Стыд

      Виктор Степанович был уважаемым человеком всю свою жизнь. В пять лет получил в подарок книжку по этикету, и с тех пор никому в голову не приходило поучить его манерам. На все у Виктора Степановича был продуманный кодекс, к любым неожиданностям он был готов, и даже, наступив в темной комнате на хвост коту, говорил «Ой!», а вовсе не то, что делали остальные якобы уважаемые люди.       Коллеги Виктора Степановича, и подчиненные, и начальство, его воспитанием были поражены и даже, в каком-то смысле, сбиты с толку. Что ни попроси — сделает, о чем ни поинтересуйся — все в порядке. Для новых сотрудников Виктор Степанович был всегда эталоном, его даже хотели отправить ради шутки в Палату Мер и Весов, но, вежливо извернувшись, работник года попросил деньгами.       Жена у Виктора Степановича была доброй и внимательной, под стать мужу. Днем варила борщ, вечерами штопала носки, утром ходила на йогу с подружками. Детей они не заводили — рано. Виктору Степановичу шел четвертый десяток.        — Хоть собаку заведи, что ты совсем один-то, — предложил ему однажды коллега Виталик. У Виталика в гараже жил здоровенный лабрадор.        — Да я ведь с Любой, — удивился Виктор Степанович. Не сильно удивился, а так, чуть-чуть, ровно для того, чтоб показать, что вопрос сбил его с толку, а вовсе не чтоб высмеять Виталика с его идеей.        — Да куда твоя Люба сбежит? — захохотал коллега. — Тебе ж друг нужен!       Друг Виктору Степановичу нужен не был — друзья не умеют хранить секреты. Расскажешь другу что-нибудь тайком, а на следующий день весь офис в курсе. Виктор Степанович однажды проверил — разболтал, якобы случайно, Виталику, что подумывает продать свою машину. Всю неделю ходили к нему коллеги с историями про то, что им срочно понадобилось сменить авто — ненавязчиво интересовались, нет ли чего на примете, приценялись, оставляли телефончики «на случай чего».       После работы, ровно в пять часов вечера, без задержек и проволочек, Виктор Степанович садился в машину, доставал из бардачка старенький потрепанный мобильник и набирал наизусть номер. Ни в памяти телефона, ни на бумажках этого номера вам найти бы не удалось — существовал он только в голове Виктора Степановича, единственном месте, которое тот не показывал окружающим людям на ежедневных допросах.        — Открыто? — спрашивал добродушный семьянин. Будничным тоном, улыбаясь коллегам через оконные стекла, пока те рассаживались по своим авто.        — Да, — отвечали на том конце.       Бывали дни, когда отвечали «нет», и тогда Виктор Степанович, педантично стирая номер из памяти мобильного телефона, отправлялся прямиком к супруге, говорил, что сегодня обошлось без проволочек, ел горячий ужин и садился перед телевизором — смотреть любимый сериал Любочки, который им обоим нравился до безумия. И перед сном они обсуждали главных героев, рассказывали друг другу, как хорошо прошел день, как замечательно выполнила Люба упражнение по йоге, или как чудесно сдал отчет Виктор Степанович. И засыпали, держась за руки.       Но когда загадочный голос «на том конце» говорил «да», Виктор Степанович не ехал домой. Он внимательно следил, чтобы коллеги разъехались, выезжал с парковки и ехал в центр. Объезжая пробки, застревая в них, петляя по узким улочкам, Виктор Степанович с профессионализмом шпиона заметал следы. Иногда на него накатывал приступ паники, и тогда он разворачивался и ехал домой, где его ждал чуть остывший, но все еще очень вкусный ужин. И сериал, и Любочка, и семейное счастье.       Если же приступ паники не накатывал на Виктора Степановича, он отправлялся дальше, миновав центр, к окраине города, где на платной парковке — всегда разной — оставлял автомобиль и пешком добирался до двери в подвальное помещение.        — Как всегда? — спрашивали из-за двери.        — Как обычно, — откликался Виктор Степанович, нервно оглядываясь.       Внутри подвального помещения всегда было темно, даже мрачно, и такое место, конечно же, не смогло бы пройти контроль никаких организаций — подумать страшно, что может случиться здесь во время пожара. Виктор Степанович, впрочем, о пожаре думать переставал — мысли его приобретали такое направление, где нет места пожарам, да и рабочим отчетам тоже. Главное же, что в этом направлении не существовало Любочки, и когда Виктор Степанович переступал порог загадочного места, он как бы переставал находиться с супругой в одном пространственно-временном континууме, а потому был искренне убежден, что рассказывает жене обо всем в своей жизни.       Дойдя до конца коридора, он сворачивал в просторную раздевалку, снимал пиджак, галстук и оставлял все вещи, за исключением бумажника. В комнате, помимо его имущества, валялись пиджаки, куртки и барсетки десятков других людей. Виктор Степанович всегда старался не разглядывать их слишком пристально — ну как потом, на улице, снаружи, увидит на ком-то случайно?       После этой комнаты он входил в другую, где освещение было насыщенно-красным, и когда кому-нибудь хотелось посмотреть на циферблат часов или номинал купюры, он вполне мог ошибиться. Виктор Степанович в этом помещении старался смотреть только вперед, на небольшую сцену, не встречаясь взглядами с толпой вокруг. Толпа тоже игнорировала успешного бухгалтера, предпочитая концентрировать внимание на том, ради чего явилась в подвальное помещение, не способное пройти проверку пожарных даже с солидной взяткой.       На сцене было то, от чего коллеги Виктора Степановича, наверное, попадали бы в обморок, если бы узнали, что Виктор Степанович имеет к происходящему хоть какое-то отношение. На сцене были мальчики.       Не двенадцатилетние подростки, конечно, но называть их другими словами щепетильный в вопросе терминологии Виктор Степанович просто не мог. Студенты, выпускники техникумов, бог знает, кто еще — определить возраст в таком освещении было невозможно. Будь Виктор Степанович ответственной кассиршей, обязательно спросил бы паспорт, прежде чем продавать такому мальчику «флешку».       Мальчики на сцене не стояли без дела, и когда Виктор Степанович хоть немного приходил в себя от волнения, он начинал слышать громкую музыку, под которую выпускники техникумов двигались возле шестов.       Была здесь и барная стойка — к ней Виктор Степанович подходил не спеша, вдоволь насмотревшись на мальчиков на сцене. Доставал бумажник и выкладывал положенную сумму — получалось много, но Виктор Степанович был бухгалтером от бога, так что пропажу изрядной части зарплаты маскировал искусней опытного наркомана.       Потом шел вглубь комнаты со сценой, нырял в заставленную вешалками дверь и проходил еще один коридор. В этом месте просыпалась совесть Виктора Степановича — пока он шел, сопровождаемый криками и стонами, доносящимися из неплотно прикрытых дверей справа и слева, в голове всплывали выпуски новостей про насилие в семье, про тысячи родителей алкоголиков, про всякие страсти, толкающие молодых людей на отчаянные поступки. В свою комнату Виктор Степанович заходил в ужасном настроении. Вспоминал счастливое лицо Любочки, даже, бывало, размышлял о коллегах, которые ставили его в пример новичкам.       Внутри было еще темнее, чем в помещении со сценой. Единственным источником света здесь был коридор, и если кому-нибудь приходило в голову закрыть дверь до конца, помещение погружалось в абсолютную темноту. Виктор Степанович подозревал, что где-то есть кнопка, включающая свет, но за те семь лет, которые он ходил сюда, воспользоваться ей не довелось ни разу.       Мальчик, которого он выбирал за барной стойкой, приходил через пять минут, минута в минуту. Прикрывал дверь, оставляя крохотную щелочку, и немедленно приступал к делу. Бывало, Виктор Степанович просил подождать, снова прокручивал в голове все страсти, которые приходили к нему в последнем коридоре, резко вскакивал с кровати и выбегал. В такие дни он успевал к остывшему ужину, смотрел сериал и засыпал, сжимая руку Любочки.       Но гораздо чаще мысли покидали его окончательно — и он верил сдавленным стонам, изгибам хрупкого тела, забывал обо всем в сумасшедшем ритме.       Мальчик никогда не уходил сразу — ждал, пока Виктор Степанович отошлет его. Успешный бухгалтер помнил два дня, когда мальчик оставался с ним надолго. Перед этим в баре он покупал себе выпивку — это были дни повышений, когда можно было честно признаться супруге, что на празднике он немного напился. В остальные дни приходилось оставаться полностью трезвым, и после первого раза накатывало страшное чувство вины, Виктор Степанович указывал мальчику на дверь и после его ухода долго сидел в одиночестве, размышляя о том, что скажет жене.       Если бы у Виктора Степановича не было особых талантов к бухгалтерскому делу, он мог бы стать превосходным писателем. Рассказы, которые он сочинял для супруги, были произведениями искусства, четко выверенными, с обязательной изюминкой, с целой толпой участников.       Любочка была уверена в том, что мужу частенько приходится задерживаться на работе, и это было самой шаткой ступенькой в нагромождениях лжи Виктора Степановича. Оберегать Любу от жен своих коллег стало важной частью «ночных сказок» — талантливый бухгалтер не жалел фантазии и сил на то, чтобы у Любы ни разу не возникло повода позвонить хоть кому-нибудь из его знакомых или, тем более, их супругам.       Наступил день, который для Виктора Степановича из фантазий начальства и подчиненных был звездным. Настоящий Виктор Степанович этого дня боялся сильнее, чем обычные люди опасаются зомби-апокалипсиса. Конечно, когда такое событие маячит где-нибудь за гранью пространства вероятностей, бояться его незачем, но стоит ему заявить о себе, как о возможной реальности, и у вас холодеют руки и ноги, а пот струйкой бежит по спине. Виктора Степановича повысили.       Сидя в кабинете у шефа, он думал о том, что его сделают начальником регионального отдела, и был втайне очень рад этому, потому что по такому случаю обязательно устроят попойку, и будет возможность организовать себе «третий день». Виктор Степанович вполуха слушал, что рассказывает о его потенциале шеф, погружаясь тем временем в воспоминания о двух предыдущих Днях. Теплое, уставшее и податливое тело мальчика, его стоны, тихий шепот, на грани слышимого: «Глубже». Виктор Степанович нервно облизнул губы и резко вернулся в реальность — нечеловеческим усилием воли.        — Поэтому, Виктор, я ухожу, и считаю, что именно ты должен занять мое место. Совет директоров неформально уже одобрил твое повышение, для формальности нужно только согласие — сам понимаешь, опростоволоситься никому неохота. Коллеги поймут, жену свою порадуешь.       Шеф тепло улыбался и даже предложил Виктору Степановичу отметить «это дело», но талантливый бухгалтер пулей вылетел из кабинета и побежал вниз, к машине.        — Жене, небось, рассказывать полетел, — прокомментировал происходящее Виталик.       Виктор Степанович, однако, жене звонить не стал. Извлек из бардачка заветную трубку, набрал номер и стал ждать.        — Надо встретиться, — тихо пробормотал он.        — Сейчас? — удивленно спросили на том конце.        — Да, — срывающимся голосом ответил Виктор.        — В «Шоколаднице», где в прошлый раз, — отозвался голос.

***

      В кафетерии Виктор Степанович сумел взять себя в руки, заказал сложный десерт, необычный сорт кофе и стал ждать. Обычно ждать приходилось десять-пятнадцать минут, но на этот раз ожидание затянулось.       Виктор Степанович поглощал сложный десерт, запивал необычным сортом кофе и думал о том, что заканчивать работу он теперь будет не раньше девяти часов, значит либо придется врать Любочке нагло и жестоко (но тогда лучше развод), либо нужно навсегда отказаться от своего отвратительного хобби. Пусть даже без него он начинает терять концентрацию и делает на работе ошибки в элементарных расчетах.       Наконец, к нему подсел «голос». Мужчина с зарождающейся сединой в волосах, в кожаной куртке и кипенно-белой рубашке. Виктор знал, что для «голоса» белая рубашка была куда более серьезным фетишем, чем кожа.        — Жена? — сходу начал «голос».       Виктор помотал головой, допил залпом кофе и выдал:        — Повысили.        — У-у-у, — мужчина сочувственно кивнул. — Бывает.        — Мне нужны альтернативы, — Виктор достал из кармана заранее приготовленный конверт и положил на стол перед собеседником. Тот принял конверт, мельком глянул внутрь и убрал во внутренний карман куртки.        — Тебе развод нужен, а не альтернативы, ты так разоришься, — нахмурился седовласый.        — Дмитрий Сергеевич, только жить не учите, — Виктор поморщился. Сейчас назвать его по отчеству не смогли бы даже коллеги — он сидел в кресле расслабленно, на лице была смесь отчаяния и безразличия, а чуть приспущенный галстук добавлял образу хулиганских оттенков.        — Зачем тебе это надо — жена, карьера? Три раза в неделю, за последний месяц десять раз, — Дмитрий Сергеевич продемонстрировал десять пальцев. — Любочке когда доставалось? Полгода назад?        — Любочке досталось бриллиантовое колье, — Виктор снова поморщился. — Её всё устраивает, меня всё устраивает.        — Если б тебя всё устраивало, мы были бы незнакомы, — рассмеялся Дмитрий Сергеевич.       Виктор безразлично пожал плечами. Они допили кофе, и разговор потек плавным потоком.        — Можно посмотреть варианты с квартирами. Модели назначают время сами, когда удобно не заявишься.        — Не вариант, у меня будет час-два на все про все.        — Ты себе нервы сожрешь через месяц, если у тебя будет час-два.        — Дальше что есть?        — Упрямый мудак ты, вот ты кто. Можно попробовать где-нибудь недалеко от твоего офиса. Буду смотреть, кто свободен, три-четыре на выбор.        — Рядом с офисом нельзя.        — Упрямый мудак и есть. Разведись, что ты теряешь? Горячий борщ? Найдешь себе модель с талантами по части кулинарии, будет семь раз в неделю и с борщом, бесплатно.        — Я ее люблю, отвяжитесь.        — Учитывая сумму, я могу найти тебе модель на постоянной основе. Научу ее искать подходящие койки, будете встречаться хоть по всей Москве.        — А вы? — Виктор выдавил из себя два заветных слова и уставился на собственные ботинки. Плавный поток слов прервался, воцарилась тишина.        — Я? — переспросил, риторически, конечно, Дмитрий Сергеевич. Достал из кармана конверт, брякнул им прямо в тарелку с остатками сложного десерта перед Виктором и резко встал на ноги. — Я похож на шлюху?       Виктор Степанович смог поднять взгляд только через несколько минут, когда рядом не было ни Дмитрия, ни даже отзвуков его одеколона. Конверт валялся в тарелке, Виктор забрал из него деньги, расплатился за скромный ужин и пошел к авто.       К его удивлению Дмитрий Сергеевич ждал на парковке.        — У меня есть одно условие, — хмуро и почти сердито сказал он.        — Что угодно, — кивнул Виктор. Он действительно был в той точке, когда фраза «что угодно» звучит не просто так.        — Развод, — ехидно и теперь уже откровенно зло выплюнул Дмитрий, развернулся и пошел по улице, махнув рукой в знак прощания. Даже не стал дожидаться ответа — знал наверняка, каким он будет.       Виктор Степанович сидел за рулем, оттягивая минуты до отъезда домой. Он никак не мог собраться с мыслями, чтобы придумать правдоподобную сказку для Любочки.       Сказка ему не понадобилась — Люба все-таки позвонила в офис, где ей рассказали про повышение. Встретила настоящим пиром, испекла пирожков, надела красивое платье, подаренное на прошлый Новый Год колье. Бросилась целовать с порога.       Виктор пытался увидеть перед собой что-нибудь, кроме красной подвальной комнаты и белой рубашки Дмитрия, без особого энтузиазма поглощал пресные пирожки, выворачивался от разговоров про детей. В конце концов, Люба сдалась и спросила напрямик:        — Викунь, ты не хотел повышения, да?       Виктор изумленно посмотрел на супругу — неужели выпал из образа? Какой позор, вот так и начинаются проблемы в семье.        — Не очень.       Они опять засыпали, взявшись за руки, и Виктор смотрел на завтрашний день без былого ужаса. В конечном счете, у него есть понимающая, умная жена.       «Которую ты водишь за нос семь лет подряд», — подсказал ехидный внутренний голос.

***

      Потянулись насыщенные дни — шеф передавал дела постепенно, всё согласовывали с дирекцией, то и дело вызывали на собрания, совещались через видеосвязь. Виктор чувствовал, что его проверяют тщательнее, чем на приеме у проктолога. Смотрели, как давно он в браке, спрашивали, почему до сих пор нет детей, интересовались родственниками — не сидел ли кто, не уехал ли кто за границу. Узнали больше, чем требуют в агентствах для знакомств с иностранками.       Виктор понимал, что во время проверок не стоит даже пытаться выйти на связь. Понимал, что не стоит подъезжать к заветному подвалу даже на десять кварталов. Избегал любых намеков на то, что у него может быть двойная жизнь. Держался уверенно, спокойно, заполнял формуляры, соглашался на интервью утром, днем и вечером.       В конце концов, шеф собрал вещи в пару удобных коробок и оттащил их на стоянку.        — Удачи тебе, — он протянул новому начальнику руку. — Главное, с ума не сойди.       Несмотря на зловещее предупреждение, работа понравилась Виктору почти сразу. Здесь он чувствовал себя на своем месте — следил за выполнением заданий, готовил новые, отчитывался перед инвесторами (первые недели чуть ли не каждый день), водил самых влиятельных клиентов в ресторан для обсуждения развития бизнеса.       Все было хорошо, спокойно и ровно — он даже подумал, что постыдное хобби можно навсегда оставить в прошлом, пока однажды, совершенно случайно, не попал впросак. Забыл о важной встрече, не вышел на связь, а через час его уже отчитывали, как провинившегося первоклашку. Разве что в угол не поставили.       Виктор вернулся в свой кабинет, запер дверь и тут же представил в голове тот самый коридор. Ощущение жгучего стыда было настолько сильным, что он почувствовал, как горят уши, как горит лицо. Представил, как приходит домой, рассказывает обо всем Любе, а та прижимает его к себе и, поглаживая по голове, успокаивает.       Захотелось напиться.       Он отменил все встречи, спустился вниз, на стоянку, сел в машину, вытащил из бардачка трубку.        — Всю сумму за один раз, — хриплым голосом сказал Виктор, дождавшись, пока на том конце будет слышно дыхание.        — Жди там же, — ответили на другом конце.

***

       — Рассказывай, что у тебя, — спокойно спросил Дмитрий Сергеевич, явившись всего на пять минут позже Виктора. Был рядом или торопился — кто ж его разберет?        — Мне просто это нужно, сейчас, — Виктор перегнулся через стол и шепотом добавил. — Сегодня.        — Расскажи, что случилось, — проигнорировав собеседника с его спешкой, повторил Дмитрий.        — Мне паршиво — вот что случилось.        — Работа? Жена?        — Да всё вместе! — взорвался, наконец, Виктор.        — Вик, я тебя знаю семь лет, почти восемь, и за это время тебе ни разу не нужно было «сегодня». Ты на своей машине?       Непробиваемое спокойствие Дмитрия начинало раздражать, как и его безупречно белая рубашка, на сей раз в сочетании со строгим пиджаком.        — На своей, какая разница?        — Позвоню знакомому, он подкинет ее на стоянку в офисе, за руль я тебя не пущу.        — Я не пил! — Виктор сорвался на крик, ударил ладонью по столу и опрокинул бокал с водой. К ним развернулись официанты и часть посетителей кафе.        — Лучше бы ты выпил, — прокомментировал Дмитрий. — Пойдем отсюда, иначе твой конвертик пойдет на ремонт заведения.       Спорить Виктор не стал — последний промах был для него прекрасной иллюстрацией внутреннего состояния. Оставаться в кафе нет никакого смысла, он уже привлекает слишком много внимания, и если разговор пойдет в том же духе дальше, будет только хуже.       Машина Дмитрия не отличалась экстравагантностью — обычная модель бизнес-класса, черный цвет. Учитывая характер работы, мог бы выбрать что-нибудь веселенькое. Виктор садился на переднее сиденье со смешанным чувством — это было похоже на проклятый коридор, но в то же время он понимал, что поступает разумно. Лучше поговорить в машине, чем психовать на людях.        — Расскажи, что случилось сегодня, после чего ты позвонил мне? — терпеливо спросил Дмитрий Сергеевич, выезжая с парковки.       Виктор погрузился в воспоминания и рассказал про несостоявшуюся встречу.        — Тебе нужен мальчик? — выслушав ответ, спросил Дмитрий. Они неторопливо ехали по центру. — Рядом есть хороший, я подожду в машине, отвезу к дому.        — Нет, — Виктор сам не понимал, что ему нужно. Пока они ехали, он постепенно приходил в себя — стыд растворялся в спокойном голосе водителя.        — Могу просто подбросить до дома, бесплатно, — предложил Дмитрий. – Вик, тебе надо что-то решать с женой. Ты зашьешься. Мне не сложно было приехать, но в этом нет никакого смысла. Если ты трахнешь сегодня кого-нибудь из моих мальчиков, тебе, возможно, полегчает на день-другой, но завтра ты опять можешь случайно промахнуться, и что дальше? Тебе нужно либо сменить работу, вернуться на должность пониже, либо уходить от жены.        — Да какой толк уходить от жены?! — разозлился Виктор. Его удивляла настойчивость Дмитрия в этом вопросе — при таком занятии настаивать на честности в отношениях клиентов? Сутенер-инквизитор он, что ли?        — Вик, я тебе скажу прямо, как думаю, потому что если не я, то, наверное, никто тебе этого никогда не скажет, — вздохнул Дмитрий, выворачивая на оживленное шоссе. Они поехали немного быстрее. — Сколько я тебя знаю, ты мечешься из стороны в сторону. Тебе нравится работа, нравится жена, всё нравится, только вот, не пойми меня неправильно, но это полная херня. Я часто общаюсь с людьми, такая уж у меня работа, и часто говорю с ними о личном, и вот за все время я от тебя не услышал ничего личного. Тебе как будто все время стыдно, что ли.       Виктор промолчал, он почувствовал, почти физически, пощечину. Неужели так заметно, что на самом деле творится у него в душе?        — Я не лез в твои дела, пока у тебя все было в порядке, но теперь это уже ни в какие рамки. Ты звонишь мне и назначаешь срочную встречу второй раз за месяц. Помнишь, мы договаривались — только в критическом случае? Второй раз за месяц у тебя все настолько плохо, что ты идешь не к жене, не к проституткам, не к психологу, не к бутылке, а ко мне?       Виктор чувствовал, что с него снимают скальп. Ему хотелось прервать Дмитрия, но он был уверен, что голос сорвется, и первой же репликой он выдаст себя, покажет, насколько тот прав в своих рассуждениях.        — Вик, тебе надо что-то радикально менять, ты не справляешься. Я бы мог качать из тебя деньги и дальше, но у меня нехорошее чувство, что если все останется, как сейчас, я увижу от тебя пару сотен на этой неделе, а потом прочту в газете, как один неплохой бухгалтер покончил с собой.       Они сворачивали с шоссе в спальный район. Виктор редко бывал в этой части столицы, он не представлял, куда они едут.        — Выходи, у меня тут квартира на всякий случай. Выходи-выходи, я тебя не съем, мне репутация дороже.       Вик вышел из машины и потащился вслед за Дмитрием к новенькой многоэтажке. Они поднялись на лифте, зашли в квартиру на верхнем этаже и прошли на кухню. Там Дмитрий достал из шкафа бутылку виски и поставил перед гостем.        — Пей, вычту из конвертика, — усмехнулся странный сутенер. — Пей-пей, из Ирландии, подарок.       Виктор отвинтил крышку, налил жидкость в бокал и принюхался — он пил очень редко, настолько редко, что не был уверен, осилит ли неразбавленный виски.        — Вик, я не заканчивал специальных курсов, но у меня богатая практика… Пей уже, не свалишься ты от такой дозы. Будет плохо, у меня полный шкаф медикаментов.       Виктор залпом выпил виски, скривился и начал шарить по столу в поисках закуски. Отыскал банан и зажевал сразу половину.        — Профессионал, — усмехнулся Дмитрий. – Вик, ты мне нравишься. У меня редко бывают необычные клиенты, и ты один из них. Чаще всего от меня требуется просто показать возможность безнаказанно трахать мальчиков, но у тебя в голове что-то крутится в противоположную сторону. Слышал я одну историю про тебя: так паренек впечатлился, что решил уточнить, все ли нормально прошло — рассказал, как ты разрыдался в процессе. Так вот, Вик, это ненормально. К шлюхам идут, чтобы честно получить за деньги чужую задницу. Ты даешь им деньги, они дают тебе то, что тебе нужно. У меня ощущение, что ты отдаешь им не только деньги. Так что давай, собирай мысли в кучу и вываливай, что у тебя в голове.        — А почему ты не работаешь? — спросил Вик, ощущая в голове непривычную легкость. Алкоголь подействовал мгновенно.        — Я работаю, — нахмурился Дмитрий. — Моя работа заключается в том, чтобы свести покупателя с товаром, а потом спокойно развести их по углам.        — Ну, а у тебя кто-нибудь есть? Жена, там, или муж? — Виктор глупо хихикнул.        — Пить ты действительно не умеешь, не соврал, — вздохнул Дмитрий. – Нет, у меня нет ни жены, ни мужа, ни детей. С моим образом жизни мне это как-то не нужно.        — Каждый день бесплатные мальчики? — снова захихикал Виктор.        — Вот я не пойму, на что конкретно ты нарываешься, но у меня устойчивое ощущение, что тебе от меня, от меня лично, что-то нужно. Был бы ты другим человеком, я бы решил, что ты крутишь передо мной задницей.       Виктор, ощущая легкость и свободу, развязно улыбнулся в ответ и начал снимать с себя пиджак.        — Так-так-так, все, стоп! — строго оборвал его Дмитрий. — Какого хрена ты творишь?        — Я же говорил, — расхохотался Вик, — вся сумма за один раз, — и продолжил раздеваться.       Дмитрий попытался воспрепятствовать пьяному стриптизу, но гость, вероятно, того и ждал — подловил момент, когда хозяин дома окажется максимально близко, схватил за плечи, подтянулся к уху и прошептал тихо-тихо, на грани слышимости.        — Трахни меня.       Дмитрий отстранил гостя и внимательно посмотрел в глаза. Долго молчал, разглядывая, и, наконец, кивнул:        — Один раз, вся сумма. Иди в душ.       В душе Виктор частично пришел в себя. Даже понял, что зашел в кабинку в одежде. Рубашка липла, носки противно хлюпали — он стянул с себя вещи и понял трезвой частичкой сознания, что не сможет сегодня вернуться к жене. Вместо ожидаемого ужаса это принесло ему тонны облегчения.       Дмитрий вытаскивал его из душа силой — Вик почему-то решил, что хорошей идеей будет прямо сейчас помыть голову.        — Пить я тебе больше не дам, — резюмировал мужчина, пытаясь вытереть мокрые волосы гостя. — Иди в комнату.       Виктор завалился в комнату, нашел взглядом кровать и рухнул на нее — у него словно выросли крылья. Не придется идти домой, не нужно будет снова врать. По крайней мере, эта ночь будет честной, от начала и до конца. Дмитрий зашел в комнату, сжимая собственную одежду в одной руке, бросил ее на край кровати и лег на гостя без предисловий, прелюдий, разговоров по душам и кокетства.        — Больно ведь будет, — усмехнулся он, доставая с тумбочки банку смазки.        — Плевать, — расхохотался Вик, ему никогда не было так легко, как сейчас.       Нежничать Дмитрий не стал и после несостоявшейся прелюдии, не стал даже дожидаться, пока нагреется в ладони скользкий гель. Виктор прикусил губы от боли и выгнулся, но непривычное ощущение внутренней свободы отстраняло боль на задний план.        — Кричи, раз хочется, — снова усмехнулся Дмитрий. Виктор подумал, что у того в голове есть некая идея, какой-то план, но, несмотря на все свои опасения, он не мог заставить себя думать трезво. Поэтому просто закричал, когда боль усилилась, и застонал от удовольствия, когда к боли примешалось совершенно незнакомое чувство наслаждения.       Вик предполагал, что прошла вечность — каждое мгновение растягивалось от боли до предела, каждая секунда казалась часом. Вместе с наслаждением он чувствовал поселившееся в сердце спокойствие, с каждым движением любовника погружался все дальше в себя.        — Глубже, — прошептал он, вспоминая, как эта же фраза заводила его в мальчиках из подвала.       Приходить в себя после тонкого, яркого экстаза было приятно. Знать, что тебе не нужно сейчас же уйти, лежать в постели человека, который точно знает, чего хочет сам, и прекрасно понимает, чего хочешь ты. Вик довольно улыбался, когда услышал странные гудки — так бывает, когда «на том конце» повесили трубку. Он дернулся, рывком сел на кровати и стал оглядываться.        — Ложись, — сказал Дмитрий, хотя у Виктора эта интонация ассоциировалась исключительно со словом «приказал». Вик лег, удивленно глядя на любовника. — Молчи и слушай. Ты завалился ко мне с конкретной целью — отдаться, максимально, так, как только это возможно. И заплатил за это всем, что у тебя было. Мне сорок, я в этой каше варюсь с восемнадцати лет. Я прекрасно понял, что тебе нужно, пытался отговорить, пытался найти альтернативы, но они были тебе не нужны. Так что я взял то, что ты предложил мне. Твой первый раз, — Дмитрий довольно улыбнулся, — слышала твоя жена. Я позвонил ей и обрисовал ситуацию в общих чертах, но она отказывалась верить, так что пришлось положить телефон поближе, — он кивнул на ворох одежды.       Виктор почувствовал, что перед глазами сверкают искры. Сердце пыталось выпрыгнуть из груди. Ему снова стало чудовищно стыдно.        — Ты больше не вернешься туда, — продолжил Дмитрий. — Самое необходимое я заберу сам. Теперь у тебя на выбор есть два варианта. Первый — ты сейчас одеваешься, вызываешь такси и едешь назад, забрав с собой свой конвертик, потому что я ошибся и понял тебя неправильно. Мы больше никогда не встречаемся, ты забываешь мой номер. Второй — ты остаешься и принадлежишь мне. Не будет никаких мальчиков, не будет клубов, не будет никаких развлечений, кроме тех, которые я предложу тебе. Деньги остаются у меня, это будет депозит на твой развод. Я уже предлагал это, но ты вцепился в свой стыд двумя руками, так что виски и разговор с женой, пусть даже такой странный, были единственным выходом.       Вик не мог произнести вслух ни слова, но колоссальный груз на сердце, наконец, растворился. Исчез, будто и не было. Он закрыл глаза и лег поудобнее.        — Хороший выбор, — Дмитрий наклонился и поцеловал любовника в висок. — Ты не пожалеешь.