Еще тысячу лет...

- Мне холодно… - Забудь про неё. - Но она говорила… - Просто забудь и налей уже кофе, а то мы так замерзнем к чертям собачьим. Осень, пожалуй, самое паршивое время когда. Именно осенью случается все самое плохое. Простуда, эпидемии, убийства, расставания и депрессии… Я уже боялся делать предположения тех людях, которым приходилось за осень переживать сразу все невзгоды, ибо даже что-то одно из этого списка приносило уйму неудобств и добрую порцию страданий. Болезненно шмыгая носом, ища на полках растворимый кофе, я пытался унять дрожь в руках и глотать обиду, что мокрым комом стояла посреди больной глотки. Когда у тебя температура, то становишься сентиментальным. Когда всю твою шкуру пробивает озноб, то тебе хочется тепла, но единственным его источником становится бездушный старый плед, ибо ты уже давно живешь один и не помнишь, когда в твоей кровати появлялся хоть кто-то помимо тебя. Нащупав наконец-то кофе, я с трудом пытаюсь вспомнить сколько ложек этой дряни надо развести, что бы выпить его и не отравиться дешевой крепостью. С сахаром та же история, а про сливки я и вовсе забываю, смирившись с тем, что придется пить черный, как моя жизнь, кофе. - С каких пор мы стали такими? – этот голос, этот образ былого величия не унимался сегодня целый день, восседая на продавленном диване и бесцельно тыкая на кнопку переключения каналов. Насилия, тупые мультики, старое кино, интервью со звездами… Осенняя программа мало чем отличалась от иных времен года, разве что каналы криминалистики чуть поднимали свои рейтинги просмотров. - Ты сам все знаешь. – мне пришлось собраться силами, дабы ответить, ибо глотку рвало при каждом издаваемом звуке и я бы предпочел молчать, но кое-кто не мог заткнуть свой болтливый язык. - С тех пор как тебя обещали любить еще тысячу лет? – сердце болезненно сжалось и я, сдавив кислую мину, махнув рукой на этого редкостного уебана, вышел вон, прямиком в холодные объятья осени, на балкон. Открыв пластмассовые окна, запустив уличный шум внутрь, я молча вдохнул болезненный осенний воздух. Да… Именно с тех пор.

***

С тех пор, как мы впервые пересеклись. Три года… Это было три года назад. Мы тогда были глупыми, можно сказать, только начинали вести свою судьбу за поводок. Нам было все интересно. Звезды, небо, люди, иные миры… Мы были готовы быть друг с другом вечность и наша дружба казалось не рушимой, а после… После наша дружба переросла во что-то большее. Я не знаю, как правильно это назвать. А потом я ждал. Ждал момента увидеть её. Обнять, сказать ей, что это самый прекрасный день в моей жизни, да и пойти отметить все каким-нибудь дешевым пивом, ибо мой образ плохого парня требовал того. Хах… Эти вечера на лестничной клетке. Я тогда жутко шугался соседей, ибо она не двусмысленно дала понять, что никто в их доме не терпит курильщиков, а уж тем более подъездных. Но она всегда была рядом, и я просто не имел права показывать страх. Температура, кажется, поднялась еще больше, меня начало бросать в жар, а кашель сдавливал легкие все сильнее. Согнувшись в припадке, я постарался не выблевать собственные легкие, но в удушливом порыве задел рукой чашку и та приняла свою суицидальную смерть уже на грязном асфальте. - Ну заебись, еще и чашку любимую разбил… Нытик ебанный. Прыгай что ли следом, раз тебе так все надоело. – послышался его мерзкий голос из комнаты, что ядом проник в уши и немедля принялся за отравление всего, что мне было так дорого. Прыгнуть… Следом? Я чуть перевалился через окно, выглядывая на улицу, дабы оценить вероятность быстрой смерти в случае чего, но… Увы, шестой этаж не давал полной гарантии быстрой и безболезненной смерти от суицида, так что… Оставим это на потом. - Слушай… - хрипя и давясь слюнями, я вышел с балкона, хлопнув дверью и, подойдя к уроду на диване, схватил его за шиворот, притягивая к своей оскаленной морде. - Ты лишь тень того, кем мы были раньше. Забудь уже все. Мне было дорого то, что сейчас ускользнуло меж моих пальцев, а ты еще льешь свой яд мне раны? Я больше терпеть не стану. Либо убирайся, либо заткнись и жди, когда мы вновь станем едиными. – выдавливая отраву ему в морду, заражая своей простудой, я кинул это тощее тело обратно на диван и, еле удержав себя в уезде, дабы не двинуть ему ногой по морде, что-то бормоча, начал удаляться в комнату. - Она обещала любить меня еще тысячу лет, но… Видимо эта тысяча прошла слишком быстро…