Вкус Игры

Люди Западных королевств всегда удивляли Риченду Нур-Халайскую или – теперь уже графиню Марли. Но редко изумляли приятным образом, по крайней мере, в основной своей массе. По сравнению с утонченным миром Востока, гвинеддцы казались ей неотесанными, грубыми, полностью утратившими былое величие своей нации вместе с тайными знаниями. Они постарались на славу, выкорчевывав самые основы, всякую память об ушедшей славе, и если бы те, кто начал этот нелегкий труд, дожили бы до настоящего момента, то могли бы гордиться результатами. А теперь она была вынуждена жить среди них. Отец, выдавая ее за Брэна, графа и владетельного сеньора, члена королевского совета, уповал на то, что в стране, где женщины пользуются куда большей свободой, способности дочери расцветут как никогда ранее. Что ж, он ошибся. Риченда довольно быстро уяснила для себя, что вся свобода гвинеддских женщин, тем более женщин благородного происхождения, заключалась в вышивании, пении песен, молитвах и вынашивании детей своему мужу и господину. Правда, она вынуждена была признать и то, что ее «муж и господин» оказался далеко не худшим из возможных. По крайней мере, Брэн Корис, граф Марли, был верным своему сюзерену, храбрым и сильным человеком. Был, сначала. Риченда брезгливо усмехнулась, как всегда бывало, стоило ей вспомнить о покойном супруге. «Предатель». Это звучало почти как музыка. Да, пока сама она всего лишь вдова предателя, но об этом очень и очень скоро никто не вспомнит. Как можно в чем-то винить убитую горем женщину и одинокую мать? И то, что она сама была создателем и режиссером этого прекрасного во всех отношениях фарса, не могло не тешить. Вместе с тайным знанием в Гвинедде утратили и искусство настоящей, истинной интриги – то, что звалось интригами здесь, напоминало скорее шумную возню малышей в саду. А сплетая эту тонкую науку с могуществом чистокровного Дерини, можно достичь немалых результатов. Сначала... Сначала было совсем просто – пара легких касаний разума, невинная улыбка, прикосновение руки к плечу... И вот уже ее муж готов исполнить любой каприз очаровательной супруги. Он боготворил ее, но это было слишком просто и, оттого, скучно. Игра должна будоражить кровь, щекотать нервы, поэтому Риченда Марли предпочитала политику – брать за фигуры живых людей, их надежды, страхи и чаяния было гораздо увлекательнее, чем жонглировать эфемерными знаками привязанности на брачном ложе. К тому же выполнение этого долга не доставляло ей никакого удовольствия, скорее вызывало омерзение – ощущать на теле сильные мужские руки было приятно, но это удовольствие перекрывалось мыслями о том, что это варвар, пускай пахнущий благовониями и чистотой, но варвар, ничем не лучше животного. Разве что животное, входя в нее, сминая ее своим телом, вряд ли могло бы шептать на ухо какие-то глупости, вероятно про любовь и крепких сыновей. Впрочем, она никогда не слушала, что именно говорит ей Брэн. Это не имело значения. И все же будучи графом и членом совета, он не мог послужить ей проводником и залогом для желанной игры. Значит – бесполезным фигурам на доске не место. Бесполезные фигуры сметают с доски и отправляют в коробку. Риченда запрокинула голову, вспоминая. Да, несомненно, Брэн Корис был сильным и верным, хотя и не самым умным человеком. Но он не был Дерини. Конечно, он пытался сопротивляться, но никакой силе воли не сравниться с могуществом магии. "Тише, тише, мой милый", – шептала она тогда, касаясь губами виска, по которому стекала капля пота. – «Больно не будет. Почти. Хотя, кого я обманываю...» Он не был Дерини, у него не было ни щитов, ни хотя бы какого-нибудь умения противостоять магической атаке, но все равно его сознание сопротивлялось вторжению до последнего. Зато потом, после всего, стало таким податливым, почти мягким, как дрожжевое тесто, в которое она и собиралась посеять споры плесени. Это было настолько противно, что хотелось почти вгрызться в него зубами, разметать, не оставить следа от былой личности, стереть до самой основы. Но приходилось держать себя в руках, иначе игра потеряла бы вкус, сделав женщину лишь убийцей собственного мужа, которую, скорее всего, осудят на смерть. А смерть всегда означает проигрыш. Шах и мат без возможности начать сначала. К тому же... к тому же она не отказалась бы вновь испытать это пьянящее чувство, но уже с кем-нибудь другим, еще более сильным, чтобы он сопротивлялся, трепетал в ее руках. Она, кажется, начинала понимать, что именно мужчины находят в войне и бесконечных сражениях. Сладко ворваться в поверженный город, сладко упиваться кровью поверженного врага, насиловать взятых в бою женщин. Как Брэн брал ее в тишине спальни, теперь она овладевала им, мучила, стараясь причинить больше боли, показать ему мучительное бессилие перед силой. Как завоеватель. Как варвар. В ощущении рвущихся, дробящихся под пальцами чужих мыслей оказалось нечто стократ более чувственное, нежели простой любовный акт. То, чего она не могла достичь ни лаская себя в собственной спальне по вечерам, ни, тем более, лежа в одной постели с Брэном. Но тем не менее, он все же, сам того не ведая, дал ей способ привнести в свою жизнь хотя бы и краткое блаженство. Жаль только, что он оказался таким... одноразовым. Восстановив сбившееся дыхание, она внесла в его разум давно задуманные, выверенные до мелочей установки, на создание которых потратила много долгих часов. Удовлетворенная, Риченда погладила измученного мужа по щеке. У этой игры был вкус – она уже отчетливо ощущала его. Это была сладость победы, хоть и маленькой. Но потом будет больше, много больше. Через год верный вассал короля Гвинедда Брэн Корис, граф Марли, предал своего сюзерена и переметнулся на сторону Торента. Споры предательства взросли на плодородной почве, подготовленной заботливыми руками графини. Венциту Торентскому оставалось лишь сжать урожай. Но Риченду, хотя и продолжавшую играть задуманную роль скорбящей, но верной королевской подданной, уже не волновало дальнейшее развитие событий. Политика внезапно оказалась безвкусной, как лежалая лепешка с усохшим сыром. Однако ей по-прежнему хотелось снова ощутить то чувство восторга, чтобы ее сознание впитывало чужое, с самым сокровенным, самым тайным. Но окружавшие ее люди не давали ей и сотой доли того, первого экстаза. Слишком простые, слишком слабые. Слишком... люди. Но, возможно, скоро долгое ожидание, наконец, закончится. «Вдова предателя» исчезнет и появится герцогиня Корвинская. Она ни на миг не допускала, что полукровка сможет одолеть ее, опытную, обученную всем секретам, в битве разумов, но тем не менее он силен и обещает ей больше, чем теперь уже покойный Брэн. Сладкие мгновения яростного сопротивления и слепой покорности в конце. Скоро, теперь уже очень скоро. Теперь у нее новая игра, новая игрушка, и вкус ее будет сладок.