Вишня на вершине

Ива склонилась и спит. И кажется мне, соловей на ветке — Это ее душа. Басё

Она ждала его на маленьком мосту Философской тропы, но смотрела на быстротечные воды, а не на цветущую сакуру. Волосы ее были красиво уложены в высокую прическу и блестели как перья черной вороны. На ней было светлое кимоно и черный оби. Ганнибал не был удивлен: он знал, почему она носит траур. Он подошел и почтительно остановился в ожидании. — Здравствуй, Ганнибал, — сказала леди Мурасаки, оборачиваясь и протягивая ему руку, — ты повзрослел. Ганнибал поклонился и поцеловал ей руку. Время не было властно над этой женщиной. Она была прекрасна, когда он впервые увидел ее под луной, она была прекрасна теперь, на мосту, среди цветущей сакуры. Раньше Ганнибал узнавал ее по запаху, теперь к знакомому запаху добавились новые нотки — спокойствия и мудрости. Они смотрели на голые изогнутые ветви вишни, усыпанные белыми цветами, и молчали. — Видишь, Ганнибал, как тонка ветвь, на которой растут цветы, но лишь они могут сделать ее живой. Когда цветы опадают, остаются только ветви. Что говорит тебе память? — Вы хотели стать дождем для выжженной земли. Мы обменивались стихами. Она не спросила, но он рассказал, что узнал ее адрес от Чио. Он приехал в Киото по нескольким причинам: полюбоваться цветением сакуры, купить мотороллер фирмы Чио и ее супруга… — И встретиться со мной? — Да. — Именно в этом порядке? — Да. — Ты завершил путь мести? — Да. Леди Мурасаки грустно улыбнулась и произнесла: — Отчего же, скажи, Соловей, средь цветов порхающий, Для гнезда своего Не хочет выбрать себе Ветку цветущей вишни? Он не задумался над ответом. — Тайны своей Не выдай ни взглядом, ни словом, Пусть не знает никто, Что мечтаешь о вишне, растущей На недоступной вершине. — Ты мог бы остаться со мной на недоступной вершине, — сказала леди Мурасаки. — Вы могли бы поехать со мной в Америку, — ответил Ганнибал. — Я закончил интернатуру в Балтиморе, решил обосноваться там. Возможно, Америка поразит вас так же, как поразила меня. Она покачала головой. — Птицы могут летать, но сакура не может. Ее судьба — быть на одном и том же месте и год за годом расцветать и отцветать. — Вы тоже птица, — возразил Ганнибал. — Я писал вам об этом. Если бы вы остались со мной, мы были бы с вами как инь и янь, я — черный ворон, вы — белая цапля. — Будь я цаплей, Ганнибал, я прилетела бы к тебе с лотосом. — Что значит «пусть всегда на твоем жизненном пути будет восхождение». Восхождение будет, миледи. Прилетите вы ко мне с лотосом или нет. Мой путь был выбран давно и не мной. — И ты хочешь, чтобы я поехала с тобой? Почему? — Потому что я люблю вас. Я выбросил ваш прощальный подарок. Считайте мое присутствие здесь, сейчас — извинением. — Ханами символизирует окончание холодной зимы, — произнесла леди Мурасаки, — но в твоем сердце я не вижу весны. — Что же вы там видите? — Хоть настала весна, Но белеет, покрытая снегом, Вершина горы. И когда этот снег растает, Никому не дано узнать… Твое сердце осталось там, на обращенном на восток склоне холма позади охотничьего домика. Я поняла это при нашей последней встрече. Ты сказал, что я для тебя — самое любимое существо в мире, но это не так. Я думала, что знаю тебя. Но я не знала, что Миша была для тебя всем. — Не была, — ответил Ганнибал. — Она и сейчас для меня всё. Легкий ветерок оборвал белый лепесток сакуры с тонкой ветки и осторожно опустил его на поверхность пруда.