Мусорный ветер

Соня сидит в позе лотоса, очень далекой до совершенства, скривив спину колесом, и переписывается с кем-то в телефоне. Андрей следит за ней из под очков и думает, что девушка занимает большую часть в его жизни. Она заполнила собой его жизнь. Как нерадивая кошка - возвращается только тогда, когда сама этого хочет. А Андрей не настаивает. Пока они не затрагивают эту тему - все отлично. У него есть отличный, весьма удачный вариант, как скоротать одинокие серые вечера, и абсолютная, но весьма сомнительная уверенность в том, что на утро он проснется. Живым. С одной стороны, это не может не радовать и не создает муляж спокойствия вокруг. Но. Слишком много этих "Но". Телефон в ее руках вибрирует, и Соня бесшумно поднимается и выходит из комнаты. Мужчина слышит тихое, но по-детски радостное «да?», и его руки сами собой сжимают подлокотники. Он не знает, кто ей звонит, не слышит, о чем она говорит, хотя, на деле не сильно пытается. Но внутри все равно зарождается весьма значимое чувство, трудно выразимое словами. София возвращается в комнату, принося с собой слабое дуновение своего яркого, экстравагантного парфюма. Привычным жестом откидывает волосы со лба и кивает на дверь. - Я пошла. Она не спрашивает, в духе долгих отношений «ну, я пойду?», и в ее голосе нет неуверенных интонаций, наоборот - она уверена в правильности своих поступков. Это похоже на то, как удалившиеся в религию люди говорят, что Господь прощает грехи, если продолжать терпеливо верить. Всего-навсего капельку веры, чтобы Бог отпустил ему влечение к несовершеннолетней Соне - ребенку по сути. Хотя мужчина знал, что не был ее первым мужчиной... Вот только Андрей, убежденный временем и опытом, атеист - не верит. Ни в Бога, ни в человека. Он перестал верить и в себя, в то, что достоин быть прощенным. Он, несмотря на позицию, считает и ощущает себя грешником. Отбросом общества и последним негодяем. Считает себя кем угодно, только не человеком. Не тем человеком, который может сказать «останься», вместо того, чтобы вжимать Софию в стену и сминать нежные губы в рваном, влажном, грязном поцелуе. С точки зрения мужчины, ее тихие стоны и просьбы остановиться намного действеннее и эффективнее каких-то там признаний в чем-то несуществующем. Признаний что ей, что себе. Да, точно. Эти мольбы и сдавленные поскуливания от грубых прикосновения больших рук к чувствительным местам, скрип стиснутых зубов и шипение, когда Андрей резко входит наполовину, вытянутый пошлый полустон-полукрик, когда мужчина дергает бедрами и натягивает ее до конца, сжимая тонкую талию так сильно, что через пару минут выступают синяки. Да, разумеется, это намного эффективнее каких-то слов. ...И Андрей не подозревал, что может бывает так агрессивен... *** – Куда ты все время уходишь? И... почему всегда возвращаешься? – Андрей пытается спросить как можно более безразлично. Но это ложь – это единственный вопрос, который занимает его в последнее время. София замирает в прихожей с поднятой над головой темно-синей шапкой. Она так и не надела ее, медленно опустив руки. Андрей слишком поздно думает, что зря спросил. Зря он вообще пытается что-то изменить. Но он решительно не понимает, почему она продолжает возвращаться к нему! Заваливаться на работу. Ночевать у него. Спать с ним. Дело явно не в деньгах, судя по количеству и качеству ее духов. И не в сексе, черт бы его побрал... Соня торчит рядом просто так. Они почти не разговаривают, лишь перебрасываются несколькими фразами на нейтральные темы, не показывая даже открытые полки, что уж говорить о скелетах в шкафу... В конце концов, Андрею скоро перевалит за тридцать, а Соня похожа на плохой розыгрыш. Привязанная к ниточке мечта, которая постоянно уходит из-под носа по собственному желанию, стоит только потянуться. Но Андрей не перестает пытаться, спотыкаясь, падая, в кровь разбивая коленки. И все же – лучше так, чем никак. Андрей понимает это слишком поздно. – Прости... То есть... Забудь. Сделаем вид, что я сейчас ничего не говорил, хорошо? София, словно сломанный механизм, который в один момент застыл на месте, вдруг резко начинает двигаться - дергается, моргнув, шумно втягивает воздух и надевает шапку, повернувшись к зеркалу. Когда она поднимает взгляд своих ледяных, самых, что ни на есть зимних, глаз, Андрею кажется, что это самое подходящее время для слов. Потому что знает - они прощаются. Соня ниже его на пол головы, всего ничего, но это "всего ничего" заставляет ее податься вверх, чтобы поцеловать мужчину. В этом поцелуе не было "прости", «мне жаль, что так вышло», «мне жаль, что ты влюбился в меня», «мне было хорошо с тобой». Андрею эти слова небыли нужны, он и без них все прекрасно осознавал. Когда тебе 17 лет и вся жизнь впереди, "торчать рядом просто так" можно себе позволить.