MUSE

Чертово вдохновение. В стену летит остро заточенный карандаш, а вслед ему отправляется любимая песенная тетрадь. Ханбин тяжело дышит, смотрит куда-то в свою собственную пустоту и обессилено сжимает руки в кулаки. Ханбин действительно редко жалуется на отсутствие рабочего настроя – а еще реже он жалуется на отсутствие вдохновения. Вообще, по сути, парень никогда не жалуется – только если своему внутреннему «я». Или Дживону. Дживону. Ханбин ленивым движением стягивает с головы кепку с болтающейся биркой, взъерошивает волосы и надевает ее обратно, только теперь уже козырьком назад. В этом есть свой особый ритуал, который помогает хотя бы на чертовых 10 секунд развеять тучные мысли и предпринять попытку собрать себя в кучу заново. У Ханбина всегда получается не сдаваться. Как будто он просто не может иначе – так и живет, в вечной борьбе с самим собой за звание лучшего из лучших. Только вот иногда он забывается в этой кровавой драке собственных мыслей, и в итоге его застает самое неприятное и непозволительное для возлагающего на себя столько надежд артиста. Ханбин улыбается, совсем тускло, как будто им сейчас управляют как куклой – нет, он не устал, просто ему нужно написать достойный текст, просто от него как всегда ожидают больше, чем он может, просто от него всегда что-то ждут. Ханбину тяжело смотреть на себя в зеркало, потому что на его лице как будто отвратительное ноющее клеймо: «Ты вечно всем что-то должен». Ханбин смотрит на пустующий зал для тренировок: настенные часы с показателями, перевалившими за три часа ночи; куча аппаратуры для записи; валяющиеся безбожно на полу тетрадь и поломанный надвое карандаш… – Работаешь? Вздрогнуть от неожиданности и улыбнуться – Ханбин реагирует по давно сложенной схеме, оборачивается в сторону двери и чувствует легкое покалывание мурашек по загривку. Дживон стоит в дверном проеме, как всегда тепло улыбается и оттягивает край огромной безрукавки – такой домашний, но Ханбину кажется, что он сейчас просто отрубится. То ли от отчаяния, то ли просто Дживон. – Мне нужна твоя помощь, - нарочито с хрипотцой тянет младший, когда Дживон останавливается напротив него и смотрит сверху вниз. У Ханбина почти получается изобразить из себя милашку – старший цепляет его пальцами за подбородок и чуть наклоняется к его лицу. – Я бы сказал, что являюсь топливом для твоих песен, но это будет слишком дерзко? – Дживон рассуждает вслух, пытаясь совладать со своим взглядом, который уже совершает пешую прогулку по ключицам младшего и норовит заглянуть под едва скрывающую что-либо растянутую борцовку. – Я бы сказал, что ты иногда много болтаешь, но это будет слишком грубо? – Ханбин играет с огнем, шепчет в чужие губы острые слова, приправляя их горьким смешком. Дживон не выдерживает – это ожидаемо, потому что младший давит туда, куда нужно надавить, чтобы старший сорвался с цепи. А Ханбину это и надо – потому что Дживона простым топливом назвать будет слишком слабо. Дживон рычит, дарит Ханбину кусачий поцелуй и несет его на маленький диванчик в углу помещения. Ханбин думает, что сорвал очередной джекпот, улыбается развязно и одновременно по-детски – будто ребенок получил свою особенно любимую конфету и теперь готов лизать ее… в общем, и не только лизать. В этом зале смущению давно нет места – потому что Ханбин частенько работает ночами, а Дживон частенько приходит к нему потусить. В итоге наутро (после очередного прихода Дживона) у младшего готов чуть ли не целый альбом новых треков, а сам он в обнимку со старшим спит на полу в горе толстовок и припасенных заранее подушек. Дживоново «потусить» обычно начинается с доброкачественного отсоса – у Ханбина высокий голос, которым он отлично владеет, особенно когда протяжно стонет. Конечно, он всегда тут же норовит заткнуть себе рот, но Дживон только злится из-за этого: не дает младшему наслаждаться, пока тот не начнет снова стонать, сжимая твердый член у самого основания и с неподдельным упреком смотря на провинившегося. Ханбину кажется, что Дживон совсем осмелевший, раз смеет так себя вести, но потом он чувствует, как его ноги сводит в преддверии оргазма, и он оттаскивает старшего за волосы и долго смотрит в его глаза. – Что-то потерял? – Дживон усмехается, облизываясь, и даже не думает вырываться. – Твою совесть, - как можно отстраненнее отвечает Ханбин, после чего лишь молча наблюдает за тем, как Дживон раздевается. Младший готов поспорить, что лучшего эротического шоу он никогда в жизни не видел – потому что Дживон, потому что его тело и этот весь источающий из себя уверенность вид. Ханбин картинно закатывает глаза, при этом молясь всем существующим богам о том, чтобы не умереть прямо здесь и сейчас. – Ты сказал, что тебе нужна моя помощь, - случается то, чего Ханбин терпеть не может: на лице Дживона расцветает самодовольная улыбка, пока он неторопливо смазывает себя и младшего. Закончив, он терпеливо ждет, пока тот сообразит, что с игнором он точно не добьется того, чего хочет. – Нужна, - сухо отвечает Ханбин. Дживон – игрок, азартный и ненавидящий однотипность и предсказуемость. Он маячит скользким членом между ягодиц младшего, который лежит на спине и хлопает глазами, будто пытаясь прийти в себя. Дживон близко только на 99%, и это бесит. – Попроси, - Ханбин матерится коротко и вцепляется в чужие крепкие мышцы спины, будто получая от физической мощи старшего заряд какой-то немыслимой энергии и терпения, чтобы не ударить этого наглеца прямо здесь и сейчас. Младшему стыдно, ему больно от собственного возбуждения, у него кружится голова от жары и… и еще Дживон. – Хён, пожалуйста. В голове Ханбина звучит приятная мелодия, будто он только что правильно ответил на главный вопрос мироздания и сорвал большой куш. У Дживона не получается помучить младшего подольше – потому что не он один тут знаток слабых мест другого. Ханбин кусает себя за запястье и буквально видит корявые длинные строчки из хангыля и английских слов перед глазами, правда он даже не может вникнуть в суть – потому что вся суть кроется в трахающем его Дживоне и том, как он гортанно рычит ему в шею. Ханбин готов отдать жизнь за то, чтобы эйфория сейчас сама преобразовывалась в исчирканные тяжелым смыслом листки бумаги. Ханбин снова громко стонет и хочет, чтобы его хвалили хотя бы за то, что он просто занимается любовью с Дживоном. Но это бред – как и то, что Дживон доводит Ханбина до оргазма быстрее, чем себя. Младший извивается змеей, расцарапывает старшему спину за долю последней секунды и оказывается на грани срыва голоса. Дживон догоняется следом, кончая Ханбину на живот и грудь и улыбаясь от уха до уха. ▼▼▼ – А мне теперь ждать огромные рэп-партии в новых треках? – Дживон щурит глаза и кусает Ханбина за щеку, сгребая в ленивые объятия. – Иди домой и спи, придурок, - тот мгновенно выпутывается из чужих (теплых) рук и неохотно ворчит, начиная собирать по полу одежду и кидаться ненужной в сторону старшего. – Ты, наверное, хотел сказать «хён». – Придурок-хён, - Ханбин садится на свое прежнее место, открывает свою тетрадь и думает, что у него, совершенно точно, самая наглая муза на свете.