Ожидание

В захолустной таверне за стенами большого города было почти пусто. То ли еда и напитки, подаваемые здесь, далеки от идеала, то ли все завсегдатаи уже превратились в ходячих мертвецов и рыщут не в поисках дешевого алкоголя и развлечений. Лишь за самым дальним от двери столиком сидел широкоплечий мужчина в кольчуге. У его ног валялся щит, а к стене прислонено копье средней длины. Страж хмурил густые брови и смотрел невидящим взглядом в полупустую тарелку. В голову лезли мысли, очень далекие от радостных и счастливых. Он ждал своих спутников, а их все не было. Не было очень долго. Вдруг на них напали? Ходячие мертвецы, ядовитые пауки или сороконожки, бергесты. Да разбойники, в конце концов. Вдруг их окружили и они сейчас где-то лежат: раненные, в грязи, совсем без сил, без шанса на спасение. И думают, почему Брон не спешит к ним на помощь, почему он сидит в трактире и жрет, пока они медленно и бесславно умирают? Брон кинул деревянную ложку в тарелку и стал судорожно сжимать и разжимать кулак. Нет ничего хуже бездействия. Но это бездействие становится еще более невыносимым, когда ты еще и не знаешь, что происходит. За окном завывал ветер. Завывал как отчаявшийся человек, ощущающий на своей шее пронизывающее холодом дыхание Смерти. Совсем как в день, когда страж встретил на своем пути двоих. Рубящихся так, словно от этого не зависела их жизнь, словно они искренне получали от этой бойни удовольствие. Окруженные, они слились с обстановкой и меньше всего на свете желали конца этой пляски Жизни перед Смертью. Да, некоторые люди получают удовольствие, ощущая за спиной крылья беспощадной госпожи. И эти двое явно были одними из них. Ассасин и амазонка. Смерть на кончике стрелы, не знающей сомнений. Смерть в клинке, покрытом ядом и не знающем милосердия. Брон знал о них очень не много. Кроме того, что они очень разные, что Карфаген самый бесчестный из смертных, что Эльза всегда держит слово. Что вместе они не могут жить спокойно, и Карфаген единственный, кто может довести амазонку до слез, что Эльза не раз оставляла его, отворачивалась, когда он был на волоске от гибели. И все равно что-то держало их вместе. То ли это был Норлихт, скрепивший их уродливые в неправильности узы непробиваемым льдом, то ли боги, глумящиеся над страданием двух неподходящих друг другу людей, либо же сама Смерть, имя которой невозможно не вспоминать, когда говоришь об этих двоих. Смерть. Благодаря этому слову, мелькающему у амазонки с ассасином, вспоминается еще один персонаж. Ведьма Бенитоита, маленькая, хрупкая, невесомо парящая над землей. Грешница, которую Брон знал очень давно, хоть и не так хорошо, как хотелось бы. Когда-то давно, когда он еще служил одному барону, ему было приказано убить ведьму в самой дальней деревне. Брону рассказывали, как она травит скот, как насылает на людей болезни. Губами ловит капающую с неба кровь, копается в трупах, утопает в разврате. И страж как можно скорее отправился в путь, представляя сцены в окровавленной деревне одна страшнее другой. Мол, нет живых больше, только проклятая грешница кружится в кровавом месиве да смеется хрипло и зло. Когда же он приехал в деревню, то не увидел ни одного убитого человека, лишь привязанного к столбу ребенка, покрытого засохшей кровью, и много чудовищ. Нелюдей, кидающих в невинное дитя камни и орущих о том, что такие, как она, должны мучиться вечно. Брон никогда не пожалеет, что не убил ее, что отпустил. Разве что... Он предполагал, что маленькая девочка Бенни убежит в другую деревню, далеко-далеко отсюда, начнет новую жизнь, в которой будет тщательно скрывать свои силы... Во второй раз он встретил уже не девочку Бенни, а ведьму Бенитоиту, считающую ненависть своим самым главным оружием. Вспоминая об оружии, Брон берется за кружку с мутным элем и осушает ее. Он бы осушил еще не одну кружку побольше этой, будь сейчас обладатель самого грозно выглядящего оружия в их компании рядом. Пролигул никогда не был прочь выпить. Обязательно чего-нибудь покрепче какого-то там эля. Варвар изнутри и снаружи, Пролигул постоянно повторяет одно и то же: "Я варвар, а не дикое животное для потехи". И, наверно, именно эти слова заставляют Брона раз за разом наблюдать за этой горой мышц и диву даваться. Где куриные мозги, где агрессия и ярость, где желание крушить и ломать все, что попадется на глаза? Неужели стереотипы настолько далеки от правды, что даже в драках чаще участвует мелкий, в общем-то, Карфаген, пока Лиг любовно точит свой топор, с которым он не расставался ни разу? Однако, стоит только начаться настоящему сражению, как страж каждый раз словно заново понимает, почему варваров чаще всего сравнивают с диким зверьем. В этом действии уже не остается места разуму, не остается места и пониманию происходящего. Только битва, только пульсация крови внутри и жизни, которые надо забрать. Брон встал со своего места и пошел в сторону выхода. Аккуратно открыл повидавшую все на свете дверь и выглянул наружу. Дождь шел совсем лениво, словно сомневается в том, что он нужен. И, глядя на пустынную землю, заброшенные огороды и сады, с дождем трудно не согласится - для кого он теперь нужен, когда живому места больше нет? В пределах видимости лишь одна фигура. Идущая медленно, вразвалочку, не видя перед собой ничего. Страж нахмурился и стал следить за фигурой внимательней. Обычно мертвецы не забирались так близко. Как бы не пришлось в скором времени отбиваться от мертвецов со стен Конхобарда... Брон не в первый раз встречался с этой ошибкой богов, но все никак не мог привыкнуть к тому, что жизнь стала достоянием не только живых. Внезапно фигура остановилась, а затем и вовсе упала. Брон не видел, что именно поразило нежить, но он знал, что это было. Потому и закрыл вновь дверь, вернулся на свое место и взглянул в свою тарелку. Есть больше совсем не хотелось. Дверь открылась резко, громко стукнувшись ручкой о стену. Рядом с копьем примостились длинный лук с колчаном стрел и гигантский топор. На стол упали два кинжала, а бледная рука положила еще и чей-то череп, украшенный множеством рун. - И где вы так долго пропадали? - спрашивает Брон, окидывая взглядом спутников, севших за стол. Карфаген, сняв капюшон и маску, уткнулся лбом о стол и, кажется, вот-вот готов был застонать. Скорее от голода, нежели от боли. Темные грязные волосы были собраны в маленький хвостик на затылке, чтоб не мешали, скорее всего. Рядом с ним села Эльза, хмуря тонкие брови и скрестив руки на пышной груди. Длинные рыжие косы, да и все одежда амазонки были покрыты грязью и прилипшими к ней листиками. Женщина старательно не смотрела в сторону ассасина, что давало понять: опять поссорились. Напротив Брона сидела Бенитоита, поглаживая бледной тонкой рукой черепушку, которую всегда таскала с собой. Ведьма, кажется, была опечалена чем-то и думала о чем-то своем. Удосужился ответить на вопрос лишь варвар. - Да стычка произошла. По дороге обратно дриаду встретили. Кажется, она нас за мертвяков приняла и давай по нам бить. Даже медведя призвала. Знаешь, давненько меня никто так не мутузил! - радостно проговорил Лиг, пребывающий в явной эйфории от встречи с кем-то, кого он не смог завалить. Товарищи, судя по всему, радости мужчины совсем не разделяли. Они все так же молчали и, судя по лицам, предпочли бы больше никогда не видеть приручительницу. Чего не сказать о Пролигуле: - В общем, в Верон она идет с нами, я уже с ней договорился! - продолжил он, расплываясь в счастливой улыбке, так не смотрящейся на его суровом лице. На этом даже Эльза забыла о своей обиде на Карфагена и отправила испепеляющий взгляд в сторону варвара.