джон. Я сообщу капитану, что ты пришел в себя. — Может, пока не стоит? — Не хочешь выслушивать нотации? Придется. Дориан улыбался. Это мимолетно напомнило Джону его Дориана. Его Дориана, бывшего, оказывается, всего лишь плодом его фантазии. Вот это коленце выкинуло собственное подсознание. — Спасибо, что зашел. — Поправляйся. Мальдонадо действительно явилась вечером. Так раскричалась, что персонал больницы выставил ее вон. Обещала устроить разбор полетов на высшем уровне и вообще, сократить Джона и перевести его на сидячую работу в архив. Зато всегда перед глазами. И не учудит. Внутренне слушанье по его делу действительно устроили. Обошлось без следящего браслета, но в личное дело внесли такую жирную точку, что не видать Джону повышения по службе еще лет десять, как минимум. В управлении его и до этого не слишком-то любили. Хотя бы за МХ, которые он любил уничтожать, будучи в дурном настроении. Роботы роботами, а денег они стоили. Джона выписали через неделю. В отделе его встретили свистом и улюлюканьем, поздравив с внеплановым отпуском. Джон отшучивался, что в аду он видал подобный отпуск. Жизнь потекла своим чередом. За исключением одного. Его сон, или блажь, или фантазия, называйте как хотите, заканчиваться не спешила. Джон с удивлением отметил, что скучает по тому Дориану. Он нерешительно мялся, не пытаясь изменить их отношения. Предпочтительнее было оставить все как прежде. Джон боялся все испортить. Но один случай перевернул все с ног на голову. В своем бредовом состоянии Кеннекс однажды выяснил, что Дориан просто обожает книгу Рэя Бредбери «Четыреста пятьдесят один градус по Фаренгейту». Сам Джон не слишком любил этого писателя, да и до всей этой истории книжку эту не читал. Оказалось, Дориан здесь имел те же предпочтения. Это стало первым звоночком. Озадаченный, Кеннекс ушел в себя, наблюдая и сравнивая. Следил он, естественно, за Стал и Дорианом. И чем больше он наблюдал, тем больше переставал что-либо понимать. До последнего ему казалось, что все это он придумал. Следовательно, те факты, которые родились в его перемкнувшем мозгу, не могли существовать в реальности. И тем не менее… Контрольным в голову стала все та же книжка Брэдбери. Вспомнив, что в один из вечеров он прочитал ее, Джон загрузил текст на планшет. Результат его поразил. Читал он именно эту книгу. Кажется, теперь он начал сходить с ума по-настоящему. И Дориан. Дориан, который вел себя с ним все так же слегка формально. Рабочие отношения, слегка приятельские, вот что связывало их. Этого было мало. Как все объяснить, при этом не загремев в психушку, Джон не знал. Жить в веке высокоразвитых технологий удобно. Пятьсот баксов, очередная нелегальна лаборатория, и у него на руках два инфокристалла со всеми необходимыми воспоминаниями. Оставалось всучить один Дориану. А второй — Мальдонадо. Она имеет право знать. Пусть и немного более сокращенную версию. Кристаллы он отдал сегодня после смены. И вот уже третий час не мог уснуть. Реакция капитана его мало заботила (хотя должна была бы). Больше волновало то, что может сказать Дориан. Твою мать. Наверно, он единственный придурок, влюбившийся в андроида. Джон невесело рассмеялся. Бессонница окончательно решила его сегодня доконать. Присоединив биомеханический протез, он поднялся с постели и принялся бесцельно слоняться по дому. Пытался читать новостную ленту, смотреть телевизор. Мысли разбегались, внимание не удавалось сосредоточить ни на чем более, чем на пару минут. Звонок в дверь разорвал тишину квартиры, вынудив вздрогнуть. Неужели врачи по его душу пожаловали? Больше некому. На пороге стоял Дориан. — Можно войти? Джон с трудом справился с оторопью. — Да. Конечно. В груди иррационально затеплилась надежда. — Когда Мальдонадо это увидела… В общем, я попросился уйти, и она меня отпустила. Сказала, что оформит все задним числом, можно не волноваться, — Дориан криво усмехнулся. — Ясно. Помолчали. — Знаешь, я рад, что ты решился показать мне это. Джон молча смотрел в спокойные глаза стоящего напротив… кого? Напарника? Друга? Любовника? — Все это — нелогично. Необъяснимо. Это не происходило на самом деле. Тем не менее, многое из этого правда. Я… я обескуражен. — И что? Это все, что ты хотел сказать? — Нет. На самом деле, нет. Я хотел сказать: давай попробуем, Джон. То, что на этом кристалле, это интересно. — Я не лабораторная крыса. — Нет, конечно, нет. Честно говоря, я не думал о нас в этом контексте. Ну, по крайней мере, не рассматривал возможность реальности такого сценария, — Дориан сделал шаг вперед. — Но ты, как говорится, развязал мне руки. — О! Дориан улыбался. Шагнул вперед и прижал Джона к закрытой двери, уверенно уместив ладони на его заднице. — Это будет нелегко. — Хм. Думаю, я могу смириться с этим. — Отлично. Целоваться с Дорианом в реальности оказалось ничуть не хуже. Определенно, Джон ни о чем не жалел.