Мечта

Корре двадцать один — кажется, что это ничтожно мало по сравнению с его двадцати двумя. Корра не знает сейчас, где её место, по какой извилистой дороге нужно идти в поисках себя; у неё незримый яд до сих пор в венах таится, точно зверь, и не желает уходить из своего нового дома. Ей остаётся просто примириться с самой собой и вздохнуть полной грудью для спокойствия потерянной души, всегда лёгкий метод срабатывал, как точный механизм, да только уже полгода даёт сбои — ломается с треском вокруг неё всё точно так же, как и она сама. Корра старается не замечать, как у неё губы теперь искусаны в кровь, как дрожат чёртовы слабые руки, ей до одури хочется отдохнуть в безопасном месте, но слабость показывать — приписать себе смертный приговор. И убьёт её, пожалуй, она сама. Только думать об этом не хочется совсем. Мако не знает сейчас, как ему поступить в такой странной ситуации, да и нужно ли вообще что-либо делать? Он всегда сдержан, сообразителен, осторожен; он всегда придёт на помощь дорогому для сердца человеку, как бы опасно ни было; он видит глазами огненными, как сильно она хочет вздохнуть без предательской запинки. Корра чего-то боится, Мако видит это слишком хорошо, ведь она открыта для него почему-то до сих пор, как простая тонкая книжка с полки дома, да только вот Мако впервые не знает, что ему нужно сделать, в чём заключается его сложная задача. От всех этих незнаний и противоречий хочется биться головой об стену, но это не поможет, даже если его лоб будет весь в крови, поэтому остаётся единственное решение личного конфликта — подойти и встать рядом с правым плечом, как всегда вставал до этого. Да вот только проблема вся в том, что три года прошло. А ещё они просто-друзья, которые прошептали горькое «всегда». Корра начинает понимать, что у него руки всё такие же тёплые и греют лучше любого тяжёлого одеяла. Она старается об этом не думать, забыть обо всём, как страшный сон, но всё так подло остаётся внутри и крутит старый тупой нож в ране, которая должна была зажить уже очень давно; честно, Корра не знает, почему частые легенды, что всё пройдёт, стоит лишь чуть-чуть подождать, решили обойти её стороной, как какую-ту болезнь. Когда Мако смотрит на неё прожигающе так, по-родному, то в груди где-то слева снова что-то тёплое рождается, восстанавливается нечто забытое, похороненное, закрытое в личных клетках ребёр — и отравленное сердце бьётся так, словно готово уже сделать копию ключа от темницы внутри. Тёплые кончики пальцев дотрагиваются до смуглой кожи плеча. Корра забывает на миг, как дышать. Мако забывает, зачем он к ней вообще подошёл. Мако хочется у неё кое-что спросить, да только здравый рассудок говорит твёрдое «нельзя». И всё же дико хочется узнать, почему за два года он посылал письма будто в никуда, каждые две недели уверенно твердя себе, что у сумасшедшей девчонки просто снова начались неотложные дела, она просто потом ответит. Мысли, что отвечать ей просто не хочется, что такие частые письма становятся с каждым разом всё более надоедливыми, беспощадно уничтожались на корню. Думать об этом ему совсем не хотелось, но письма простые, где больше всего говорилось о какой-то там погоде и работе, он отсылал и горячо так почему-то надеялся, что скоро длинные пальцы смогут дотронуться до старой бумаги ответных писем, в которых можно будет уловить искры такого дикого, но родного характера. Мако откладывает мучающий его вопрос в долгий ящик. Корра с болью внутри думает, что она эгоистка. Ей холодно. Ей очень холодно, хочется согреться, но одеяло толстое не помогает и лишь душит. Вся проблема заключается в том, что колючий холод живёт у неё внутри, точно паразит, и готовится к тому, как услышит треск разбитой души, у которой попросту не останется сил бороться. Корре до одури хочется прикоснуться к его длинным тёплым пальцам, они всегда так уверенно грели и рисовали видимые только ему линии на тыльной стороне её ладони. Внезапные воспоминания режут лучше любого ножа, и она снова по-новому привычно кривит губы и кусает их до крови, так наивно надеясь, что жгучая тоска внутри не отразится мутной пеленой в её голубых глазах. Ей хочется просто понять, почему за все эти годы на неё обрушиваются эти чёртовы воспоминания именно сейчас, они словно подпитывают это дьявольски горькое желание коснуться такой родной ладони и ощутить тепло, которое не забывается. Корра снова делает подлую запинку перед вздохом. Мако снова не может не заметить этого, понимая, что, похоже, яд в душе у неё никуда не ушёл. *** В чистом зеркале отражение не её — волосы подводят двойника. — Мако? — Корре хочется знать, что он не ушёл, не оставил её наедине с личным страхом; когда маг с интересом поднимает голову и отрывается от просмотра карты Империи Земли, она боится, что янтарный взгляд видит её всю. — Ты думаешь, у нас… всё получится? — Корра ни на секунду не подумала лишь о них двоих, хоть и тихая фраза сбивается на короткий миг. — Ты ведь восстановилась, да? — его копилка вопросов теряет один вопрос, сам Мако не хочет признавать, что острые плечи на миг дрогнули почти незаметно. — Конечно, — искусанных губ касается уверенная улыбка, а глаза всматриваются нерешительно в зеркало. Слишком нерешительно… — А я думаю, что нет, — он просто пожимает плечами, спокойно говоря предположение, как факт, и Корру это безумно начинает почему-то злить. На самом деле не хочется признавать его правоту и то, что маг, которого не было рядом три года, всё равно читает её слишком хорошо. — Всё хорошо, Мако, — она специально делает акцент на имени, стараясь сохранить твёрдый тон. — И да, мне нужно… — Нет, — Мако впервые за всё это время перебивает её; ему безумно хочется спрятать нотки ярости в тихом голосе. — Ты не в порядке, Корра. И это видят все. «Не только я» остаётся у него внутри, как и «я боюсь за тебя». — Мне двадцать один, — удивительно, она до сих пор пытается стоять на своём, дикость действительно не исчезла пеплом на ветру. — Мне двадцать два, — ему не удаётся сдержать желание парировать этой самоуверенной девчонке. — Какие мы взрослые, — Корра упирает руки в бока, как и раньше, совершенно не стараясь прикрыть в голосе яркий сарказм. Ей не хочется думать о том, что желание дотронуться до его тёплых пальцев появляется сейчас вновь. Он действительно взрослее неё. Теплее неё. *** Корра дышит тяжело, рвано и старается не думать о том, что ей хочется безумно прикоснуться к этим длинным пальцам, умеющим успокаивать её за считанные секунды, вырисовывать с интересом простые узоры, видимые только ей, на тыльной стороне ладони, очерчивать извилистые линии жизни. Пожалуй, с каждым днём желание становится всё сильнее, оно её жёстко душит, старается словно уничтожить, сломать напополам, чтобы забыла девчонка о том, что когда-то жила с ветром в голове. Корра снова понимает, что ей нужно учиться жить заново, что прошлое не придёт к ней вновь, хоть и так сильно хочется коснуться родных пальцев, как и прежде. Прошлое не вернётся. Об этом знает и Корра, и Мако. Мако почему-то душит желание подойти к ней, прикоснуться мягкой тёплой щеки и просто так привычно поцеловать в висок, задерживая на несколько секунд дыхание. Он устал вспоминать, что что-то всё-таки было когда-то, что раньше не нужно было сжимать в бессилии кулаки, когда хотелось просто подойти и прижать к себе такое дрожащее из-за страха тело. Мако с сожалением различает каждый раз, что у неё глаза слегка потемнели, обрели странный оттенок, словно смешавшись с грязно-серым. Остаётся только надеяться, что у нёе действительно всё прошло, осталось позади, не путаясь под ногами рваным плащом. Если честно, то Мако готов отбросить в сторону даже эту чёртову потребность в желании поцеловать в висок, лишь бы не сужались словно от страха зрачки в глазах, которые всегда были голубыми. Они поднимают глаза на небо, которое никогда не было голубым для них. Для Мако счастливым знаком были искорки веселья в глазах, заменяющих голубизну небес. *** Она опускает измученный взгляд на чашечку крепкого чая, наблюдает за своим таким опротивевшим отражением, спазм давит на горло, душит, горчит где-то внутри, словно морская соль. Ей хочется раздражённо ответить на такой надоевший вопрос, что всё у неё хорошо, да только и этот ответ надоел настолько, что хочется его спалить. Корра кусает и так искусанные губы, прячет за волосами каштановыми, наклонив слегка голову, тоскливый виноватый взгляд и старается не замечать такое ясное ощущение, что её спину прожигают насквозь. Мако, едва слышно вздохнув, проходит мимо неё, берёт утреннюю газету и уходит обратно, закрывая почти бесшумно дверь в комнату той, у кого сейчас резко просыпается желание обернуться и тихо прошептать просьбу остаться. Корра знает, что это просто желание, как и желание-мечта дотронуться до такой родной руки. Мако, прислонившись спиной к стене, слышит, как она поминает чёрта. Корра с надеждой кроткой где-то внутри собирает разбитые ею же осколки чего-то драгоценного, родного и по-настоящему горячего и улыбается при этом тепло и мягко, словно не она боится до горького кома в горле взглянуть в зеркало на пару минут — отражение может быть не её, хоть и жгучий холодный яд почти исчез. Корра теперь может просто так улыбнуться уголками губ, сложить руки в замок за спиной и смотреть по-простому так в чистое небо, следя тихо за свободными птицами, улетающими в неизвестность. Ей теперь следовать за ними совсем не хочется, девчонка-подросток давно уже исчезла, безмолвно испарилась, и поэтому Корре хочется сейчас совсем другого, полностью отличающегося от прошлого желания, которое было весьма к месту с её-то горьким положением вещей. Корра хочет коснуться ладони и сплести пальцы. Она впервые понимает, что у него глаза цвета жжёного янтаря и греют лучше любого солнца. Мако хочет так привычно коснуться губами виска. Он впервые понимает, что у неё виски всегда солёные — странная горечь оседает всегда на губах. *** Приходит то самое нужное время вернуться на свой истинный путь, но, если честно, он является токсичной болью столетий, которую она должна терпеть, сжимая губы. Корра не жалуется на жестокую судьбу, не проклинает каждого и не желает увидеть собственную смерть в попытках позабыть об этой боли, ей действительно из всего этого ничего не нужно. Она оглядывается в последний раз назад, всматривается с лёгкой, успокаивающей улыбкой в эти родные лица друзей и ловит, конечно же, взгляд глаз, которые греют даже сейчас. Почему-то желание согреться с помощью чужих, но таких тёплых рук сейчас давит на грудь, сжимает грудную клетку и словно ломает мешающиеся рёбра — наверное, поэтому сердцу внутри настолько отчаянно больно. Корре хочется совершить задуманное до безумия. И Корра это делает. Она резко поворачивается, быстро идёт к нему, вдруг берёт за руку и сплетает свои дрожащие пальцы с его сильными и тёплыми, боясь, что в огненных глазах появится упрёк на её неожиданное действие. И Корра лишь чувствует, как сухие губы касаются её виска настолько успокаивающе, что тугой узел внутри расплетается в тот же миг и превращается в такую привычную, но давно спрятавшуюся дрожь. Мако без слов обещает ей, что всё будет хорошо. И Корра впервые за три года верит такой наивной мечте.