Пиф-паф!

Мне тогда было пять, а ему – шесть. Мы познакомились весной у пруда близ наших усадеб. Моя гувернантка мисс Мэри Уинчелл, как обычно, задремала под деревом за очередным любовным романом, кои были популярны среди неприхотливых барышень. Они не требовали от читательниц ничего, кроме внимания к незамысловатой сюжетной линии и восхищения главными картонными героями. Я спустился к воде, мне это не воспрещалось. Отец — капитан второго ранга Военно-морского флота Шотландии — первым делом научил меня плавать. Я запустил бумажный кораблик; плотный материал почти не промокал, острый нос судна разрезал серо-зеленую воду, создавая небольшие волны. Лягушки, только что очнувшиеся от зимней спячки, не были в восторге: они недоуменно смотрели на мой корабль, а потом стремительно отплывали от него, объявляя почти штормовое предупреждение для пассажиров. Я тихо смеялся над этим, когда кто-то подошел сзади. — Привет, — только и сказал он. — Привет, — ответил я и протянул руку. — Меня зовут Джеймс МакЭвой, а та женщина, что спит под дубом, — мисс Мэри Уинчелл. Он пожал мою руку и тоже представился. — Майкл Фассбендер. Лицо его было на редкость живое: высокий лоб, игривые глаза и постоянно улыбающийся рот. Он выглядел гораздо старше своих юных лет, и это нравилось ему, доставляло всяческое удовольствие. Майкл пытался держать себя, как взрослый, но лицо он контролировать не мог. Стоит отметить, что в акценте его было что-то жесткое, соответствующее выправке. Черный камзол плотно обтягивал худую и высокую фигуру, а в начищенных ботинках я мог видеть отражение облаков и солнца. Он, должно быть, передвигался по здешним болотам с грацией кошки. — Мисс Мэри — твоя гувернантка? — спросил он. — Да, она прелестная, хоть и спит постоянно, — улыбнулся я. — А где твоя няня? — Фрау Снук, держу пари, ищет меня по всему дому, — он засмеялся. — Ты что, сбежал? — удивленно спросил я. — Я просто пошел гулять. Родители заняты своим багажом… Мне скучно дома. — Хочешь пойти ко мне? Поиграем вместе. — Пошли. *** Он не был особенно разговорчив: выдавал информацию небольшими порциями и только по делу. Однажды сильный дождь застал семью Майкла у нас. Наверное, этот чертов дождь послужил нашему сближению. Да к чему винить теперь кого-то?.. Мы любили в такую погоду играть в наездников. Отец Майкла привез из Германии двух прекрасных лошадей. Знаете, игрушечных, у которых вместо туловища палка. Майкл взял себе черного арабского скакуна, а я — немного большую для мелкого меня суффолькскую лошадь. Конечно, все это было условно: на деле то были просто рыжая и черная головы. Его выбор был очевиден — этот мальчишка всегда любил побеждать. А мне просто нравились суффолькские исполины с их огромными копытами и умной мордой. Мы стрелялись с шести метров. И, естественно, он попал. Майкл сам мне так сказал. Он потребовал, чтобы я упал на пол, и выпрыснул мне на белую рубашку немного вишневого сока. Я было возмутился, но ему было все равно: представление не было идеальным! Мы повторяли это снова и снова, пока я не упал, как он выражался, "натурально". Наши матери умилялись этим играм. Мисс Мэри играла четырнадцатую сонату Моцарта c-moll, Molto Allegro. *** Годы шли. Мы росли бок о бок и все свободное время проводили вместе. Я читал ему стихи, он сидел в кресле, закинув ногу на ногу, курил и ухмылялся. Майкл играл мне на рояле и учил немецкому языку. Я был так во всем неловок, а он, казалось, был уверен в каждом произнесенном слове, каждом жесте, каждом повороте головы… Я считал его лучшим другом, пока он не прижал меня к стене моей комнаты. Я был смущен, растерян и робок, он же — властен и тверд. С того дня он стал просто моим. *** Мы переехали в мой эдинбургский дом. Я ждал его поздней ночью, курил и наигрывал тринадцатую двухголосную инвенцию Баха a-moll — единственное, что я запомнил из репертуара Майкла. Он вошел подвыпивший. — Ох, Джейми, помнишь, как мы в детстве играли? — протянул он, поправляя волосы. — Ты всегда считал, что я неправильно умирал, — вздохнул я. Он приблизился ко мне и погладил по щеке. *** Майкл отдалялся от меня все больше — Эдинбург поглощал его. Все эти клубы, увеселительные заведения, новые друзья, любовники, любовницы… Я долго не догадывался, куда он ходил. Майкл запрещал мне следовать за ним. — Майки, почему ты всегда уходишь один? — Потому что там люди, не достойные тебя. — Но я же буду с тобой. — Нет, Джеймс. "Джеймс" — мурашки по спине. Он давно так не звал меня. — Пожалуйста. — Ты там будешь лишним. — А ты, значит, не лишний, — язвительно сказал я. — Перестань. Сходи лучше в… Куда ты там ходишь? — Ладно, поезжай, — выждав паузу, выплюнул я. — Поезжай, только знай, мы отныне не вместе! — Мы вместе? — он отвернулся от зеркала. — Майкл! — воскликнул я. Мы…мы… мы же живем вместе, много лет делим постель и… — Джейми, я люблю тебя, но не так, как ты себе напридумывал, — улыбнулся он и обнял меня за плечи. Я развернулся и поднялся наверх. Он не пришел. Вы не представляете, как я его любил! Так любит скала свое море. Все мое существо было рядом с ним, но, как оказалось, напрасно. Майкл все реже появлялся дома. Мы так же были близки в физическом плане, но доверять я ему больше не мог. Он это чувствовал, и в один февральский день он не вернулся совсем. *** Я поступил на флот новобранцем, как хотел отец. Со званием капитана первого ранга я был отослан в Штаты. Ночами я смотрел на портрет Фассбендера. Сослуживцы верили, что Майкл — мой брат. Во время атак я забывал обо всем, но после — вновь зажигал в сердце надежду на то, что когда-нибудь его снова увижу. Я пережил войну и вернулся в Шотландию. *** Майкл был уже женат, он с семьей жил в нашем доме в Эдинбурге. Поначалу он не узнал меня — возмужавшего и побитого, но статного моряка, но все равно в дом пустил. — Майки, — прошептал я, когда его жена вышла. — Я так скучал. — Я тоже, Джейми, — улыбнулся он. Спустя несколько секунд мы вскочили, наши губы и руки сплелись, и было так тепло, приятно, нежно, пока все не прервал звук разбивающегося блюда. Элизабет. Жена. Он отстранился и бросил перчатку. Я растерялся, но бросил свою. — Майки, — выдохнул я и стремительно покинул комнату. *** Я смотрел ему в глаза, такие голубые, родные, мягкие и любящие. — Я не мог иначе, Джеймс. Она — моя жена, и я люблю ее. Я молчал. Мы разошлись. По сигналу секунданта он выстрелил. Майкл всегда и во всем побеждал, и в этот раз он не мог не попасть. Пуля просверлила меня, порвала важную артерию, и я упал. Вот какого звука добивался он! И именно такое пятно должно было украшать мою рубашку! Ужасен звук, уродливо пятно. Но теперь все было идеально. Говорят, он кричал, метался, плакал и целовал мои руки. Боже, как я его любил!..